40-я гвардейская стрелковая дивизия
Поделись знанием:
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.
Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
(перенаправлено с «40-я гв. сд»)
40-я гвардейская стрелковая Енакиевско-Дунайская Краснознамённая ордена Суворова дивизия | |
| Награды: |
|
|---|---|
| Почётные наименования: | |
| Войска: | |
| Род войск: | |
| Формирование: | |
| Расформирование (преобразование): |
1945 |
| Предшественник: | |
| Преемник: |
17-я гвардейская мотострелковая Енакиевско-Дунайская Краснознамённая ордена Суворова дивизия ПрикВО |
| Боевой путь | |
|
Великая Отечественная война:Участвовала в Сталинградской битве, Ростовской наступательной операции, освобождении Левобережной и Правобережной Украины, в боевых действиях на территории Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии и Австрии. | |
40-я гвардейская Енакиевско-Дунайская Краснознамённая ордена Суворова стрелковая дивизия — воинское соединение пехоты РККА Вооружённых Сил СССР и России. Принимала участие в Великой Отечественной войне.
Содержание
История
Сформирована из 6-го воздушно-десантного корпуса 1 августа 1942 года как 40-я гвардейская стрелковая дивизия в составе: 111-го, 116-го, 119-го гвардейских стрелковых полков, 90-го гвардейского артиллерийского полка, 41-го отд. гв. иптд, 163-го отд. гв. батальона связи, вошли 42-й отд гв. сапёрный батальон 42-я отд гв. разведрота, 43 гв. медсанбат, учбат и другие части и подразделения. Личный состав удостаивается воинских званий «Гвардеец».[1]
- По завершении формирования дивизия была переброшена в район севернее Сталинграда, где вошла в состав 1-й гвардейской армии Сталинградского фронта.
- Впервые вступила в бой с немецко-фашистскими войсками 15 августа 1942 года на рубеже Ново-Григорьевская, Сиротинская (на правом берегу р. Дон). Показав упорство и активность в обороне, части дивизии во взаимодействии с другими соединениями армии отразили наступление 4 дивизий противника и удержали занимаемый рубеж.
- В боях на подступах к Сталинграду личный состав дивизии проявил массовый героизм и бесстрашие. Бессмертный подвиг героев-панфиловцев повторили в ночь на 18 августа 16 воинов 111-го гв. стрелкового полка под командованием мл. лейтенанта В. Д. Кочеткова. Во время отражения 7-й атаки танков и пехоты противника мужественные воины, обвязавшись гранатами, бросились под гусеницы вражеских машин. Все 16 героев пали смертью храбрых, с честью выполнив поставленную им задачу. В. Д. Кочетков навечно зачислен в списки части.
В числе наиболее отличившихся был стрелковый батальон 119-го гв. стрелкового полка под командованием капитана А. А. Кузнецова. Обороняя район у хутора Дубовой (5 км сев.-западнее Сиротинской), батальон 21 авг. 1942 мужественно отражал наступление до 2 пехотных полков с 40 танками. В течение дня воины батальона отбили 17 вражеских атак, уничтожив при этом 11 танков и несколько сотен гитлеровцев. Почти все воины батальона погибли смертью храбрых вместе со своим командиром. За проявленное мужество и умелое командование батальоном А. А. Кузнецову посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Он навечно зачислен в списки полка. Высоких наград был удостоен также весь личный состав батальона.
- Свыше З месяцев воины дивизии последовательно в составе 1-й гвардейской и 21-й общевойсковых, 4-й танковой армий Сталинградского фронта и 65-й армии Донского фронта участвовали в героической обороне Сталинграда. Во время контрнаступления советских войск дивизия в составе 5-й танковой армии Юго-Западного фронта вела наступательные бои на внешнем фронте окружения вражеской группировки и вышла на р. Северский Донец.
- В январе-феврале 1943 в составе 5-й ударной армии Южного фронта участвовала в освобождении Донбасса. За успешное выполнение заданий командования и проявленные личным составом доблесть и мужество дивизия 19.06.1943 г. награждена орденом Красного Знамени.
В августе 1943 её части во взаимодействии с другими соединениями 5-й ударной армии прорвали сильно укреплённую оборону противника на р. Миус и 8 сентября освободили г. Енакиево, за что дивизии было присвоено почётное наименование Енакиевской (8 сентября 1943 года).
- В 1944 дивизия в составе войск 46 А 3-го Украинского фронта успешно громила немецко-фашистских захватчиков в Никопольско-Криворожской, Одесской и Ясско-Кишинёвской наступательных операциях. После разгрома вражёских войск на территории Румынии участвовала в освобождении Болгарии, Югославии, Венгрии и Австрии.
- 13 ноября 1944 года в бою за венгерский город Шольт, на восточном берегу р. Дунай, бессмертный подвиг А. Матросова повторил комсорг 2-й стрелковой роты 119-го гв. стрелкового полка мл. сержант Б. И. Цуюков. Ценой своей жизни бесстрашный воин обеспечил успешное выполнение подразделением боевой задачи в наступлении.
- В ночь на 1 декабря 1944 дивизия в составе 4 гв. А 3-го Украинского фронта успешно форсировала р. Дунай в районе венгерского г. Пакш и прорвала оборону гитлеровцев на правом берегу реки, за что получила почётное наименование «Дунайской» (6 янв. 1945). В конце декабря 1944-февраля 1945 в составе войск 4-й гвардейской, затем 46-й армии 3-го Украинского фронта участвовала в боях по окружению и уничтожению Будапештской группировки немецко-фашистских войск. В Венской наступательной операции личный состав дивизии вместе с другими соединениями армии показал высокую выучку, организованность и мастерство в ведении боевых действий в условиях горно-лесистой местности. За образцовое выполнение заданий командования при овладении Веной дивизия была награждена 17.05.1945 г. награждена орденом Суворова II степени.
День Победы воины дивизии праздновали сев.-западнее Вены в районе австрийского города Тульн.
Подчинение
- Входила в состав войск 1-й гвардейской, 21-й, 4-й танковой, 65-й, 5-й танковой, 5-й Ударной, 46-й, 4-й гвардейской и снова 46-й армий.
После войны
Переформирована в 17-ю гвардейскую механизированную дивизию
Преемники
Командование
- Дивизией командовали:
- генерал-майор Пастревич, Александр Иванович (авг. 1941-июнь 1943),
- генерал-майор И. И. Швыгин (июнь - июль 1943),
- полковник Д. В. Казак (июль - сент. 1943),
- полковник К. А. Сергеев (сент.-окт. 1943),
- генерал-майор Г. Ф. Панченко (нояб. 1943-сент. 1944),
- полковник Л. Ш. Брансбург (сент. 1944-до конца войны).
- генерал-майор Сухарев, Николай Фёдорович (июнь 1945-июнь 1946)
Награды
-
-
19.06.1943 г. награждена орденом Красного Знамени. - 08.09.1943 г. присвоено почётное наименование «Енакиевская». За прорыв сильно укреплённой обороны противника на р. Миус и освобождение г. Енакиево,
- 06.01.1945 г. присвоено наименование «Дунайская».
-
17.05.1945 г. За образцовое выполнение заданий командования при овладении Веной награждена орденом Суворова II степени.
Отличившиеся воины
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
- За годы войны около 12 тысяч воинов дивизии были награждены орденами и медалями, а 13 из них удостоены звания Героя Советского Союза. Получила 13 благодарностей высшего командования.
-
Абзалов, Рем Абзалович, гвардии старший лейтенант, командир стрелковой роты 116-го гвардейского стрелкового полка. - Аллахвердиев, Мусеиб Абдулла оглы, гвардии капитан, командир батальона 119-го гвардейского стрелкового полка.
- Бабичев, Пётр Алексеевич, гвардии лейтенант, командир взвода пешей разведки 116-го гвардейского стрелкового полка.
-
-
-
-
«Кочетковцы»
представленные к званию Герой Советского Союза (посмертно) (1-й батальон 111-й гв. сп)[2]:
- мл. лейтенант Василий Дмитриевич Кочетков
- гв. красноармеец Бурдин Николай Иванович [3](1911-1942) стрелок
- гв. сержант Бурдов Павел Иванович[4](1909-1942) ком отделения
- гв. ефрейтор Гушин Иван Иудович (1922-1942) стрелок
- гв. красноармеец Двоеглазов Алексей Степанович[5] (1914-1942) стрелок
- Докучаев Николай Васильевич (1922-1942)
- Касьянов Иван Никанорович (1917-1942)
- гв. красноармеец Меркурьев Владимир Александрович[6](1922-1942) стрелок
- гв. красноармеец Пуховкин Акиндин Ивановтч (1922-1942) подрывник
- гв. красноармеец Степаненко Михаил Павлович (1922-1942) стрелок
- гв. красноармеец Унжаков Геннадий Афанасьевич стрелок
- гв. красноармеец Федосимов Николай Михайлович стрелок
- гв. красноармеец Федотовский Николай Михайлович стрелок
- гв. красноармеец Чирков Василий Архипович (1922-1942)
- гв. с-т Шуктомов Михаил Андреевич ком. отделения (1922-1942)
- гв. красноармеец Штефан Григорий Филиппович стрелок
Память
- В Новосибирске создан музей боевой славы.[7]
- Ростовская область, г. Шахты. В музее Южно-Российском государственном университете экономики и сервиса есть специальная экспозиция, посвященная воинам 40-й гв. сд, освобождавшим город Шахты от немецко-фашистских захватчиков 12 февраля 1943 года.
См. также
Напишите отзыв о статье "40-я гвардейская стрелковая дивизия"
Примечания
- ↑ [perevoloka.listbb.ru/viewtopic.php?f=13&t=52&p=139 40-я гв. сд (6-й вдк]
- ↑ podvignaroda.mil.ru/filter/filterimage?path=Z/001/033-0682524-0995/00000311.JPG&id=10593085&id=10593085&id1=b7e0b37140e8d5a530d1c86b722d18fb
- ↑ podvignaroda.mil.ru/filter/filterimage?path=Z/001/033-0682524-0995/00000341.JPG&id=10593131&id=10593131&id1=5889e7e7feff0197a89ef7e0c3770a8d
- ↑ podvignaroda.mil.ru/filter/filterimage?path=Z/001/033-0682524-0995/00000323.JPG&id=10593113&id=10593113&id1=d68688d0ffe825f071676e6082d08400
- ↑ podvignaroda.mil.ru/filter/filterimage?path=Z/001/033-0682524-0995/00000344.JPG&id=10593134&id=10593134&id1=a9b26fb72168471907267dc702615397
- ↑ podvignaroda.mil.ru/filter/filterimage?path=Z/001/033-0682524-0995/00000350.JPG&id=10593140&id=10593140&id1=fbdd9af6658c8e038a81c7820b145967
- ↑ [museum.stu.ru/search_72.html Военные годы - По местам боев гвардейской Енакиево-Дунайской Краснознаменной ордена Суворова дивизии]
Литература
- Пред. Гл. ред. комиссии Н.В. Огарков. «Енакиевско-Дунайская стрелковая дивизия» // Советская Военная Энциклопедия. (В 8 томах). — М.: Воениздат, 1977. — Т. 3. — С. 311. — 672 с. — 105 000 экз.
- «Советские воздушно-десантные». ВИ, 1985, с.154-155, 274-275
- ЦАМО, ф. 394-й СД, on. 1, д. 1. (Журнал боевых действий).
- [www.emmy-spb.narod.ru/index.html Эммануил Шляпоберский] «ВОСПОМИНАНИЯ О ВОЙНЕ, СТИХИ, РАССКАЗЫ» Санкт-Петербург 2009 (Воспоминания Эммануила Шляпоберского служившего в 40-й гв. стр. див.)
Ссылки
- [samsv.narod.ru/Div/Sd/gvsd040/main.html 40 гв. сд]
- [forum.faleristika.info/viewtopic.php?f=410&t=71132&start=20 40-я гв. Енакиевско - Дунайская стрелковая дивизия]
- [www.arxeolog.com/books/kotko61.php ЦАМО, ф. 394-й СД, on. 1, д. 1. (Журнал боевых действий). ]
- [museum.stu.ru/search_72.html По местам боев гвардейской Енакиево-Дунайской Краснознаменной ордена Суворова дивизии.]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 40-я гвардейская стрелковая дивизия
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.
Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
