40-я армия (СССР, 1979—1989)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «40-я Армия»)
Перейти к: навигация, поиск
40-я армия
40 А

Эмблема ВС
Годы существования

16 декабря 1979 года — 1989 год

Страна

СССР

Подчинение

командующему

Входит в

Туркестанского военного округа (ТуркВО), Ограниченного контингента советских войск в Республике Афганистан (ОКСВА)

Тип

Армия

Включает в себя

управление, части и соединения

Функция

Защита

Численность

объединения

Дислокация

ТуркВО, ДРА

Участие в

Оказание интернациональной помощи

Командиры
Известные командиры

См. Командующие

40-я армия (40 А, 40-я армия (общевойсковая) — объединение (армия) в составе Вооружённых Сил СССР. Входила в состав Ограниченного контингента советских войск в Республике Афганистан в период 1979 — 1989 годов.





Первое формирование

История создания

40-я армия (40 А) была сформирована в Туркестанском военном округе (ТуркВО) по директиве начальника Генерального штаба ВС СССР от 16 декабря 1979 года. Командующим армии был назначен генерал-лейтенант Ю. Тухаринов, первый заместитель командующего ТуркВО[1].

С 10 декабря 1979 года, по приказу Министра обороны СССР Д. Ф. Устинова, проводилось развёртывание и укомплектование частей и соединений ТуркВО и Среднеазиатского военного округа (САВО)[1].

12 декабря 1979 года на заседании Политбюро ЦК КПСС было принято окончательное решения о вводе советских войск в Афганистан[1].

Общая директива на укомплектование, развёртывание и приведение в боевую готовность не отдавалась, войска приводились в готовность и разворачивались отдельными распоряжениями командования после устных приказов Министра обороны СССР. Всего за три недели (до 31 декабря 1979 года) было отдано более 30 таких распоряжений[1].

Полевое управление (штаб) 40 А было развёрнуто в ТуркВО, управление 34-го смешанного авиационного корпуса (34 сак) — в САВО[1].

24 декабря 1979 года Министр обороны СССР Д. Ф. Устинов провёл совещание с руководящим составом Министерства обороны, где объявил о принятом решении ввести войска в Афганистан и подписал директиву № 312/12/001[1].

До 25 декабря 1979 было развернуто около 100 соединений и частей, армейский комплект частей боевого и тылового обеспечения. На доукомплектование было призвано из запаса более 50 000 человек из среднеазиатских республик и Казахстана, передано из народного хозяйства около 8 000 автомобилей и другой техники. Это было крупнейшее развёртывание в Среднеазиатском регионе за послевоенный период[1].

В ТуркВО было развёрнуто:

  • две мотострелковые дивизии: (5 гв. мсд в Кушке и 108 мсд в Термезе);
  • 353-я пушечная артиллерийская бригада (353 пабр)
  • 2-я зенитно-ракетная бригада (2 зрбр)
  • 56-я гв. десантно-штурмовая бригада (56 дшбр)
  • 103-й отдельный полк связи (103 опс)
  • 28-й армейский реактивный артиллерийский полк (28 реап)

а также части, соединения и учреждения специальных войск.

в САВО было развёрнуто[2]:

В состав авиации вошло два авиационных полка истребителей-бомбардировщиков (апиб) — 136-й и 217-й, 115-й гвардейский истребительный авиаполк (иап) и два отдельных вертолётных полка (овп) — 181-й и 280-й, 302-я отдельная вертолётная эскадрилья (овэ) при 5 гв. мсд, части авиационно-технического и аэродромного обеспечения[1].

В качестве резерва вводимой группировки были развёрнуты три дивизии (58-я мсд — в ТуркВО, 68-я мсд и 201-я мсд — в САВО)[1].

Также в группировку были включены: 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия (103-я вдд), 345-й гвардейский отдельный парашютно-десантный полк (345-й гв. опдп)[1].

Время перехода государственной границы между СССР и Афганистаном, было установлено в 15:00 московского времени 27 декабря 1979 года[1].

К моменту ввода 40-й армии на территории Афганистана уже находились советские части. Введённый в начале декабря, спецотряд ГРУ (так называемый «мусульманский батальон»), сформированный летом 1979 года для выполнения специальных задач, два батальона и 9-я рота 345-го гв. опдп (один из которых дислоцировался ещё с июля того же года, второй прибыл вместе с «мусульманским батальоном»)[1].

Ввод в Афганистан

Первой начала переправу 108-я мсд, целью которой был Кундуз. Утром 25 декабря 1979 года первым на территорию ДРА был переправлен 781-й отдельный разведывательный батальон 108-й мсд. Следом за ним переправился 4-й десантно-штурмовой батальон (4-й дшб) 56-й огдшбр, которому была поставлена задача по охране перевала Саланг. Воздушную границу Афганистана пересекли самолёты ВТА с десантом и боевой техникой на борту[1].

Из состава ВВС в Баграм перелетела авиационная эскадрилья (аэ) 115-го гв. иап, остальная авиация совершала полёты с аэродромов ТуркВО[1].

Штаб армии, 5-я гв. мсд, 56-я гв. дшбр (без одного батальона), 353-я артиллерийская бригада, 2-я зенитная ракетная бригада, 860-й омсп, 103-й отельный полк связи, 28-й реап, армейские части усиления и обеспечения оставались на территории Советского Союза[1].

Вечером 27 декабря 1979 года «мусульманский батальон» (154-й отдельный отряд специального назначения 1-го формирования) и специальные группы КГБ взяли штурмом дворец афганского лидера Амина на окраине Кабула, в ходе которого Амин был убит. В самом городе действовали подразделения 103-й гв. вдд, захватившие важные государственные и военные учреждения, и блокировавшие афганские части, дислоцируемые в Кабуле[1].

В ночь с 27 декабря по 28 декабря 1979 года в Афганистан вошла 5-я гв. мсд по маршруту Кушка — Шинданд. Утром 28 декабря 1979 года части 108-й мсд, перенацеленной на Кабул (кроме двух мсп, оставшихся под Кундузом и Пули-Хумри) вышли к афганской столице и полностью его блокировали[1][2].

Командный состав

Командующие

Члены Военного Совета

Заместители командующего

Начальник оперативного отдела

Состав

В составе 40-й Армии указаны соединения и воинские части с момента ввода и до окончательного вывода войск (без указания подразделений боевого и тылового обеспечения в составе дивизий)[2]. [www.soldat.ru/force/sssr/afganistan/perechen.html 2]

Части и соединения специальных войск (управления и боевого обеспечения)

Части и соединения специальных войск (тылового обеспечения)

  • 159-я отдельная дорожно-строительная бригада (в 1984 году переформирована в 58-ю оавтбр)
  • 58-я отдельная автомобильная бригада
  • 59-я армейская бригада материального обеспечения
  • 14-й отдельный трубопроводный батальон (14-й отпб), в 1982 году переформирован в 276-ю отдельную трубопроводную бригаду
  • 276-я отдельная трубопроводная бригада
  • 1461-й отдельный трубопроводный батальон (1461-й оптб), введён в 1984 году
  • 692-й отдельный дорожный батальон (692-й одб), в 1983 году вошёл в состав 278-ю дкбр, с переформированием в 692-й отдельный дорожно-комендантский батальон (692-й одкб).
  • 278-я дорожно-комендантская бригада [278-odkbr.ru/ 8]. При формировании включила в свой состав:
    • 692-й отдельный дорожно-комендантский батальон
    • 1083-й отдельный дорожно-комендантский батальон
    • 1084-й отдельный дорожно-комендантский батальон
  • 194-й Гвардейский Брянский Краснознамённый военно-транспортный авиационный полк имени Гастелло, базировался в Фергане, на вооружении самолёты Ан-12БП
  • 128-й гвардейский Ленинградский Краснознамённый военно-транспортный авиационный полк
  • 930-й Комсомольский Трансильванский Краснознамённый военно-транспортный авиационный полк
  • 50-й отдельный ордена Красной звезды смешанный авиационный полк. 50-й осап кроме эскадрилий транспортных самолётов имел в своём составе вертолётные эскадрильи и участвовал непосредственно в боевых действиях по уничтожению противника. [www.ctv.by/tvprogram/~news=40082 16]
  • 342-е управление инженерных работ — соединение военно-строительных частей, сформированное для создания военной инфраструктуры. Организационно включало в свой состав две строительные роты, девять батальонов — шесть военно-строительных, два электро-технических и один сантехнический:
    • 2017-й отдельный строительно-монтажный батальон
    • 2018-й отдельный строительно-монтажный батальон
    • 2137-й отдельный строительно-монтажный батальон
    • 1110-й отдельный военно-строительный батальон
    • 1112-й отдельный военно-строительный батальон
    • 1630-й отдельный военно-строительный батальон
    • 1705-й отдельный военно-строительный батальон
    • 1707-й отдельный военно-строительный батальон
    • 1708-й отдельный военно-строительный батальон
    • 773-я отдельная военно-строительная рота
    • 774-я отдельная военно-строительная рота

Части и учреждения медицинского обеспечения

Руководство деятельностью медицинских частей и учреждений 40-й Армии осуществляли:

Для оказания специализированной и квалифицированной медицинской помощи раненым и больным было развернуто
  • г. Кабул — 650-й центральный военный госпиталь 40-й армии на 400 коек;
  • 743-й военный полевой инфекционный госпиталь на 500 коек, с 24.01.84 г. по 10.01.89 г.;
  • Гарнизонная военная поликлиника;
  • Стоматологическая военная поликлиника;
  • Санитарно-противоэпидемический отряд (СЭО);
  • Судебно-медицинская лаборатория (СМЛ);
  • Станция переливания крови (СПК);
  • Патологоанатомическая (ПАЛ);
  • Научно-исследовательская лаборатория (НИЛ);
  • г. Баграм — инфекционный госпиталь на 400 коек;
  • 952-й реабилитационный центр для выздоравливающих, с 1984 по 1988 гг.;
  • 100-й отдельный медицинский санитарный батальон 108 мсд;
  • г. Джелалабад — инфекционный госпиталь особо опасных инфекций на 200 коек;
  • г. Пули-Хумри — гарнизонный военный госпиталь на 200 коек;
  • г. Кандагар — военный госпиталь на 175 коек;
  • г. Шинданд — гарнизонный военный госпиталь на 300 коек;
  • филиал станции переливания крови (СПК);
  • г. Кундуз — санитарно-эпидемиологический отряд (СЭО);
  • инфекционный госпиталь на 150 коек.

Медицинское обеспечение гарнизонов г. Кундуз и г. Кандагар осуществлялось соответственно на базе 99-го отдельного медико-санитарного батальона 201-й мотострелковой дивизии и медицинской роты 70-й отдельной мотострелковой бригады. В гарнизоне г. Файзабад медицинское обеспечение осуществлялось на базе медицинской роты 860-го отдельного мотострелкового полка. В гарнизоне г. Гардез медицинское обеспечение осуществлялось на базе медицинской роты 56-й отдельной десантно-штурмовой бригады. В полках ВВС, в составе ОБАТО были развёрнуты медицинские пункты со штатными лазаретами на 25 коек.

Эвакуация в близлежащие медицинские учреждения осуществлялась наземным способом. Для эвакуации раненых и больных по воздуху использовалось 8 вертолётов Ми-8 «Биссектриса» и 2 самолёта Ан-26 «Спасатель» Полковые медицинские пункты (ПМП) часто не использовались, раненые из медицинских пунктов полков и батальонов эвакуировались непосредственно в отдельные медицинские батальоны дивизий или в армейские госпитали. Во время крупных наступательных операций советских войск, 90 % раненых немедленно эвакуировались вертолётами (74 % в 1981 году, 94,4 % в 1987). В 1980 году, 48 % раненых было эвакуировано в ОМедБ дивизий или армейские госпитали в течение трёх часов после ранения.

Для обеспечения медицинским имуществом и техникой были развернуты
  • Медицинские склады в составе Перевалочных баз:
  • на Кабульском направлении Хайратон (Уч-Кизыл);
  • на Гератском направлении Турагунди (Кушка);
  • 1474-й медицинский склад 59 абрмо в Пули-Хумри;
  • Медицинский склад (гарнизонный) Кабул;
  • Медицинский склад (гарнизонный) Герат;
  • Мастерская по ремонту медицинской техники Кабул;

Обеспечение медицинским кислородом осуществлялось за счёт АКДС-70М ВВС 40-й Армии Подача медицинского имущества на медицинские склады осуществлялась, за исключением Кабульского, автомобильным транспортом. На медицинский склад г. Кабула медицинское имущество и малогабаритная медицинская техника поставлялась самолётами военно-транспортной авиации (ВТА) (Ил-76, Ан-12) Снабжение отдалённых гарнизонов осуществлялось самовывозом в составе колонн. Срочные доставки остро необходимого имущества осуществлялись вертолётами «Биссектрисы»

Вооружение, техника и снаряжение

Следует отметить, что Афганская война, после Великой Отечественной, для Советской Армии ВС СССР оказалась удобным полигоном для испытания вооружений и организационной структуры войск. На нём непосредственно представители советской оборонной промышленности и военные могли опробовать методы ведения войны и возможности вооружения.
До этого периода оценку боевых качеств военной техники, выпускаемой в СССР, можно было оценить только косвенно — по эксплуатации в дружественных государствах, в которые она поставлялась и использовалась в войнах (Арабо-Израильские конфликты, Вьетнамская война, Ирано-иракская война и т. д.). В течение всей Афганской войны происходила постоянная модернизация вооружения и переформирование воинских частей и соединений 40-й Армии в поисках оптимальных вариантов. Некоторыми примерами модернизации вооружения, на которые повлияли реалии Афганской войны, могут служить:

Также, получая боевой опыт непосредственно в воинских частях, военнослужащие проявляя собственную инициативу, начали использовать штатное вооружение вне рамок установленных служебными инструкциями и техническими руководствами.
Подобными примерами могут служить:

Непосредственно в Афганистане Советская Армия впервые за 40 послевоенных лет перешла к новому типу полевой формы, так называемой «афганке», взамен морально устаревших традиционного кителя с открытыми пуговицами, галифе и пилотки в летнем варианте и от шинели/бушлата с ватными штанами к двубортной куртке с меховым воротником и двухслойным штанам. Также в Афганистане впервые были опробованы сухие пайки для горных стрелков, новый тип заменителя крови (перфторан), походные фильтры для очистки питьевой воды и многое другое[2].

Танки в 40-й армии

Несмотря на наличие у южных границ СССР (в Туркестанском и Среднеазиатском военном округах) на начало 1980-х около 1000 современных танков Т-64 и Т-72 с автоматом заряжания и более мощной пушкой калибра 125-мм, костяк танкового парка 40-й Армии составили танки Т-55 и Т-62. Танки Т-64 в составе ОКСВА, были выведены из эксплуатации из-за проблем в работе двухтактного дизеля в условиях высокогорья[8].

Вопреки устоявшемуся ложному мнению, отсутствие более современных танков не было обусловлено отсутствием достаточного количества противотанковых средств и бронетехники у противника. Противоборствующая сторона, получала в достаточном количестве безоткатные орудия [otvaga2004.narod.ru/publ_w1/type78.htm «Тип 78»] китайского и 75-мм безоткатные орудия М20 американского производства, не говоря уже о насыщенности подразделений противника ручными противотанковыми гранатомётами РПГ-2/РПГ-7 и их аналогами китайского производства, а также крупнокалиберными пулемётами класса ДШК, которые противник успешно применял против легкобронированных целей (БТР, БМД, БМП, МТ-ЛБ и др.):

Благодаря зарубежной финансовой помощи, оппозиция постоянно наращивала свои противотанковые арсеналы. В 1984 году нормой считалось наличие одного РПГ на десять человек, безоткатного орудия, ДШК и 2-3 РПГ на группу из 25 человек, а на формирование из сотни бойцов полагалось четыре ДШК, пять БЗО (Безоткатное Орудие — сокр.) и десяток РПГ. Только за первую половину 1987 года подразделениями 40-й Армии было уничтожено или захвачено 580 пулемётов ДШК и зенитных горных установок, 238 безоткатных орудий, 483 противотанковых гранатомета. Если в 1983—1985 годах один РПГ-7 приходился на 10-12 боевиков, то в 1987 году — уже на 5-6 человек…"

— [otvaga2004.narod.ru/otvaga2004/wars0/page/1_afghan_5.htm Бронетанковая техника в Афганистане (1979-1989)]

Отказом военного руководства от использования более современных танков можно считать исключительно удачную конструкцию Т-55/Т-62 в вопросах надёжности, обслуживания и ремонта, а также оценку эффективности применения танков в горной местности, проверенную практикой:

Генерал-майор Ляховский, помощник руководителя Оперативной группы МО СССР в ДРА, вспоминал: «… танки …в большинстве случаев „не находили“ оперативного простора для своего применения, не могли обстреливать вершины гор, вязли в „зеленках“ и в бою часто становились бесполезными.»

Советские танкисты сделали в Афганистане все, что могли. Будь на месте Т-55 американские «Абрамсы» или немецкие «Леопарды», в партизанской войне они не добились бы большего. Характерно, что и во время операции 2001 года американцы не решились действовать в Афганистане сухопутной группировкой, предоставив грязную работу войскам антиталибской оппозиции, вооружённым советской техникой.

С технической точки зрения эти танки (Т-55/Т-62) показали себя неплохо. Отработанный в течение десятилетий четырёхтактный дизель вполне устойчиво работал и в горах, и в пустынях Афганистана. Мелкая пыль, которая была настоящим проклятием, достаточно быстро забивала сетки и циклоны воздухоочистителя, но его обслуживание не представляло особых трудностей.

Практически не было претензий и к вооружению танков — 100-мм и 115-мм осколочно-фугасные снаряды обладали достаточным действием на незащищённую живую силу, а бронированного противника в Афганистане, по существу, не было.

— [otvaga2004.narod.ru/otvaga2004/wars0/page/1_afghan_5.htm Бронетанковая техника в Афганистане (1979-1989)]

Реформирование штатной структуры

Следует отметить, что шаги по реформированию штатной структуры в 40-й Армии начались через два месяца после ввода войск:

Сторожевое охранение

ОКСВА отличались, от Групп Советских войск в других государствах одним важным фактором — порядком дислокации подразделений «линейных» полков. Если в ВС СССР в каждом артиллерийском, мотострелковом, танковом, парашютно-десантном полках или в мотострелковых и десантно-штурмовых бригадах все подразделения полка/бригады находились в пределах одного военного городка — то в ОКСВА, непосредственно в военном городке линейного полка/бригады, находилось только 40-50 % всех подразделений полка. Обычно это были Штаб полка и приданные ему подразделения (оркестр, комендантский взвод), подразделения боевого обеспечения (разведывательная рота, инженерно-сапёрная рота, рота химической защиты, рота связи), подразделения тылового обеспечения (ремонтная рота, рота материального обеспечения, медицинская рота) а также обычно первый и второй (по нумерации внутри полка) батальон или дивизион. Остальные подразделения были рассредоточены взводами (мотострелковыми/парашютно-десантными/десантно-штурмовыми) или артиллерийскими батареями по сторожевым заставам вместе со штатной боевой техникой[10].

Всего силами 40-й армии было создано 862 сторожевые заставы, на которых несли службу более 35 000 человек.

На 1 июля 1986 года в состав армии входило 133 батальона и дивизиона (не считая вспомогательные и тыловые подразделения и части). Из них 82 батальона (или 61,7 %) выполняли на созданных 862 сторожевых заставах охранные функции: 23 — охраняли коммуникации, 14 — аэродромы, 23 — различные военные и экономические объекты, 22 — населённые пункты и местные органы власти. К ведению активных боевых действий привлекался только 51 батальон.

А. Волков [www.rsva-ural.ru/library/mbook.php?id=63 40-я Армия: история создания, состав, изменение структуры]

К примеру, 2-й парашютно-десантный батальон 345-го отдельного Гвардейского парашютно-десантного полка дислоцированного в городе Баграме, находился за 50 километров от штаба полка в посёлке Анава, рассредоточенный взводами и отделениями по 20 сторожевым заставам охранявших выход из Панджшерского ущелья.

3-й парашютно-десантный батальон 317-го Гвардейского парашютно-десантного полка 103-й вдд дислоцировался заставами вокруг посёлка Шахджой, за 200 километров от штаба 317-го ПДП в Кабуле.
В 1074-м Артиллерийском Полку 108-й мсд, к примеру 3-я гаубичная батарея была дислоцирована как сторожевая застава на Южном Саланге в 100 километрах от штаба полка в Кабуле, 8-я гаубичная батарея дислоцировалась сторожевой заставой на главенствующей высоте над штабом 40-й армии, 7-я гаубичная батарея находилась в Шахджое в 200 километрах от штаба полка.

Некоторые линейные полки были практически полностью рассредоточены по сторожевым заставам — к примеру 682-й мотострелковый полк 108-й мсд после вывода из посёлка Руха весной 1988-го, был полностью рассредоточен по сторожевым заставам вдоль трассы Кабул — Хайратон и вокруг Чарикарской долины. Указанный порядок дислокации линейных частей был единственно возможной вынужденной мерой, дававшей командованию 40-й армии возможность постоянно контролировать как можно большие территории и участки дорог в условиях партизанской войны.

Ввиду того что подразделения рассредоточенные по сторожевым заставам не могли привлекаться для армейских операций, в них участвовали только те батальоны и дивизионы, которые находились непосредственно на территории военных городков. И поэтому когда в описании какой-либо армейской операции в афганской войне пишется об участии конкретного полка, следует понимать, что от этого полка привлекались силы общей численностью не более двух линейных батальонов/дивизионов.

Организация сторожевых застав [11]

Стандартное обустройство заставы сводилось к возведению каменных или глинобитных стен по всему периметру заставы. Минированию в несколько рядов осветительными и противопехотными минами всей прилегающей местности за исключением подъездных дорог. Оборудованию множества стационарных огневых точек для круговой обороны. Возведению защищённых от обстрелов жилых и служебных помещений для личного состава типа блиндажей или землянок. Оборудованию капониров для боевой техники и орудий.
Кроме штатного оружия в обязательном порядке добавлялось тяжёлое стрелковое вооружение как крупнокалиберный станковый пулемёт ДШК, НСВ или КПВ, автоматический станковый гранатомёт АГС-17 и иногда 82-мм миномёт «Поднос». В штат личного состава заставы добавлялся фельдшер, необязательный для штата мотострелкового (парашютно-десантного) взвода в пунктах постоянной дислокации. Сторожевые заставы на основных магистралях располагались с интервалом от 3 до 10 километров. У большинства застав наблюдение за окружающей местностью велось также с одного или двух выносных постов, которые могли располагаться на удалении до 500—700 метров от сторожевой заставы. Выносной пост представлял собой оборудованную позицию для круговой обороны для одного стрелкового отделения на 7-10 человек со всеми условиями для автономного проживания. Выносные Посты на дорогах и на доступной для боевой техники горной местности выставлялись вместе со штатной техникой стрелкового отделения — БТР или БМП в обязательно оборудованном капонире. В горной местности окопы вырубались в скальном грунте.

В истории афганской войны сторожевые заставы сыграли огромную роль. С помощью застав контролировалась все важные дороги и значительная территория страны. Заставы не только сдерживали неожиданные вылазки моджахедов на колонны советских войск. Личный состав застав посредством наблюдения за местностью (а в горах возможно оптическое наблюдение до 20-25 километров) и контакта с агентурой из местных жителей — предоставляли ценные разведывательные сведения.

Сторожевые заставы в «караванной войне»

Также Сторожевые заставы использовались разведывательными подразделениями, как перевалочные базы в «караванной войне» (широкомасштабные операции по уничтожению караванов с оружием в 1984—1988 годы). Разведчиков скрытно доставляли на грузовиках и в бронетехнике на заставы, маскируя происходящее под доставку грузов тыловиками. В дневное время разведчики находились в расположении заставы, чем не привлекали к себе внимание местных жителей, среди которых могли оказаться осведомители противника. А с наступлением темноты выдвигались на место проведения засадных операций на караванные тропы на удалении от 2 до 7 километров от заставы. С приближением рассвета разведчики возвращались на заставу. В случае соприкосновения с превосходящим противником, застава могла обеспечить огневую поддержку разведчикам. [www.vrazvedka.ru/wv2/index2.php?option=com_content&task=emailform&id=116&itemid=88888901 20]
На заставах расположенных вблизи главных караванных троп на востоке ДРА устанавливались наблюдательные посты с применением таких телеметрических спецсредств как 1К18 «Реалия-У». С помощью подобных устройств, происходило своевременное обнаружение караванов противника с последующим их уничтожением авиацией или артиллерией.

Условия службы на сторожевых заставах

Учитывая суровый климат Афганистана и изолированность личного состава застав — служба на них считалась очень тяжёлой физически и психологически. Если солдаты и офицеры служащие в расположении полка-бригады могли посетить магазин, клуб или библиотеку, участвовать в спортивных мероприятиях, читать свежую прессу — то солдаты и офицеры на заставах месяцами не видели ничего, кроме окружающей местности. Если в воинских частях расположенных на территории СССР, согласно служебным инструкциям — к службе в карауле военнослужащие допускались не чаще одного раза в неделю (за исключением Внутренних Войск МВД СССР и Пограничных Войск КГБ СССР) — то служба на сторожевых заставах фактически являлась каждодневной круглосуточной Караульной Службой в зоне боевых действий. Личный состав по полгода, а иногда и более года проводили в напряжённом режиме, ожидая нападения противника в любой момент, находясь на передовой партизанской войны. Подавляющая часть советских солдат, раненых и убитых снайперами моджахедов, служили на сторожевых заставах.[artofwar.ru/b/beshkarew_a_i/345_zastawy.shtml 19]

…Самое трудное это обыденность. Заместитель командира 6 пдр С. А. Подгорнов уже по прошествии стольких лет рассказывал своё состояние на 16 заставе. Как поднялся туда, так и спустился через год. «Иной раз хотелось в луну стрелять. Иногда днём уходил с заставы, хотя это категорически запрещалось, и бродил по соседним склонам. Не пугали ни мины, ни духи, ни наказание комбата. Наверно был бы рад, если бы меня отозвали в группировку чтобы отругать и наказать. Изо дня в день одни и те же лица, одни и те же события. И однообразные консервы. Знакомые до каждого камешка горы вокруг в мареве жары…»

Лапшин Ю. М. [artofwar.ru/b/beshkarew_a_i/345_zastawy.shtml На заставах в Панджшере]

В истории Афганской войны есть случай полного уничтожения противником советской Сторожевой Заставы со всем личным составом в ходе неравного боя и несколько случаев полного уничтожения Выносных Постов. С Выносными Постами обычно это происходило в ночное время по вине уснувших часовых. Последний трагический случай — август-1988 на дороге между городом Баграм и кишлаком Мирбачикот. Моджахедами вырезано 8 мотострелков на Выносном Посту от 682-го мотострелкового полка 108-й мсд.

На многих отдалённых заставах, из-за труднодоступности и сложности с тыловым обеспечением, существовал суровый солдатский быт без всяких излишеств, с полным отсутствием культурно-массовых мероприятий и с минимумом санитарных и продовольственных норм. К примеру, из-за опасности обстрела вертолётов, на горную сторожевую заставу № 32 от 108-й МСД, питьевая вода поднималась раз в два месяца в чулках от ОЗК всем личным составом 781-го отдельного разведывательного батальона дивизии на высоту 500 метров. Снабжение другой заставы — сторожевая застава № 19 108-й мсд, по недальновидности прежнего командования дивизии, оказавшейся глубоко в «чарикарской зелёнке» в тактически труднодоступном месте (лесостепная местность под городом Чарикар) — проводилось фактически в условиях боя, раз в три месяца, поочерёдно 781-м отдельным разведывательным батальоном либо мотострелковыми батальонами от линейных полков дивизии, под огневой поддержкой танкового батальона 177-го мотострелкового полка. Поэтому подобная сводная группировка из разведчиков и танкистов абсолютно справедливо называлась группой прорыва. [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=3073 21]
Эпизодически суровый быт и атмосфера на сторожевой заставе показаны в киноленте Фёдора Бондарчука 9-я рота.

Афганские учебки

К середине 1981-го года руководство ВС СССР осознало факт того что военное присутствие в Афганистане откладывается на неопределённый срок и столкнулось со следующей серьёзной проблемой. К этому времени у большинства военнослужащих срочной службы заканчивался двухгодичный срок службы и требовалась ротация личного состава. Стандартная программа боевой подготовки в учебных подразделениях ВС СССР, по результатам боестолкновений с противником, показала что она не отвечает всем требованиям ведения боевых действий в горной и пустынной местности.
Главными требованиями к военнослужащим срочной службы отправляемым в Афганистан являлась усиленная боевая подготовка и адаптация к сухому и жаркому климату Афганистана. В связи с этим с начала 1982-го года создаются специализированные учебные подразделения, называемые в среде военных термином афганская учебка, для рядового и сержантского состава, предназначенные для подготовки военнослужащих для ведения боевых действий на территории ДРА. Соответственно они назывались солдатскими и сержантскими учебками. Первые готовили на военно-учётные специальности рядового состава, вторые готовили командиров отделений/расчётов/экипажей. Подготовительный период в солдатских учебках длился 2 месяца. Но к весне 1984-го стало ясным что указанного срока даже при насыщенной программе обучения не хватает. Было принято решение увеличить срок подготовки до 3-х месяцев готовящих на стрелков. Для военнослужащих обучаемых на более сложные специальности такие ВУСы как заряжающий орудия танка, пулемётчик, номер орудийного расчёта, гранатомётчик и т. п. - срок обучения увеличили до 5-ти месяцев. С мая 1985-го подготовка всего молодого пополнения для 40-й Армии стала проводиться на территории СССР по 5-ти месячной программе.[12]
До создания афганских учебок, проблему с пополнением личного состава воинских частей 40-й Армии из которых выбывали военнослужащие по демобилизации, решали выборочной отправкой военнослужащих отслуживших более полугода, отбираемых по воинским частям по всей территории СССР, что создавало большие организационные проблемы.
Афганские учебки создавались преимущественно на территории ТуркВО и частично САВО, что позволяло произвести адаптацию военнослужащих к жаркому и сухому климату Афганистана. Основными местами сосредоточения афганских учебок, являлись гарнизоны городов Термез, Кушка и Мары. Что нашло отображение в военном фольклоре:

…Есть в Союзе три дыры: Термез, Кушка и Мары…

— [www.proza.ru/2012/03/11/1924 Виктор Куренёв. Звезда на лбу]

Причём Термез и Кушка расположены непосредственно у государственной границы с Афганистаном. От остальных учебных подразделений ВС СССР афганские учебки отличались более насыщенной боевой подготовкой и жёстким режимом. Основной упор в программе боевой подготовки в афганских учебках делался на огневую и тактическую подготовку. Для обучения привлекались офицеры и прапорщики получившие боевой опыт непосредственно на Афганской войне.
Но самым главным отличием афганских учебок от остальных учебных подразделений - являлась планомерная морально-психологическая усиленная подготовка. В обычных учебных подразделениях военнослужащих готовили теоретически к отпору вероятного противника СССР (государства-участники НАТО, КНР, Турция и т.д.). То военнослужащим в афганских учебках постоянно через стрессовые физические нагрузки и политзанятия доводилось, то что им предстоит участвовать в реальных боевых действиях со всеми возможными последствиями. На занятиях опытными офицерами доводились особенности менталитета населения Афганистана, их обычаи, основные правила поведения в исламском государстве, элементарные основы гигиены в условиях жаркого климата, тактика действия душманов, особенности несения боевого охранения в условиях партизанской войны и тд. и т.п.. Также военнослужащих обучали умеренному употреблению питьевой воды. Во всех афганских учебках было обязательным учебное тактическое занятие по захвату высоты "горка ваша - горка наша". Главной целью данного занятия являлось сплочение воинского коллектива для выполнения боевой задачи и получение навыков по скорому подъёму на возвышенности и преодоление различных типов склона, что являлось немаловажным фактором учитывая горный рельеф Афганистана. Программа боевой подготовки постоянно корректировалась с ходом Афганской войны. То есть солдат попавший на обучение в афганскую учебку, к концу срока обучения примерно осозновал с чем ему предстоит столкнуться, и был физически, морально и психологически готов к предстоящим трудностям.
Приблизительное описание атмосферы и режима царивших в афганских учебках - показано в фильме «9-я Рота».
Рядовой состав для частей воздушно-десантных и десантно-штурмовых войск 40-й Армии готовился в 387-й учебном отдельном парашютно-десантном полку. Для этой цели в 1982-м он был выведен из состава 104-й гв. вдд и передислоцирован из г.Кировабад ЗакВО в г.Фергана ТуркВО. В кинематографе, в фильме «9-я Рота» под учебной частью подразумевается именно 387 оупдп.

…На основании директивы Генерального штаба от 13 мая 1982 года полк был выведен из состава 104-й гв вдд, и передислоцирован в Фергану Узбекской ССР (ТуркВО) и переформирован в 387-й отдельный парашютно-десантный полк (подготовки молодого пополнения для воздушно-десантных и десантно-штурмовых частей и соединений, действующих в Афганистане)...

— [www.proza.ru/2012/11/25/367 Алексей Суконкин. Десант страны советов]

Рядовой состав для частей специального назначения с 1985-го готовился в 467-м отдельном учебном полку специального назначения, дислоцированный в г.Чирчик. [www.beeznez.com/2008-05-20-18-16-20/2008-05-21-13-13-50/1116-2009-02-06-04-28-00 23]

См. также

Напишите отзыв о статье "40-я армия (СССР, 1979—1989)"

Литература

  • Феськов В. И., Калашников К. А., Голиков В. И. Советская Армия в годы «холодной войны» (1945—1991)

АН-12 в Кандагаре был точно сбит 11 июля 1985 года. Лично присутствовал при разборе.

Ссылки

  • Суконкин Алексей Сергеевич [artofwar.ru/s/sukonkin_a_s/text_0130-1.shtml Части и соединения 40-й армии]
  • [artofwar.ru/b/beshkarew_a_i/perechenx.shtml Афганистан. Перечень воинских частей Ограниченного Контингента (40-я армия)], ArtOfWar

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 [www.rsva-ural.ru/library/mbook.php?id=63 — 40-я Армия: история создания, состав, изменение структуры ]
  2. 1 2 3 4 5 6 «Вооружённые Силы СССР после Второй мировой войны: от Красной Армии к Советской. Часть 1: Сухопутные войска». Феськов В. И., Голиков В. И., Калашников К. А., Слугин С. А. Томск. 2013 год. Издательство Томского университета 640стр. ISBN 978-5-89503-530-6
  3. [www.kompromat.lv/item.php?docid=personnel&id=54 Kompromat.lv — Издание журналистских расследований]
  4. [www.soldat.ru/force/sssr/afganistan/perechen.html SOLDAT.ru — Афганистан. ПЕРЕЧЕНЬ СОВЕТСКИХ ВОИНСКИХ ЧАСТЕЙ В АФГАНИСТАНЕ (1979—1989 гг.)]
  5. Для удобства в круговой обороне гранатомёт закрепили на колесо заднего моста грузового автомобиля ГАЗ-66. Задний мост вкопан в грунт. Июль 1988-го. Сторожевая застава 1074-го артиллерийского полка 108-й мотострелковой дивизии
  6. на боевой позиции 70-й гвардейской Отдельной мотострелковой бригады
  7. [117orb.at.ua/publ/5-1-0-56 10 Разведывательно-сигнальная аппаратура 1К18 «Реалия-У», 1К124 «Табун», 1К119 «Реалия-1/10»]
  8. [otvaga2004.narod.ru/otvaga2004/wars0/page/1_afghan_2.htm 7 Глава 1 — Бронетанковая техника 40-й Армии и её совершенствование во время боевых действий в Афганистане]
  9. [specnaz.pbworks.com/w/page/17658128/ТуркВО Туркестанский Военный Округ]
  10. [www.101msp.ru/index.php/-mainmenu-50 18]
  11. [www.oboznik.ru/?p=18960 Тыловое обеспечение сторожевых застав, рейдовых и блокирующих групп в Афганистане]
  12. Афганская кампания: Невостребованный опыт. Евгений Григорьевич Никитенко. Журнал "Воздушно-космическая оборона". №3 2008 год

Отрывок, характеризующий 40-я армия (СССР, 1979—1989)

Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.