4-й минно-торпедный авиационный полк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: #CCDDFF; background-color: #000000" colspan="2"> Районы боевых действий </td></tr>
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: #CCDDFF; background-color: #000000" colspan="2"> 4-й минно-торпедный Краснознамённый авиационный полк ВВС ВМФ </td></tr>
Награды:
Войска: ВВС ВМФ
Род войск: ВВС ВМФ
Формирование: 01.05.1938 г.
Расформирование (преобразование): 01.07.1960 г.
Предшественник: 109-я ТБАЭ, 26-я МТАЭ, 30-й КРАЭ 125-й МТАБ ВВС ТОФ
Преемник: нет
Советско-японская война:

4-й минно-торпедный Краснознамённый авиационный полк ВВС ВМФ  — воинская часть Военно-воздушных сил ВМФ, принимавшая участие в боевых действиях Советско-японской войны.





Наименования полка

Условное наименование - в/ч 49285

125-я минно-торпедная авиационная бригада

4-й минно-торпедный Краснознамённый авиационный полк

44-й минно-торпедный Краснознамённый авиационный полк

История полка

1 мая 1938 года, на основании Приказов НК ВМФ № 0036 от 20.08.1938 г. и Командующего ТОФ № 0047 от 20.06.1938 г., на базе 109-й ТБАЭ, 26-й МТАЭ и 30-й КРАЭ, входящих в состав 125-й МТАБ, был сформирован 4-й минно-торпедный авиационный полк, по штату №15/828-Б(2). На момент формирования полка три эскадрильи были вооружены самолётами ТБ-1 и ТБ-3 (которые постепенно передали в транспортную авиацию), Р-5, СБ и КР-6а. Управление полка и 1-я АЭ базировались на аэродроме Романовка (ТБ-1 и ТБ-3), 2-я АЭ (Р-5 и СБ) — на аэродроме Новонежино, и 3-я АЭ (КР-6а) — на аэродроме Суходол. Полк был правопреемником 125-й авиабригады и первое время пользовался реквизитами расформированной бригады.

25 июня 1938 года, на основании Приказа НК ВМФ № 0039, на Крымском аэродроме Евпатория для 4-го МТАП начала формироваться 4-я АЭ на самолётах ДБ-3. На её укомплектование выделялись экипажи минно-торпедной авиации от ВВС БФ, ТОФ и ЧФ, и к 10 сентября 1938 года формирование полка было завершено. В период с 10 сентября по 1 октября 1938 года экипажи эскадрильи производили отработку групповой слётанности на аэродроме Евпатория. Во второй половине 1938 года на вооружение полка поступили первые в Морской Авиации 12 серийных самолётов ДБ-3Т.

В течение первой половины 1939 года 4-й МТАП полностью перевооружился на самолёты ДБ-3Т, полученные с завода в г. Комсомольск-на-Амуре. Самолёты ТБ-3 из полка передали в 16-й ОТАО ВВС ТОФ, который базировался там же, в Романовке.

На инспекторской проверке НК ВМФ в 1940 году по минно-торпедной подготовке полк, единственным из частей МТА, получил положительную оценку (1-й МТАП ВВС БФ и 2-й МТАП ВВС ЧФ получили оценки «неудовлетворительно»). В этом году в составе полка имелось уже пять эскадрилий, существующих по штату № 030/162-Б.

С 12 мая 1941 года, на основании Приказа НК ВМФ № 0056 от 29.03.1941 г., 2-я и 5-я АЭ полка были расформированы, а их личный состав и авиатехника обращены на формирование 1-й и 2-й МТАЭ 50-го ОСБАП ВВС ТОФ, с передислокацией на аэродром Новороссия.

18 июля 1941 года, Приказом НК ВМФ № 00161 от 30.06.1941 г., в составе полка были восстановлены 2-я и 5-я АЭ по штату №30/145-Б. Всего в полку на тот момент имелось 47 самолётов ДБ-3Т (40 исправных) и 38 экипажей. В августе 1941 года было проведено лётно-тактическое учение, в ходе которого полк наносил бомбовый удар по самолётам противника на условном аэродроме в районе оз. Ханка, а в середине сентября — по нанесению бомбового удара по железнодорожной станции.

10 августа 1941 года, на основании Постановления Военного совета ТОФ № 11/00432 от 05.08.1941 г., для расширения зоны действия полка и ведения разведки в Татарском проливе, авиазвено самолётов ДБ-3Т из 3-й АЭ было перебазировано на оперативный аэродром Великая Кема. Там звено находилось вплоть до конца декабря. В середине октября 1941 года экипажи эскадрильи капитана Н.М.Черняева перегнали самолёты ДБ-3 на Черноморский флот. На самолёте командира звена лейтенанта М. Буркина летел пассажиром вновь назначенный командующим ВВС ЧФ генерал-майор авиации Н.А.Остряков. Там экипажи совершили по несколько боевых вылетов, а три из них, по просьбе Н.А.Острякова, были оставлены во 2-м МТАП.

18 января 1942 года 9 экипажей, под командованием капитана Г. Д. Поповича, были направлены в состав ВВС воюющих флотов. Экипажи получили новые самолёты ДБ-3Ф на авиазаводе в Иркутске и через Красноярск вылетели на Москву.

В феврале 1942 года Приказом НК ВМФ № 0042 от 18.02.1942 г. полк был преобразован в трёхэскадрильный, по штату №030/264. К этому времени две его эскадрильи перевооружились на самолёты ДБ-3Ф .

2 марта 1942 года авиагруппа, убывшая на запад, приземлилась на одном из подмосковных аэродромов. Там экипажи разделили: 6 ДБ-3ф направлялись на Северный флот в состав 2-го гв. САП, а 3 ДБ-3ф первоначально были направлены в 35-й МТАП ВВС СФ, формируемый в это время на базе 1-го запасного авиационного полка ВВС ВМФ, затем в июне их передали в 36-й МТАП ВВС ЧФ.

В феврале 1943 г., на основании циркуляра НШ ТОФ № 04 от 04.01.1943 г., в связи с ремонтом аэродрома Романовка, управление, 2-я и 3-я АЭ полка были перебазированы на аэродром Новороссия, 16 марта 1-я АЭ была перебазирована на аэродром Шкотовский перевал. 30 декабря 1943 года 2-я и 3-я АЭ были перебазированы с аэродрома Новороссия на аэродром Новонежино.

20 января 1944 года управление 4-го МТАП было передислоцировано с аэродрома Новороссия в Романовку. 9 мая 1944 года полку было вручено Боевое Знамя части (Грамота Президиума Верховного Совета к Знамени была вручена только спустя почти полтора года — 4 сентября 1945 г.). 15 сентября 1944 года, в связи с окончанием ремонта на основном аэродроме, 1-я АЭ — с аэр. Шкотовский перевал, 2-я и 3-я АЭ — с аэр. Новонежино, были перебазированы на аэродром Романовка. Приказом НК ВМФ № 00257 от 29.12.1944 г. и Приказом Командующего ТОФ № 0010 от 24.01.1945 г. был установлен годовой праздник части — 1 мая.

По состоянию на 9 августа 1945 года, к началу войны с Японией, в составе полка имелось 12 самолётов ДБ-3 (11 исправных), 24/23 Ил-4 и 34 боеготовых экипажа. Боевые вылеты по своему прямому предназначению полк начал выполнять в первый же день войны.

Боевые действия полка

Днём 9 августа 1945 года 2 Ил-4 полка нанесли торпедный удар по кораблям противника в Японском море. Из этого вылета не вернулся один Ил-4, пилотируемый лейтенантом Геннадием Ивановичем Швецовым (штурман — младший лейтенант Михаил Иванович Панкратов). В ночь с 9 на 10 августа 1945 года 19 Ил-4 произвели бомбометание по транспортам в северокорейском порту Расин.

Днём 10 августа 1945 года 9 Ил-4 4-го МТАП и 4 ДБ-3Т 49-го МТАП, под прикрытием 6 истребителей Як-9 из 38-го ИАП, нанесли торпедные удары по кораблям и судам противника в районе м. Казакова и м. Болтина. При выполнении задания полк потерял Ил-4 лейтенанта Григория Даниловича Ильяшенко. Экипаж самолёта (лётчик Г.Д.Ильяшенко, штурман Борис Тимофеевич Полынов, ВСР мл. сержант Алексей Гаврилович Сазонов, ВСР сержант Пётр Карпович Василенко) спасся на надувной лодке после приводнения и попал в плен к японцам. Вскоре он был освобождён американцами в сеульской тюрьме. 14 сентября командиру экипажа лейтенанту Г.Д.Ильяшенко было присвоено звание Героя Советского Союза.

10 августа 1945 года экипажи полка действовали совместно с экипажами 49-го МТАП и экипажами управления дивизии по поиску и торпедированию надводных целей в акватории Японского моря.

Вскоре, в связи с тем, что целей для торпедоносцев в Японском море не осталось, экипажи полка были перенацелены на действия по береговым объектам противника. Так, 16 августа 1945 года 16 Ил-4 4-го МТАП наносили удар по железнодорожной станции Сейсин.

14 сентября 1945 года, Указом Президиума Верховного Совета СССР и на основании Приказа НК ВМФ № 0519 от 25.09.1945 г., «за образцовое выполнение боевых заданий командования в борьбе с японскими империалистами», 4-й МТАП был награждён орденом Красного Знамени.

Послевоенное время

25 декабря 1946 года, на основании циркуляра НГШ ВМС № 0015 от 16.11.1946 г., 4-й МТАП был переведён на штат №30/627 и переименован в 44-й минно-торпедный авиационный полк.

15 декабря 1947 г., на основании циркуляра НГШ ВМС № 0036 от 07.10.1947 г., 44-й МТАП переводится на единую с ВВС Советской Армии четырёхэскадрильную структуру (на штат №98/705), а в 1949 г. он вновь вернулся к испытанной временем трёхэскадрильной структуре.

В сентябре и октябре 1952 года 44-й МТАП приступил к переучиванию сразу на два типа реактивных торпедоносцев — Ту-14Т и Ил-28Т. В связи с тем, что грунтовая ВПП аэродрома Романовка не могла обеспечить взлёт и посадку новых реактивных самолётов, с 15 ноября 1952 г., на основании Директивы начальника ГОУ МГШ № Орг/8/23019 от 14.08.1952 г., полк был передислоцирован с аэродрома Романовка на аэродром Западные Кневичи, где к тому времени была построена бетонная полоса. Фактически, полк перебазировался к новому месту дислокации только вначале 1953 года.

В апреле 1953 г. полк получил самолёты Ту-14Т из 567-го гв. МТАП ВВС 5-го ВМФ.

30 августа 1956 года в состав 44-го МТАП были переданы самолёты Ил-28П, оснащённые аппаратурой постановки помех, из расформированного 37-го ОАРО СпН.

С 1 февраля 1957 г., в соответствии с Директивой ГК ВМФ №ОМУ/4/30250 от 20.07.1957 г., 44-й МТАП был переведён со штата 98/316 на штат № 15/720-Б и стал числиться полком первой линии. В составе полка, кроме Ил-28П имелись самолёты Ил-14, оборудованные аппаратурой помех СПС-1 и СПС-2.

1 июля 1960 года, в рамках «дальнейшего значительного сокращения ВС СССР», на основании Директивы ГШ ВМФ № ОМУ/13030 от 27.03.1960 г., 44-й МТАП, содержащийся по штату № 15/720-Б, был расформирован.

Командиры полка

В.А. Шестаков (1938-1940 гг.), В.А. Семёнов (1940г.), Н.Н.Ведмеденко (в 1941 г. — май 1942 г., снят), М.П.Казаков (июнь 1942 г. — сентябрь 1943 г.), Н.М.Черняев (1943-1945 гг.), Д.В.Хибин (1949 — 1950 гг.), Н.С.Елисеев (1948-1951 гг.), С.С.Кирьянов (1951 — 1953 гг.), М.К.Соломинов (1953-1955 гг., снят), ГСС А.В.Пресняков (1954-1956 гг.), С.С. Сафронов (1955 — 1956 гг.), Н.С.Большаков (1956-1960 гг.)

Авиатехника полка в разные годы

ТБ-1, ТБ-3, Р-5, КР-6а, ДБ-3Б, ДБ-3Т, Ил-4Т, Ил-28Т, Ил-28П, Ту-14Т, Ил-14П, У-2.

Авиационные происшествия

9 июля 1941 года, самолёт У-2, пилотируемый заместителем командира полка капитаном Иваном Степановичем Тишиным, при выполнении маршрутного полёта врезался в деревья в долине Широкая Падь, 16 км севернее с. Кневичи, Лётчик остался невредим, обломки самолёта сожгла поисковая группа полка.

18 июля 1941 г., днём, в ПМУ, произошла катастрофа самолёта ДБ-3Б, пилотируемого командиром звена 3-й АЭ лейтенантом Евгением Сергеевичем Владимировым. На взлёте с аэродрома Романовка с торпедой самолёт не смог набрать нужную высоту и врезался в сопку 149 м. Самолёт разрушился, лётчик Владимиров и штурман звена лейтенант Николай Лукьянович Степанов погибли. Стрелок-радист старшина Дмитрий Абрамович Сафонов получил ранения и выжил.

23 сентября 1941 года, при заходе на посадку на аэр. Шкотовский Перевал, без вести пропал самолёт ДБ-3ф с экипажем в составе командира звена 4-й АЭ ст. лейтенанта Михаила Ивановича Стрелкова и штурмана звена ст. лейтенанта Петра Степановича Шабана ((фамилии воздушного стрелка и стрелка-радиста требуют уточнения)).

25 апреля 1942 г., днём, при выполнении аэродромных полётов по кругу, лётчик самолёта ДБ-3 — заместитель командира полка майор Алексей Романович Власенков самовольно начал выполнять глубокие виражи и скольжение, допустил потерю скорости. Самолёт перешёл в пике, ударился о землю, перевернулся и сгорел со всем экипажем в 5 км северо-западнее д. Речица (район полигона).

11 мая 1942 г., днём, при рулении на земле, произошло столкновение двух самолётов ДБ-3, пилотируемых мл. лейтенантом Ивановым и мл. лейтенантом Тарасовым. Один самолёт получил повреждения, а второй разрушился; при этом ВСР самолёта Иванова — сержант Николай Тимофеевич Биссаров, погиб. За эту катастрофу командир полка подполковник Н. Н. Ведмеденко был снят с должности.

2 сентября 1942 года, при взлёте ночью, на высоте 3 м, лётчик самолёта ДБ-3 1-й АЭ мл. лейтенант Алексей Иванович Иванов принял неправильное решение убрать газ. Самолёт зацепил стоящий трактор, снёс у одного дома крышу, врезался в другой дом и загорелся. Экипаж самолёта, в составе лётчика И. А. Иванова, лётчика-инструктора — заместителя командира полка ст. лейтенанта Петра Матвеевича Стручкова и стрелка-радиста Хазеева, погиб.

23 марта 1944 г., днём, в СМУ, при выполнении тренировочного полёта над аэр. Романовка, через 15 минут после взлёта попал в снежный заряд самолёт У-2, пилотируемый лётчиком 2-й АЭ мл. лейтенантом Владимиром Васильевичем Трошенко, со штурманом мл. лейтенантом Иваном Афанасьевичем Бабичем. Пытаясь обойти заряд, лётчик стал маневрировать, пытаясь пробить облачность. Потерял ориентировку, вошёл в спираль и врезался в землю. Экипаж погиб.

23 августа 1944 г., днём, из-за ошибки лётчика в технике пилотирования, произошло сваливание самолёта ДБ-3ф, пилотируемого командиром звена 1-й АЭ ст. лейтенантом Александром Ивановичем Дударевым, с контролирующим командиром 1-й АЭ капитаном Фёдором Дмитриевичем Козыриным. Самолёт перешёл в левый крен, затем свалился в левый плоский штопор и упал на землю в 6 км севернее аэр. Шкотовский перевал. Кроме лётчиков, в самолёте погиб стрелок-краснофлотец Михаил Михайлович Орлов. Стрелок-радист самолёта мл. сержант Геннадий Александрович Сидельников спасся на парашюте.

4 января 1945 года произошла катастрофа самолёта ДБ-3, в составе экипажа которого были: лётчик мл. лейтенант В. Ф. Лашенов и штурман мл. лейтенант А. А. Сорокин.

29 июня 1953 года на аэр. Кневичи произошла катастрофа самолёта Ту-14, пилотируемого ст. лейтенантом А. Юрчиковым. На взлёте днём, в ПМУ, при высокой температуре наружного воздуха, самолёту не хватило полосы, и он упал после отрыва. Носовая часть самолёта отделилась, в результате чего погиб штурман лейтенант Алексей Порфирьевич Величко.

2 августа 1954 г., через 4 минуты после взлёта с аэр. Кневичи, потерпел катастрофу самолёт Ту-14 с экипажем: командир корабля старший лётчик капитан Владимир Михайлович Евсеенко, штурман корабля заместитель командира 3-й АЭ капитан Николай Иванович Данилов, ВСР Василий Николаевич Ковалёв. Самолёт упал на сопку в районе поселка Заводской (в точке 43°30″22.99″С — 132°21″6.54″В) и взорвался.

Напишите отзыв о статье "4-й минно-торпедный авиационный полк"

Литература

Левшов П.В., Болтенков Д.Е. Век в строю ВМФ: Авиация Военно-Морского Флота России (1910-2010). — Специальный выпуск альманаха "Тайфун" № 12. — СПб., 2012. — 768 с. — (Справочник).

Морозов М.Э. Морская торпедоносная авиация. Том 1 и Том 2. — СПб: «Галея Принт», 2006-2007. — 344, 416 с. ISBN 978-5-8172-0117-8

Ссылки

Отрывок, характеризующий 4-й минно-торпедный авиационный полк

В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.