496 год до н. э.
Поделись знанием:
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.
Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.
Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
| Годы |
|---|
| 500 до н. э. · 499 до н. э. · 498 до н. э. · 497 до н. э. — 496 до н. э. — 495 до н. э. · 494 до н. э. · 493 до н. э. · 492 до н. э. |
| Десятилетия |
| 510-е до н. э. · 500-е до н. э. — 490-е до н. э. — 480-е до н. э. · 470-е до н. э. |
| Века |
| VI век до н. э. — V век до н. э. — IV век до н. э. |
Содержание
События
- 496 — Консулы Авл Постумий Альб Регилленсис и Тит Вергиний Трикост Целиомонтан [1].
- Началась Первая латинская война
- 496 — 71-я олимпиада
- 496 — Персидская армия наносит поражение карийцам, участникам ионийского восстания. Персы занимают Эолиду и берега Геллеспонта.
- 496 — Персами разрушен древнегреческий город Милет[2].
- 496 — Кипр. Персидская армия, высадившаяся на Кипре, подавила восстание киприотов.
- 496/5 — Афинский архонт-эпоним Гиппарх.
Китай
- 14-й год по эре правления луского князя Дин-гуна [3].
- В Цзинь сановники Чжунхан и Фань-ши взбунтовались против дома Цзинь. Чжи-ши, Вэй Чи и Чжао Цзянь-цзы выступили против них, те бежали в Ци (в гл.5 бегство отмечено сразу под 496 годом, хотя оно произошло позже) [4].
- Чжи-бо Вэнь-цзы заявил Чжао Яну, что Дун Ань-юй поднимает смуту и заслуживает смерти. Тогда Дун Ань-юй покончил с собой [5] (у Л. С. Васильева здесь явное недоразумение в тексте [6]).
- Весной вэйский сановник Гун Шу-сюй бежал в Лу, а другой вэйский сановник Чжао Ян [7] бежал в Сун. Летом из Вэй в Лу бежал сановник Бэй Гун-цзе [8].
- Богач Гунсунь Шу изгнан из Вэй со своими сторонниками [9].
- Во 2 луне, в день синь-сы чуский полководец гун-цзы Цзе и чэньский полководец Гунсунь То-жэнь опустошили Дунь и пленили дуньского князя Цзана, который хотел отпасть от Чу [10].
- Чу уничтожило княжества Дунь и Ху [11] (согласно «Цзо чжуань», Ху — в 495 году). Князь Дунь за связи с Цзинь был пленён и отправлен в Чу [12].
- уский ван напал на Юэ, но юэсцы выставили вперёд воинов-смертников, усцы же дважды пленили их отряды. Тогда юэский ван послал вперёд отряд преступников, которые сами перерезали себе горло и привели этим в ужас усцев [13]. В 5 луне ван Юэ разбил уское войско у Цзуйли (или у горы Гусу). Лин Гу-фу ударом копья ранил Хэ-лу и отрубил ему большой палец на ноге. Хэ-люй отступил и вскоре умер в Син (в 7 ли от Цзуйли) [14] (по гл.40 «Ши цзи» — в 495 году, причём там сказано, что стрелу пустил сам юэский ван, а по «Цзо чжуань» — сановник Лин Гу-фу ударил копьем).
- Умер правитель У Хэ-лу, ему наследовал сын Фу Ча (эра правления 495—473). Перед смертью Хэ-лу потребовал от сына не забывать, что юэский ван Гоу Цзянь убил его отца. Фу Ча назначил Бо Пи тайцзаем [15].
- уский ван Фу Ча напал на Чэнь, занял три поселения и отошёл [16] (возможно, в гл.36 подразумевается поход 494 года).
- В 5 луне князья Ци, Вэй и Лу провели съезд в Цянь [17].
- Осенью князья Ци и Сун провели съезд в Тао [18].
- Осенью чжоуский ван направил в Лу посла Ши Тана, который доставил жертвенное мясо [19].
- Вэйский наследник Куай Куй (Куай-вай) решить погубить свою мачеху Нань-цзы и сговорился об этом с Си-ян Су, но тот не решился. Осенью Куай-вай бежал из Вэй в Сун, а затем уехал в Цзинь к главе рода Чжао. Вэйский сановник Гун Мэн-коу бежал в Чжэн [20]. В «Цзо чжуань» описаны причины ненависти к мачехе [21].
- Осенью Чэнь (младший брат сунского князя) бежал из Сяо в Лу [22].
- Осенью в Лу была большая охота в Би-пу. чжуский князь прибыл для встречи с луским князем на охоте [23]. Обнесены стенами два луских города Цзюй-фу и Сяо [24][25].
- Конфуций прибыл в Чэнь, его арестовали в Куане [26].
- В Цао деревенский житель Гунсунь Цян подарил гуну подстреленного им дикого гуся. Гун послал его командовать гарнизоном крепостных стен. Сын человека, видевшего вещий сон в 499 году, уехал из Цао [27].
| ||||||
Родились
Скончались
Сунь-цзы — китайский стратег и мыслитель.
См. также
Источники
- ↑ Т.Ливий. История… М.,1989-93, т.1, с.79-80
- ↑ Италийская философия. М., 1975. С. 12.
- ↑ Конфуциева летопись «Чуньцю» («Вёсны и осени»). Перевод и примечания Н. И. Монастырева. М., 1999. С.100
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. II. М., 2001. С.36; Т. VI. М., 1992. С.81
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. VI. М., 1992. С.53
- ↑ он пишет о самоубийстве Чжао Яна (Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.179, со ссылкой на «Цзо чжуань»), хотя тот прожил ещё несколько десятилетий, что признает в томе III и сам Л. С. Васильев (Древний Китай. Т.3. М., 2006. С.33)
- ↑ иероглиф Ян отличен от включённого в имя цзиньского Чжао Яна
- ↑ Чуньцю, известия 1, 2, 4
- ↑ Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.183 (по «Цзо чжуань»)
- ↑ Чуньцю, известие 3
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.199
- ↑ Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.205
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.35; Т. VI. М., 1992. С.16, Примечания В. С. Таскина в кн. Го юй (Речи царств). М., 1987. С.429-430 (из «Цзо чжуань»); Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.209
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.215, 217; Т. V. М., 1987. С.35, 199; Т. VI. М., 1992. С.16; Т. VII. М., 1996. С.61-62, Примечания В. С. Таскина в кн. Го юй (Речи царств). М., 1987. С.430; Чуньцю, известие 5
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.35; Т. VII. М., 1996. С.62
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.107 (под 496 годом) Т. VI. М., 1992. С.136 (под 494 годом)
- ↑ Чуньцю, известие 6
- ↑ Чуньцю, известие 7
- ↑ Чуньцю, известие 8
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.215; Т. V. М., 1987. С.118; Чуньцю, известие 9
- ↑ Комментарий Р. В. Вяткина в кн. Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.261 (названа матерью, но это недоразумение); Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.184 («молодая красавица»)
- ↑ Чуньцю, известие 10
- ↑ Чуньцю, известия 11, 12
- ↑ луский Сяо пишется иным иероглифом, нежели сунский
- ↑ Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.169 (из «Цзо чжуань»); Чуньцю, известие 13
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.215; Т. V. М., 1987. С.107; Т. VI. М., 1992. С.134-135, Переломов Л. С. Конфуций. Лунь юй. М., 2000. С.109-110
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.215, 217; Т. V. М., 1987. С.101
Напишите отзыв о статье "496 год до н. э."
Отрывок, характеризующий 496 год до н. э.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.
Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.
Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
