45-я пехотная дивизия (Российская империя)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
45-я пехотная дивизия
Годы существования

18981918

Страна

Российская империя

Подчинение

начальник дивизии

Входит в

16-й армейский корпус

Тип

Пехота

Включает в себя

4 пехотных полка (объединённых в 2 бригады), артиллерийская бригада

Дислокация

Рига, Пенза

Участие в

Первая мировая война

45-я пехотная дивизия — пехотное соединение в составе Русской императорской армии. Входила в 16-й армейский корпус.

Штаб дивизии располагался с 1903 года в городе Рига Лифляндской губернии, с 1910 по 1914 годы в городе Пенза Пензенской губернии.





История дивизии

C 1910 года дивизия входила в состав 16-го армейского корпуса Русской императорской армии и была расквартирована в г. Пензе (территория Казанского военного округа).

2 августа 1914 года 16-й армейский корпус вошел в состав 4-й армии (Юго-Западный фронт).

30 августа 1914 года приказом главнокомандующего Юго-Западного фронта генерал-адъютанта Н. И. Иванова 45-я пехотная дивизия с артиллерийской бригадой, в составе 16-го армейского корпуса, была передана из 4-й армии в подчинение командующему 9-й армией (Юго-Западный фронт)[1].

2 сентября 1914 года 45-я пехотная дивизия вместе с входящей в её состав 45-й артиллерийской бригады была включена в формируемый для обороны г. Варшавы, 27-й армейский корпус, который 12 сентября 1914 года был включен в Варшавский отряд[2], а 23 сентября 1914 года перешёл в оперативное подчинение командующего 2-й армией (г. Варшава, Северо-Западный фронт)[3][4].

В 1914 году из кадра 45-й пехотной дивизии была сформирована второочередная 80-я пехотная дивизия, которая практически полностью состояла из жителей Пензенской губернии.

В 1916 году 45-й пехотная дивизия вошла в состав 14-го армейского корпуса и в дальнейшем воевала на Западном и Северном фронтах.

Формирование

45-я дивизия на 2/3 состояла из солдат срочной службы и на 1/3 добиралась запасниками из Пензенской губернии.

Участие в Боевых действиях

В соответствии со «Списком воинских частей, находившихся в г. Пензе до 1 января 1915 г. и вышедших в район военных действий» из документов архивного фонда Пензенской губернской ученой архивной комиссии часть подразделений 45-й пехотной дивизии (177-й, 178-й полки и 45-я артиллерийская бригада) во главе со Штабом дивизии выдвинулись на Юго-Западный фронт Первой мировой войны в июле-августе 1914 года[5].

Боевое крещение полки приняли 10 августа 1914 года, когда начали наступление от Люблина по направлению на Перемышль. С 1914 по 1915 годы 45-я пехотная дивизия героически сражалась с германо-австрийскими войсками в ходе Галицийской битвы, Варшавско-Ивангородской операции, Горлицкого прорыва, Виленского сражения и Нарочского наступления.

Русский публицист, военный историк А.А. Керсновский в своей работе «Истории Русской армии» отмечал: «Отлично сражались и полки 45-й дивизии. Красник, Люблин, Ивангород, Кельцы, а после Нижний Сан, холмское побоище, Меченица под Вильной и нарочская Голгофа были почетным и трудным уделом этого корпуса»[6].

Состав дивизии

В состав дивизии входили следующие подразделения:

Квартирование в Пензенской губернии

Штаб 45-й пехотной дивизии располагался по адресу: город Пенза, улица Пешая (ныне — улица Богданова), дом Мясоедова[7]. Это здание до наших дней не сохранилось.

45-я артиллерийская бригада дивизии была размещена в помещениях для запасов резервных полков[8].

По данным «Плана существующего расположения губернского города Пензы», изданного на рубеже 19001910-х гг. в начале Поперечно-Покровской улицы (ныне улица Чкалова г. Пензы) под номером «59» значились военные казармы и склады. Данное местоположение соотносится с современным, где ныне расположено здание Института военного обучения Пензенского государственного университета (корпус № 2, расположенный на перекрёстке улицы Маршала Крылова и улицы Чкалова; здание расположено сразу после здания по ул. Чкалова, 57, то есть в досоветский период оно имело адрес ул. Поперечно-Покровская, 59; в настоящее время его адрес соответствует адресу главного корпуса Пензенского государственного университета — ул. Красная, 40, хотя улица Красная и расположена в другом месте города) и здание общежития университета (ул. Маршала Крылова, 2-б). Таким образом, именно в здании современного Института военного обучения Пензенского государственного университета, построенном в конце XIX — начале XX веков, и размещались военные казармы для квартирования подразделений 45-й пехотной дивизии, а на месте бывших складов ныне находится здание общежития Пензенского государственного университета.

Командование дивизии

Начальники дивизии

Начальники штаба дивизии

Командиры 1-й бригады

Командиры 2-й бригады

Командиры 45-й артиллерийской бригады

Увековечение памяти

В год 100-летия начала Первой мировой войны, 15 декабря 2014 года в г. Пензе, на здании Института военного обучения Пензенского государственного университета (перекресток ул. Маршала Крылова и ул. Чкалова) была торжественно открыта Мемориальная доска пензенцам — участникам Первой мировой войны в основу которой положена судьба 45-й пехотной дивизии, воинские подразделения которой с 1910 по 1914 годы размещались в Пензенской губернии в данном здании[9][10][11][12][13][14][15].

В центральной части мемориальной доски располагается основной текст, выполненный рельефным шрифтом:

В этом здании

С 1910 ПО 1914 ГОДЫ
размещались воинские
подразделения
45 ПЕХОТНОЙ ДИВИЗИИ
РУССКОЙ ИМПЕРАТОРСКОЙ
АРМИИ,
которые в июле—августе 1914 года
были направлены
на Юго-Западный фронт
ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
ВОЙНЫ
и героический сражались
с германо-австрийскими войсками
в ходе Галицкой битвы,
Варшавско-Ивангородской
операции,
Горлицкого прорыва,
Виленского сражения

и Нарочского наступления

Надпись увенчана рельефным изображением Георгиевского креста с одноименной лентой на фоне изображения лавровой ветви. Данная орнаментная композиция символизирует героизм пензенских воинов, 13 из которых стали полными кавалерами Георгиевского креста и еще тринадцать были удостоены трёх Георгиевских крестов за мужество и отвагу в сражениях Первой мировой войны[11][15].

По сторонам центральной части мемориальной доски расположены рельефы шести солдат в военной форме времён Первой мировой войны, представляющие собой собирательный образ русского солдата, защищавшего Отечество в те годы.

Нижнюю часть мемориальной доски украшает картуш – художественное изображение свитка с дополнительной надписью, выполненной, как и в основной части доски, рельефным шрифтом:

Часть подразделений дивизии

была сформирована из жителей

Пензенской губернии

Содержание надписи на картуше картуше мемориальной доски подчеркивает вклад Пензенской губернии в обеспечении Русской императорской армии воинскими кадрами. К лету 1917 года 46,7% трудоспособных мужчин Пензенской губернии были призваны на фронт Первой мировой войны. Большая часть из них не вернулась с полей сражений[16].

Напишите отзыв о статье "45-я пехотная дивизия (Российская империя)"

Литература

Примечания

  1. [elib.shpl.ru/ru/nodes/13740-yugo-zapadnyy-front-rossiya-1914-1917-glavnokomanduyuschiy-prikazy-armiyam-yugo-zapadnogo-fronta-2-395-s-21-iyulya-po-31-dekabrya-1914-gg-kiev-1914#page/59/mode/inspect/zoom/4 Приказ армиям Юго-Западного фронта от 30 августа 1914 года № 72 // Юго-Западный фронт (Россия). 1914-1917. Главнокомандующий. Приказы армиям Юго-Западного фронта: №.№. 2-395 с 21 июля по 31 декабря 1914 гг. - [Киев, 1914]]
  2. ПСЗф19 // Приказы Главнокомандующего армиями Западного фронта 1915-1917 г.г." Барановичи. 1915-1917.
  3. ПСЗф33 // Приказы Главнокомандующего армиями Западного фронта 1915-1917 г.г." Барановичи. 1915-1917;
  4. [www.grwar.ru/library/Strateg_Essay_2/SE_02_03.html Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. Часть 2. Период с 1(14) сент. по 15(28) ноября 1914 г. Августовское сражение, Варшавско-Ивангородская, Краковская и Лодзинская операции, операции в Галиции и Карпатах, Хыровское сражение. Составил Г. Корольков. Глава III. Варшавско-Ивангородская операция.]
  5. Государственный архив Пензенской области. Фонд 131. Опись 1. Дело 59. Лист 6.
  6. Керсновский А.А. Истории Русской армии. Глава XVII. Последняя война Петровской армии.
  7. РГВИА. Фонд 2375. Опись 1. Дело 1. Лист 2.
  8. РГВИА. Фонд 2000. Опись 2. Дело 538. Листы 126—128, 131 оборот—133.
  9. [penzanews.ru/society/85569-2014 В Пензе открыли мемориальную доску землякам-участникам Первой мировой войны]. «PenzaNews» (15.12.2014). Проверено 2 января 2015.
  10. [www.penza.ru/news/2014/12/15/17005187 В Пензе открыли мемориальную доску землякам-участникам Первой мировой войны]. Официальный портал Правительства Пензенской области (15.12.2014). Проверено 2 января 2015.
  11. 1 2 Шевырева Ю. [penza.rfn.ru/rnews.html?id=280821&cid=7 В Пензе открыта мемориальная доска памяти участников Первой мировой войны]. Филиал ВГТРК — ГТРК «Пенза» (15.12.2014). Проверено 2 января 2015.
  12. [tv-express.ru/sobitiya/v-penze-ustanovili-memorialnuyu-dosku-uchastnikam-pervoj-mirovoj-vojny В Пензе установили мемориальную доску участникам Первой мировой войны]. ТРК «Экспресс» (г. Пенза) (15.12.2014). Проверено 2 января 2015.
  13. Платонова К. [www.kp.ru/online/news/1924986 В Пензе открыли мемориальную доску землякам-участникам Первой мировой войны]. «Комсомольская правда» — Пенза (15.12.2014). Проверено 2 января 2015.
  14. [www.penzainform.ru/news/social/2014/12/15/v_penze_otkrilas_memorialnaya_doska_uchastnikam_pervoj_mirovoj_vojni.html В Пензе открылась мемориальная доска участникам Первой мировой войны]. «Penzainform» (15.12.2014). Проверено 2 января 2015.
  15. 1 2 Ивойлова Я. [www.pravda-news.ru/topic/56290.html В Пензе открыли мемориальную доску землякам-участникам Первой мировой войны]. «Пензенская правда» (15.12.2014). Проверено 2 января 2015.
  16. Ерёмин Г. В., Карнишин В. Ю., Яхонтов А. Ю. [94.25.70.110/encyc/article.php?id=2199&word=%EF%E5%ED%E7%E5%ED%F1%EA%E0%FF%20%E3%F3%E1%E5%F0%ED%E8%FF Пензенская губерния в период Первой мировой войны]. Пензенская энциклопедия (2001). Проверено 2 января 2015.

Ссылки

  • [regiment.ru/upr/B/2/pd/45.htm Страница на Regiment.ru]
  • [antologifo.narod.ru/pages/list/histore/ist45abr.htm 45-я Артиллерийская бригада]

Отрывок, характеризующий 45-я пехотная дивизия (Российская империя)

Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.