49-й горный корпус (Третий рейх)
Поделись знанием:
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
| 49-й горный корпус XXXXIX. Gebirgskorps | |
| Годы существования | |
|---|---|
| Страна | |
| Войны | |
| Участие в |
захват Югославии, |
| Командиры | |
| Известные командиры | |
49-й горный корпус (нем. XXXXIX. Gebirgskorps) — создан в октябре 1940 года.
Боевой путь корпуса
Сформирован на территории Франции. Готовился к захвату Гибралтара.
В апреле 1941 года корпус участвовал в захвате Югославии.
С 22 июня 1941 — в составе группы армий «Юг» корпус участвовал в войне против СССР. Бои в районе Львова и Умани.
В конце 1941 — начале 1942 — бои в районе Харькова-Славянска. Во второй половине 1942 года — на Кубани и Кавказе.
До 9 октября 1943 года после участия в битве за Кавказ в составе 17-й армии корпус отступил в Крым, где занял оборону на севере на Перекопском перешейке. После оборонительных боёв в районе Севастополя и Гераклейского полуострова 14 апреля — 12 мая 1944 года остатки корпуса были эвакуированы в Румынию.[1]
В 1944 году — бои в Карпатах. В феврале 1945 года корпус отступил на территорию Протектората Богемии и Моравии.
Состав корпуса
В июне 1941:
- 1-я горная дивизия
- 4-я горная дивизия
- 100-я лёгкая пехотная дивизия
- 257-я пехотная дивизия
В сентябре 1941:
- 1-я горная дивизия
- 4-я горная дивизия
В январе 1942:
- 1-я горная дивизия
- 4-я горная дивизия
- 198-я пехотная дивизия
- 3-я дивизия (итальянская)
В августе 1942:
- 1-я горная дивизия
- 4-я горная дивизия
- 2-я горная дивизия (румынская)
В Крыму (октябрь 1943 — май 1944) [1]
- 50-я пехотная дивизия
- 336-я пехотная дивизия
В сентябре 1944:
- 100-я егерская дивизия
- 101-я егерская дивизия
- 6-я дивизия (венгерская)
- 13-я дивизия (венгерская)
В марте 1945:
- 4-я горная дивизия
- 320-я народно-гренадерская дивизия
- 78-я штурмовая дивизия (боевая группа)
- 16-я дивизия (венгерская, остатки)
Командующие корпусом
- с 25 октября 1940 — генерал горных войск Людвиг Кюблер
- с 19 декабря 1941 — генерал горных войск Рудольф Конрад
- с 26 июля 1943 — генерал пехоты Хельге Аулеб
- с 15 августа 1943 — генерал горных войск Рудольф Конрад
- с 10 мая 1944 — генерал артиллерии Вальтер Хартман
- с 5 августа 1944 — генерал горных войск Карл фон Ле Суар
Напишите отзыв о статье "49-й горный корпус (Третий рейх)"
Ссылки
- ↑ 1 2 Бюхнер, Алекс. [books.google.com/books?id=ZvW7GAAACAAJ&dq=%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81+%D0%B1%D1%8E%D1%85%D0%BD%D0%B5%D1%80&hl=en 1944: Храх на Восточном фронте : Черкассы, Тернополь, Крым, Витебск, Бобруйск, Броды, Яссы-Кишинев]. — Эксмо, 2006. — 412 с. — ISBN 5699185607, 9785699185603.
Литература
- Roland Kaltenegger: Die deutsche Gebirgstruppe 1935—1945, Universitas Verlag, 2000, ISBN 978-3-8004-1196-2
Отрывок, характеризующий 49-й горный корпус (Третий рейх)
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
