45-я гвардейская стрелковая дивизия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
45-я гвардейская стрелковая дивизия
(45-я гв. сд)
Награды:


Почётные наименования:

Красносельская

Войска:

сухопутные

Род войск:

пехота

Формирование:

16 октября 1942 года

Расформирование (преобразование):

1957

Предшественник:

70-я стрелковая дивизия (1-го формирования)

Преемник:

45-я гвардейская мотострелковая дивизия
138-я гвардейская отдельная мотострелковая бригада (после ВОВ)

45-я гварде́йская стрелко́вая Красносе́льская орде́на Ле́нина Краснознамённая диви́зия — воинское соединение СССР в Великой Отечественной войне.

Дивизия являлась преемницей образованной в 1934 году в городе Куйбышеве 70-й стрелковой дивизии, расквартированной под Ленинградом с 1936 года.

С 1941 года по 1944 год дивизия участвует в Битве за Ленинград, а позднее в Таллинской наступательной операции и в блокаде Курляндской группировки.

16 октября 1942 года 70-я ордена Ленина стрелковая дивизия преобразована в 45-ю гвардейскую стрелковую дивизию — первую гвардейскую дивизию на Ленинградском фронте.

С 30 апреля 1943 года вошла в состав вновь сформированного 30-го гвардейского стрелкового корпуса. Оставалась в составе корпуса до момента преобразования дивизии в 1997 году.

В 1957 году переформирована в мотострелковую дивизию. В 1965 году переименована в 45-ю гвардейскую мотострелковую дивизию.

1 декабря 1997 года в связи с реформированием Вооружённых сил России преобразована в 138-ю гвардейскую отдельную мотострелковую Красносельскую ордена Ленина Краснознамённую бригаду.





Боевой путь

Прорыв блокады Ленинграда

В январе 1943 года в составе дивизий первого эшелона 67-й армии Ленинградского фронта участвовала в операции «Искра», вела наступление на правом фланге армии с Невского плацдарма. В первый день наступления — 12 января 1943 года, дивизия сумела овладеть только первой траншеей противника. В дальнейшие дни наступление дивизии успеха не имело.

Ещё правее на «Невский Пятачок» наступала 45-я гвардейская стрелковая дивизия. Они даже на берег не вышли. Был открыт ураганный огонь и многие из них остались лежать на льду. И нам было видно, как они там лежали, лежали, лежали…. Запомнилось, что между солдатами в маскхалатах виднелись чёрные матросские бушлаты.

— [iremember.ru/memoirs/svyazisti/ovsyannikova-tamara-rodionovna/?sphrase_id=17188 Из воспоминаний красноармейца Т.Р. Овсянниковой]

Красноборская операция

В начале февраля 1943 года дивизия была спешно пополнена и включена в состав 55-й армии, которой была поставлена задача нанести дополнительный удар с фланга из районов Ивановское и Рождествено в направлениях Мги и Тосно с целью окружения мгинско-синявинской группировки противника. 10 февраля 1943 года, после двухчасовой артподготовки, дивизия в составе ударной группировки 55-й армии начала наступление из района Колпино в направлении — Ульяновки. 11 февраля дивизия освободила Мишкино[1]. Однако, противостоящие части 250-й испанской дивизии сумели закрепиться южнее Красного Бора и по берегу реки Ижоры и, оказывая ожесточенное сопротивление, продержаться до подхода подкреплений. Боевые группы 212-й и 215-й немецких дивизий, усилив оборону, сумели остановить наступление[2]. 27 февраля наступление было прекращено. Несмотря на удачное начало наступления, основная задача операции выполнена не была.

1 апреля 1943 года вместе с 63-й гвардейской и 64-й гвардейской стрелковыми дивизиями вошла в состав 30-го гвардейского стрелкового корпуса (командир корпуса Н. П. Симоняк).

Мгинская наступательная операция

В июле — августе 1943 года дивизия вместе с другими частями 67-й армии участвует в Мгинской наступательной операции. Совместно с 63-й гвардейской стрелковой дивизией атаковала позиции немецких 121-й и 23-й пехотных дивизий в районе Арбузово[3].. Дивизия частично взломала оборону противника, в результате боёв «овладела сильно укреплённым узлом сопротивления противника — треугольником железной дороги, нанеся противнику колоссальные потери в живой силе и технике»,[4] но развить первоначальный успех не сумела.

Штурм Синявинских высот

С 15 по 21 сентября 1943 года в составе 30-го гвардейского стрелкового корпуса участвует в локальной боевой операции войск 67-й армии Ленинградского фронта и 8-й армии Волховского фронтов с целью овладения Синявинскими высотами. Операция началась с кратковременной мощной артподготовки в 10 часов утра 15 сентября 1943 года. Ведение наступательных действий осложнялось тем, что местность в районе проведения операции отличалась сильной заболоченностью почвы и образовавшимися на участках выемки торфа озёрами, глубиной порой до двух метров. Макисмальные потери были зафиксированы 16 сентября 1943 года. В ночь на 16 сентября из батальонных медицинских пунктов и головных отделений полевых медицинских пунктов дивизии вывезен 521 тяжелораненый и средней тяжести.[5] В результате операции нанесён существенный урон противостоящим подразделениям 26-го армейского корпуса, захвачен мощный опорный пункт обороны врага — станция Синявино.

Освобождение Ленинграда от блокады

В январе 1944 года в составе 42-й армии Ленинградского фронта участвовала в операции по полному освобождению Ленинграда от блокады. 12 января 1944 года по заранее разработанному плану дивизия выступила из района дислокации в районе Всеволожска по маршруту Орово, Хирвости, Заневка, совхоз Кудрово, Володарский мост. 13 января сосредоточилась в районе станции Сортировочная и Володарского моста. В период с 13 по 15 января подразделения дивизии сменили в районе Пулковских высот обороняющиеся части 189-й стрелковой дивизии на рубеже Кокколево — северо-восточне Новые Сузи — севернее Редкое Кузьмино.

16 января 1944 года Приказом ВГК от 21.01.1944 № 08 дивизии присвоено почётное наименование Красносельской.

Для наступления на Нарву в составе корпуса передана из 42-й армии в состав 2-й ударной армии.

В феврале 1944 года форсировала реку Нарва, вышела к железной дороге в районе Аувере, ведёт бои на Нарвском плацдарме. Сменёна на плацдарме частями 109-м стрелкового корпуса в начале марта 1944 года.[6] В марте 1944 года участвует в боях с целью ликвидации Иваногородского плацдарма германской армии.

В это же месяце дивизия в составе корпуса выведена в резерв фронта.

23 марта 1944 года дивизия награждена орденом Красного Знамени.

Выборгская операция

В мае 1944 года скрытно переброшена из Ораниенбаума в Лисий Нос через Финский залив. С 10 июня 1944 года в составе 21 армии участвует в генеральном наступлении. К вечеру 10 июня 1944 года вела бои на рубеже рубеже Кекколово и Майнила по Выборгскому шоссе, продвинувшись за день до 15 километров. После прорыва обороны противника, 15 июня выведена в резерв.[7]. 22 июня 1944 года приказом ВГК № 0172 129-му, 131-му и 134-му гвардейским стрелковым полкам и 96-му гвардейскому артиллерийскому полку, в числе сорока девяти соединений и частей Ленинградского фронта, отличившихся в боях при прорыве сильно укрепленной, развитой в глубину, долговременной обороны финнов и овладение городами Яппиля и Териоки 11 июня 1944 года, присвоено наименование «Ленинградских».

Участвует в наступлении, предпринятом 25 июня 1944 года районе деревни Тали (ныне — Пальцево). Ведёт наступательные бои в районе между озёрами Лейтимоярви (Малое Краснохолмское озеро) и Кярстилянярви (Краснохолмское озеро), в направлении на северо-запад.

Нарвская операция

После перехода отдачи Ставкой директивы от 10 июля 1944 года о переходе войск к обороне дивизия в составе корпуса переброшена под Нарву и передана в состав 2-й ударной армии.[8]

Таллинская операция

В сентябре 1944 года входит в состав 2-й ударной армии, участвует во фронтовой наступательной операции войск левого крыла Ленинградского фронта. В период с с 3 по 13 сентября 1944 в составе войск 2-й ударной армии переброшена с нарвского плацдарма в район Тарту, совершив 300-километровый переход.[9] Дивизии была поставлена задача форсировать реку Эмайыги (Эмбах), прорвать передний край обороны противника на северном берегу реки в полосе (иск.) Саге, (иск.) Сясэкырва овладеть Табри, Таммисту и выйти на рубеж Карли (южная), Лийваланэ, в последующем овладеть Карли (северная), Вара (северная) и выйти на рубеж Вара, Сяритса; в дальнейшем, развивая наступление в общем направлении на Виртса, выйти на рубеж Роэла, Рохкузе. Для выполнения задачи дивизии были приданы 939-й самоходно-артиллерийский полк, 194-м минометный полк, три минометных полка 42-й минометной бригады, легкий артиллерийский полк 65-й легкой артиллерийской бригады.[10] Вместе с дивизией в первом эшелоне наступающих войск Эмайыги должны были форсировать на участке Кастре — Кокутая 7-я эстонская стрелковая дивизия, на участке Кавасту — Лyyнья 63-я гвардейская стрелковая дивизия.[11]

17 сентября восточнее города Тарту в полосе Савакула — Сясэкырва (эст. Sääsekörva) под прикрытием дымовой завесы с крайне малыми потерями[12] форсирует реку Эмайыги и прорывает укреплённую оборону противника на фронте 3,8 км. Ведёт стремительное наступление на север через Саасккюля (эст. Sääsküla), Пилка, опорный пункт противника Таммисту, в направлении Раквере, расчленяя оборону противника на отдельные очаги сопротивления и разгромив подразделения 2-го пехотного полка 11-й пехотной дивизии, 1-го Эстонского погранполка, 5-го Эстонского погранполка, 94-го охранного полка 207-й охранной дивизии. 18 сентября во взаимодействии с 249-й эстонской стрелковой дивизией ликвидировала сильный узел обороны противника у Сааре.[11] В ходе наступления разгромлен штаб 207-й охранной дивизии. Действует на острие атаки 2-й ударной армии, не давая противнику закрепиться на подготовленных рубежах обороны. Сто семь километров пройдено за 4 дня боёв.[13]

За день боя она уничтожила около полутора тысяч вражеских солдат и офицеров, захватила двадцать два миномета, десять бронетранспортеров, семнадцать складов с боеприпасами, имуществом и продовольствием.

— Стрешинский М.П., Франтишев И.М. Генерал Симоняк. — Л: Лениздат, 1971. стр. 304

На 1 октября 1944 года в составе 30-го гвардейского стрелкового корпуса находится в резерве Ленинградского фронта.[14]

Курляндский котёл

С осени 1944 года по май 1945 года дивизия участвует в блокировании Курляндской группировки войск противника.

С 20 февраля 1945 года в составе 6-й гвардейской армии 2-го Прибалтийского фронта участвует в Приекульской операции — четвёртой попытке ликвидации Курляндской группировки (20 февраля-28 февраля 1945 года). Ведет наступательные бои севернее Приекуле.

В Курляндии было очень тяжело. Потому что вроде и конец войны, а грязь страшная. Лошадки по самое брюхо погружались в эту грязь. Я когда из госпиталя убежала и добиралась до своей дивизии, то смотрю — радист, рация за плечами, и он по этой грязи чуть ли не на четвереньках ползет. Такое болото было страшное… В Курляндском котле немцы никак не хотели сдаваться, даже когда уже война кончилась, они на нас по лесам охотились. Так что пленных у нас даже в конце войны было мало.

— [iremember.ru/pulemetchiki/kochneva-aleksandra-fedorovna/stranitsa-4.html воспоминания гвардии старшины Кочневой Александры Васильевны, командира пулемётного взвода 134 гвардейского Ленинградского стрелкового полка]

Послевоенная история

Возвращение в Ленинград. Парад 8 июля 1945 года

Боевой путь дивизии завершился в Курляндии. После окончания Великой Отечественной войны дивизия занималась охраной пограничного района и прочесыванием местности с целью поимки и пленения немецких солдат.[15]

В начале июля в составе 30-го гвардейского стрелкового корпуса совершила длительный марш из-под Лиепаи через Псковскую область в Ленинград.[16] За несколько дней до намеченного на 8 июля 1945 года прибытия корпуса город готовился к встрече, в газетах публиковались корреспонденции и очерки, посвящённые частям, находившимся на марше, улицы украшали флагами и транспарантами. Утром 8 июля дивизия торжественно входила в Ленинград через одну из трёх построенных к прибытию корпуса временных триумфальных арок — в Кировском районе. Ленинградцы встречали воинов хлебом-солью, цветами и подарками.[17] Дивизия прошла к Дворцовой площади, где приняла участие в торжественном митинге. Обращаясь к воинам дивизии, председатель Исполнительного комитета Городского Совета депутатов трудящихся П. С. Попков сказал:

«За разгром фашистских войск под Ленинградом, от всего населения нашего города передаю вам сердечное русское спасибо. Ленинградцы никогда не забудут ваших славных подвигов в Великой Отечественной войне!»

— Непокоренный Ленинград. Краткий очерк истории города в период Великой Отечественной войны. Дзенискевич А. Р., Ковальчук В. М., Соболев Г. Л., Цамутали А. Н., Шишкин В.А.

Затем, под командованием командира корпуса Героя Советского Союза генерал-майора А. Ф. Щеглова и со штандартом Ленинградского фронта войска прошли торжественным маршем.[18]

Летом 1945 года была дислоцирована на Карельском перешейке (Ленинградская область).

В послевоенное время дивизия преобразована в мотострелковую. 1 декабря 1997 года 45-я гвардейская мотострелковая дивизия преобразована в 138-ю гвардейскую отдельную мотострелковую бригаду.

Состав

  • 129-й гвардейский стрелковый полк
  • 131-й гвардейский стрелковый полк
  • 134-й гвардейский стрелковый полк
  • 96-й гвардейский артиллерийский полк
  • 50-й гвардейский отдельный противотанковый батальон
  • 382-й минометный дивизион (до 29.10.1942)
  • 57-й гвардейский пулеметный батальон (с 10.12.1942 по 7.6.1943)
  • 43-я гвардейская разведывательная рота
  • 49-й гвардейский саперный батальон
  • 71-й гвардейский отдельный батальон связи (с 5.5.1943 по 14.11.1944 – 71-я гвардейская отдельная рота связи)
  • 521-й (52-й) медико-санитарный батальон
  • 47-я гвардейская отдельная рота химзащиты
  • 605-я (48-я) автотранспортная рота
  • 635-я (46-я) полевая хлебопекарня
  • 638-й (51-й) дивизионный ветеринарный лазарет
  • 121-я полевая почтовая станция
  • 192-я полевая касса Госбанка[19]

Награды и наименования

Награда,
почётное наименование
Дата За что получена
Орден Ленина 21.03.1940 за участие в Советско-финской войне (1939—1940)
Красносельская 16.01.1944 за овладение городом Красное Село
Орден Красного Знамени 23.03.1944 за участие в Ленинградско-Новгородской операции
имени Жданова 22.10.1948 во исполнении постановления Совета Министров СССР «Об увековечении памяти А. А. Жданова» № 3956 и за заслуги в годы Великой Отечественной войны, а также большие успехи в боевой и политической подготовке

Командование дивизии

Командиры дивизии

Начальники штаба

  • Миленин Михаил Степанович 16.10.1942 — 1944[20], майор, полковник

Отличившиеся воины дивизии

Герои Советского Союза

За период существования дивизии 4 военнослужащих стали Героями Советского Союза.

  • Серым цветом в таблице выделены награждённые, погибшие или пропавшие без вести во время войн.
Награда Ф. И. О. Должность Звание Дата награждения Примечания
Бойцов, Игорь Михайлович[21] командир батареи 96-го гвардейского артиллерийского полка гвардии старший лейтенант 13.02.1944 19.12.1912 — 16.01.1944, погиб в ходе Красносельско-Ропшинской наступательной операции, звание присвоено посмертно. Похоронен в Санкт-Петербург на воинском кладбище «Высота Меридиан». В память о нём назван переулок в Санкт-Петербурге.
Волков, Александр Иванович[22] командир взвода 131-го гвардейского стрелкового полка гвардии младший лейтенант 05.10.1944 1916 — 15.01.1944, погиб в ходе Красносельско-Ропшинской наступательной операции, звание присвоено посмертно. Навечно зачислен в списки 131-го гвардейского Ленинградского Краснознаменный мотострелкового полка (ныне 708 гвардейский мотострелковый батальон). Похоронен в Санкт-Петербург на воинском кладбище «Высота Меридиан».
Шестаков, Константин Константинович стрелок 129-го гвардейского стрелкового полка гвардии красноармеец 24.03.1945 23.04.1923 — 27.06.1944, погиб в ходе наступления на Выборгском направлении, звание присвоено посмертно. Навечно зачислен в списки 129-го гвардейского Ленинградского мотострелкового полка (ныне 697 гвардейский мотострелковый батальон).
Яшин, Георгий Филиппович Помощник командира взвода парторг стрелковой роты 134-го гвардейского стрелкового полка гвардии старшина 21.07.1944 4 (17) апреля 1907 — 12.09.1957

Полные кавалеры ордена Славы

Награда Фамилия
Имя Отчество
Дата Указа и номер ордена При представлении к награждению орденом Славы 1-й степени Годы жизни Примечания
3 степень 2 степень 1 степень Должность Звание
Анцупов Артемий Тимофеевич 29.03.1944
№120069
16.07.1944
№201
29.06.1945
№1302
командир отделения 131-го гвардейского стрелкового полка гвардии

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

16.06.1912 — 15.05.1991 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=10283]
Баранов Иван Павлович 17.06.1944
№96802
06.07.1944
№198
29.06.1945
№ 389
разведчик; помощник командира взвода разведки;

командир взвода автоматчиков 129­го гвардейского стрелкового полка

гвардии

27.09.1918 — 14.12.2008 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=4564]
Иванов Михаил Егорович 26.06.1944
02.07.1944
26.02.1945
06.05.1991 перенагражден 06.05.1991 перенагражден стрелок 129-го гвардейского стрелкового полка гвардии рядовой 05.12.1924 — 24.08.2003
Лихобабин, Николай Степанович 29.06.1945 командир пулемётного расчёта 131 гвардейского стрелкового полка гвардии сержант
Яганов Николай Максимович 20.05.1944
№96800
21.10.1944
№3195
29.06.1945
№29
разведчик 129-го гвардейского стрелкового полка гвардии

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

07.01.1920 — [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=8777]


Напишите отзыв о статье "45-я гвардейская стрелковая дивизия"

Литература

  • Н. В. Огарков. Красносельская стрелковая дивизия // Советская Военная Энциклопедия: [В 8 томах]. — Москва: Воениздат, 1977. — Т. 4. — С. 431—432. — 105 000 экз.

Примечания

  1. Шигин Г. А. Битва за Ленинград: крупные операции, «белые пятна», потери./ Под редакцией Н. Л. Волковского. — СПб.: ООО "Издательство «Полигон», 2004. — с. 203, 209, 203—209. ISBN 5-89173-261-0.
  2. Гланц Дэвид, Битва за Ленинград. — М.: «Астрель», 2008. — с. 298—316 ISBN 978-5-17-053893-5
  3. Гланц Дэвид, Битва за Ленинград. — М.: «Астрель», 2008. — с. 318—325.
  4. из наградного листа командира дивизии Путилова С. М. от 25.08.1943
  5. [www.ahleague.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=530&Itemid=204&lang=ru к.и.н., в.н.с. сектора истории медицины Журавлев Д. А., Лечебно-эвакуационное обеспечение боевой операции 30-го гвардейского стрелкового корпуса. 15 – 19 сентября 1943 г.]
  6. [militera.lib.ru/memo/russian/fedyuninsky/08.html Федюнинский И. И. Поднятые по тревоге. — М.: Воениздат, 1961]
  7. Город-фронт, Б. В. Бычевский, 1967
  8. [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1135 Симоняк Николай Павлович, биография]
  9. [www.k2x2.info/voennaja_istorija/nasha_pribaltika_osvobozhdenie_pribaltiiskih_respublik_sssr/p1.php Наша Прибалтика. Освобождение прибалтийских республик СССР Мощанский И. Б.]
  10. militera.lib.ru/h/sb_vi_4/03.html Сборник военно-исторических материалов Великой Отечественной войны. Вып. 4. — М.: Воениздат МВС СССР, 1951.
  11. 1 2 А. И. Петренко Прибалтийские дивизии Сталина, Вече, 2010 г. ISBN 978-5-9533-4804-1
  12. потери 129-го стрелкового полка при переправе составили 24 человека
  13. Стрешинский М. П., Франтишев И. М. Генерал Симоняк. — Л: Лениздат, 1971. стр. 303
  14. [bdsa.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=874 Боевые действия Красной армии в ВОВ. Ленинградский фронт]
  15. russianexpress.net/details.asp?article=3127&category=111 В Курляндском котле. Виктор Хоменко, газета Русский Экспресс, 7/19/2012, Выпуск № 377
  16. Санкт-Петербург. Петроград. Ленинград: Энциклопедический справочник. — М.: Большая Российская Энциклопедия. Ред. коллегия: Белова Л. Н., Булдаков Г. Н., Дегтярев А. Я. и др. 1992.
  17. Непокоренный Ленинград. Краткий очерк истории города в период Великой Отечественной войны. Дзенискевич А. Р., Ковальчук В. М., Соболев Г. Л., Цамутали А. Н., Шишкин В. А.
  18. Афанасьев А. Г., Нас встречал Ленинград, в сб.: Белые ночи, [в. 4], — Л., 1975.
  19. [www.teatrskazka.com/Raznoe/Perechni_voisk/Perechen_05_02.html Перечень № 5. Стрелковые, горно-стрелковые, мотострелковые и моторизованные дивизии]
  20. Генерал Симоняк, Стрешинский М. П.
  21. [www.liveinternet.ru/users/kakula/post197567569/ 19 декабря родились… . Комментарии : LiveInternet — Российский Сервис Онлайн-Дневников]
  22. [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=5439 Герой Советского Союза Волков Александр Иванович :: Герои страны]

Ссылки

  • [krkprf.by.ru/rubriki/baza/i19.htm Прорыв блокады Ленинграда]
  • [gazeta-nv.ru/content/view/2083/194/ Гвардейская слава не меркнет — Еженедельник «Настоящее время», № 17, 8 мая 2009 года]


Отрывок, характеризующий 45-я гвардейская стрелковая дивизия

«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.