481 год до н. э.
Поделись знанием:
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
(перенаправлено с «481 до н. э.»)
| Годы |
|---|
| 485 до н. э. · 484 до н. э. · 483 до н. э. · 482 до н. э. — 481 до н. э. — 480 до н. э. · 479 до н. э. · 478 до н. э. · 477 до н. э. |
| Десятилетия |
| 500-е до н. э. · 490-е до н. э. — 480-е до н. э. — 470-е до н. э. · 460-е до н. э. |
| Века |
| VI век до н. э. — V век до н. э. — IV век до н. э. |
Содержание
События
- 481 — Консулы Кезон Фабий Вибулан (2-й раз) и Спурий Фурий Фуз. Плебейский трибун Спурий Лициний [1].
- 481/0 — Афинский архонт-эпоним Гипсихид.
- 481 — Конгресс на Истме, общий мир между греками.
- 481 — Ксеркс в Сардах.
Китай
- 14-й год по эре правления луского князя Ай-гуна [2].
- Согласно «Чуньцю» (это последнее известие в основном тексте летописи), весной, охотясь на западе, луский гун поймал единорога — цилиня [3]. Состоялась охота в Дае. Чу Шан из клана Шусунь поймал какое-то животное, а Конфуций идентифицировал его как линя [4].
- 481—221 — Период Чжаньго («Воюющих царств») в Китае.
- Весной сановник И из Малого Чжу бежал в Гоу-и (город в Лу) [5].
- Весной колесничий Ян предупредил циского Цзянь-гуна о вражде между Цзы-во (Цзянь-чжи) и Тянь Чэн-цзы (Тянь Чаном), между ними возник конфликт [6].
- В 4 луне, в день гэн-сюй, умер луский сановник Шу Хуань [7].
- В 5 луне, в день жэнь-шэнь Тянь Чан с братьями на 4 колесницах занял дворец гуна. Гун захотел казнить Тянь Чана, но главный астролог Цзы-юй одобрил его действия. Цзы-во пытался напасть на дворец, но неудачно, и бежал, жители Фэнцю схватили его, и Цзы-во был убит в Гогуане. Тянь Чан хотел убить Цзы-фана, но по просьбе Тянь Ни освободил его, и Цзы-фан уехал из Ци на повозке [8].
- (либо это было в 479 г.[9]) Князь Ци Цзянь-гун пытался бежать, но в день гэн-чэнь был задержан в Шучжоу Тянь Чаном, а в день цзя-у убит Тянь Чаном, который поставил у власти его младшего брата Ао (Пин-гун, эра правления 480—456) [10]. (согласно «Чуньцю», пленение князя произошло в 4 луне, а его убийство в Шучжоу — в 6 луне [11]). Тянь Чан стал его первым советником и захватил всю власть, земли к востоку от Аньпина были превращены в пожалованное поместье рода Тянь [12]. С этого времени Ци называют владением рода Тянь.
- Умер Янь Хуэй, один из учеников Конфуция [13].
- Конфуций просил покарать Тянь Чана, но луский Ай-гун не послушал его совета [14].
- В 5 луне, в день гэн-шэнь, в новолуние, было солнечное затмение [15] (не упомянуто в «Ши цзи»). По современным данным, оно произошло [www.secl.ru/eclipse_catalog/-480_4_19.html 19 апреля 481 года до н. э.]
- В 5 луне чэньский сановник Цзун Шу бежал в Чу [16].
- В 5 луне сунский сановник Сян Туй попытался поднять мятеж в Цао, но его клан Сян выступил против него. Сян Туй бежал в 6 луне в Вэй, затем в Ци, потом в У, где и умер [17].
- В 5 луне умер цзюйский князь (Цзы-цин) [18].
- В 6 луне сунский сановник Сян Чао бежал в Лу [19].
- Осенью цзиньский полководец Чжао Ян воевал с Вэй [20].
- В 8 луне, в день синь-чоу умер луский сановник Чжунсунь Хэ-цзи [21].
- Зимой чэньский сановник Цзун Шу вернулся из Чу в Чэнь, и чэньцы убили его. Сановник Юань Май бежал из Чэнь в Чу [22].
- Зимой появилась комета, в Лу был голод [23].
- В дополнительной луне вэйский наследник Куай-вай с Хунь Лян-фу и несколькими спутниками вернулся из Сю (или Ци) в Вэй при помощи племянника Кун Куя [24] (в «Цзо чжуань» эти события отнесены к 480 году [25], а в продолжении «Чуньцю» — к 1 луне 479 года, дню желтоватого зайца [26], Васильев принимает дату 481).
- Чжао Ху увёз Чу-гуна на колеснице из Вэй в Лу, спасая от гибели [27]. Сановник Цзы Лу (Чжун Ю), один из учеников Конфуция, был убит Ши Ци и Юй Янем, спутниками Чжуан-гуна (в гл.47 его смерть датирована 480 годом [28]).
- Свергнут князь Вэй Чу-гун, на престол взошёл его отец Куай-вай (Чжуан-гун, эра правления 480—478). Он хотел казнить всех сановников, но, опасаясь мятежа, передумал [29]
- Обнесли стеной город Дуньцю [30].
| ||||||
Родились
Скончались
См. также
Источники
- ↑ Т.Ливий. История… М.,1989-93, т.1, с.98-99
- ↑ Конфуциева летопись «Чуньцю» («Вёсны и осени»). Перевод и примечания Н. И. Монастырева. М., 1999. С.106-107
- ↑ Чуньцю, известие 1; Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.224
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. VI. М., 1992. С.147-148
- ↑ Чуньцю, известие 2
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.61-62; Т. VI. М., 1992. С.110
- ↑ Чуньцю, известие 4
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.62-63; Т. VI. М., 1992. С.110-111; Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.199
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. II. М., 2001. С.36
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.63; Т. VI. М., 1992. С.111; согласно «Ши бэнь», вместо Ао имя Цзин (Комментарий Р. В. Вяткина в кн. Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.238)
- ↑ Чуньцю, известия 3 и 11
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.224; Т. V. М., 1987. С.63
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. VI. М., 1992. С.148
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.82
- ↑ Чуньцю, известие 5
- ↑ Чуньцю, известие 6
- ↑ Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.187 (по «Цзо чжуань»); Чуньцю, известия 7, 9
- ↑ Чуньцю, известие 8
- ↑ Чуньцю, известие 10
- ↑ Чуньцю, известие 12
- ↑ Чуньцю, известие 13
- ↑ Чуньцю, известия 14-15
- ↑ Чуньцю, известия 16-17
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.119-120; Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.184
- ↑ Комментарий Р. В. Вяткина в кн. Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.262
- ↑ Чуньцю, 16 год Ай-гуна (479), известия 1-2
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.224-225; Т. V. М., 1987. С.120
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. VI. М., 1992. С.149; Т. VII. М., 1996. С.69
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.225: имя Куай Куй; Т. V. М., 1987. С.120
- ↑ Бамбуковые анналы. М., 2005. С.122
Напишите отзыв о статье "481 год до н. э."
Отрывок, характеризующий 481 год до н. э.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
