4 июля
Поделись знанием:
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…
Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.
| ← июль → | ||||||
| Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс |
| 1 | 2 | |||||
| 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 |
| 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 |
| 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 |
| 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 |
| 31 | ||||||
| 2023 г. | ||||||
4 июля — 185-й день года (186-й в високосные годы) в григорианском календаре. До конца года остаётся 180 дней.
В XX и XXI веках соответствует 21 июня юлианского календаря[1].
Содержание
Праздники
См. также: Категория:Праздники 4 июля
-
США, День независимости. -
Норвегия, День рождения королевы Сони Харальдсен. -
Багамы, День королевы. -
Италия, День Гарибальди. -
Острова Кайман, День конституции. -
Латвия, День жертв геноцида. -
Лесото, День семьи. -
Тонга, День короля. -
Украина, День судебного эксперта. -
Югославия, День борца за свободу.
Религиозные
-
Католицизм - — память блаженной Катрин Жарриж;
- — память святой Изабеллы Португальской;
- — память святого Ульриха Аугсбургского;
- — память Одо Кентерберийского;
- — память Берты Артуасской.
- — память мученика Иулиана Тарсийского (ок. 305);
- — обре́тение мощей преподобного Максима Грека (1996);
- — память священномученика Терентия, епископа Иконийского (I);
- — память преподобных Иулия, пресвитера, и Иулиана, диакона (V);
- — память мучеников Арчила II, царя Иверского (744), и Луарсаба II, царя Карталинского (1622) (Грузинская православная церковь);
- — память священномученика Иоанна Будрина пресвитера (1918);
- — память преподобного Георгия (Лаврова), исповедника, архимандрита Даниловского (1932);
- — память священномучеников Алексия Скворцова, Павла Успенского и Николая Розанова пресвитеров, преподобномученика Ионы (Санкова), иеромонаха (1938);
- — память мученика Никиты Сухарева (1942).
Именины
- Католические: Берта, Изабелла, Ода/Одо, Ульрих.
- Православные: Алексей, Анастасий, Анастасия, Антоний, Арчил, Афродисий, Василиса, Георгий, Дато, Иван, Иона, Келсий, Луарсаб, Максим, Марионилла, Никита, Николай, Павел, Руф, Терентий, Феодор, Юлиан, Юлий.
События
См. также: Категория:События 4 июля
До XIX века
- 1054 — вспышка сверхновой звезды в созвездии Тельца, результат которой — Крабовидная туманность.
- 1631 — в Париже открылось первое агентство по занятости — адресное бюро.
- 1776 — учреждена Галерея Альбертина в Вене.
- 1776 — подписана Декларация независимости США.
- 1784 — император Священной Римской Империи Иосиф II аннулировал конституцию Венгрии и повелел перевезти венгерскую корону в Вену.
XIX век
- 1817 — в США начато сооружение канала Эри, соединяющего одноимённое озеро с рекой Гудзон.
- 1819 — из Кронштадта в кругосветное плавание отправились шлюпы «Восток» и «Мирный». Во время этой экспедиции был открыт «шестой» континент.
- 1832 — в Бостоне детским хором впервые исполнен патриотический гимн «Америка».
- 1832 — в городе Санкт-Петербурге основан Зоологический музей.
- 1838 — учреждение Пулковской астрономической обсерватории при Академии наук.
- 1848 — впервые опубликован «Манифест коммунистической партии» Карла Маркса.
- 1855 — вышло первое издание сборника стихов Уолта Уитмена «Листья травы».
- 1862 — во время пикника Чарльз Доджсон начал рассказывать Алисе Лидделл историю о девочке, побежавшей вслед за кроликом в Страну чудес. Десятилетняя девочка стала настаивать, чтобы он записал всю историю. Доджсон последовал совету и под именем Льюиса Кэрролла написал книжку «Алиса в Стране чудес».
- 1865 — в издательстве «Macmillan and Co» вышло первое издание книги Льюиса Кэррола «Алиса в Стране чудес».
- 1874 — построен первый мост через Миссисипи.
- 1876 — в Сан-Франциско открылась первая в мире выставка электротехнических товаров.
- 1878 — введение в России института урядников (нижние чины уездной полиции, ближайшие помощники становых приставов).
- 1886
- В Нью-Йорк прибыла статуя Свободы, которая торжественно откроется 26 октября.
- В городке Прескотт (штат Аризона) американский ковбой Буффало Билл продемонстрировал первое соревнование по родео.
- 1892 — в государстве Самоа произошло два 4 июля подряд, поскольку по распоряжению короля Самоа перешло в часовой пояс, находящийся на 24 часа назад — к востоку от линии перемены дат[5], чтобы облегчить торговлю с США.
- 1894 — вопреки сопротивлению монархистов провозглашена республика на Гавайских островах.
XX век
- 1903 — президент Рузвельт торжественно объявил об открытии тихоокеанской линии связи, разослав по кабелю, проложенному по дну Тихого океана, сообщения по всему миру.
- 1906 — Великобритания, Франция и Италия выступили гарантами независимости Эфиопии.
- 1915 — прах автора «Марсельезы» Руже де Лиля перезахоронен в Доме инвалидов в Париже.
- 1918 — в газете «Вольность» помещена заметка «Освобождение Куприна». В начале весны писатель был арестован органами ВЧК за публикацию статьи в защиту великого князя Михаила.
- 1920 — спектаклем «Маугли» открылся Первый Государственный театр для детей, созданный 17-летней Натальей Сац.
- 1924 — начало установления дипломатических отношений между СССР и Албанией.
- 1937 — в СССР арестован глава Всероссийской Академии сельскохозяйственных наук А. Муралов.
- 1941
- Завершилось присоединение Бессарабии и Северной Буковины к СССР.
- Немецкими оккупационными войсками казнены представители польской интеллигенции Львова.
- Коммунистическая партия Югославии объявляет о начале партизанской войны против немецко-фашистских захватчиков.
- 1946
- Кёнигсберг переименован в Калининград.
- Признана независимость Филиппин.
- 1948 — столкновение в небе над Нортвудом к северу от Лондона Douglas DC-6 Скандинавских авиалиний и Avro York Королевских Военно-воздушных сил. Погибли все 39 пассажиров и членов экипажа обоих самолётов — крупнейшее столкновение в небе Великобритании.
- 1950 — в эфир вышла радиостанция «Свободная Европа».
- 1957 — первый полёт пассажирского самолёта Ил-18.
- 1958
- На атомной подводной лодке К-3 «Ленинский комсомол» впервые запущен атомный реактор.
- Харьковский тракторный завод выпустил свой 500-тысячный трактор.
- 1959 — Ямайка получила право внутреннего самоуправления, оставаясь в составе Вест-Индской Федерации.
- 1960 — на флаге США прибавлена 50-я звезда в честь присоединения Гавайских островов.
- 1961
- Открытие 7-го Всеармейского совещания комсомольских работников.
- Авария на советской атомной субмарине К-19.
- 1962 — образована компания грамзаписи «Island Records».
- 1966 — «Битлз» вызвали скандал на Филиппинах, не прибыв на приём, организованный женой президента страны Имельдой Маркос.
- 1969
- 140 тысяч человек собрались на поп-фестиваль в Атланте, чтобы увидеть «Led Zeppelin» и Дженис Джоплин. Тогда же выступила группа «Grand Funk Railroad».
- Джон Леннон объявил журналистам, что создал новую группу «The Plastic Ono Band».
- Диктатор Испании генерал Франко предложил всем жителям Гибралтара свободно принять испанское гражданство.
- 1972 — в Пхеньяне и Сеуле опубликовано совместное заявление Севера и Юга, подписанное в результате переговоров между официальными представителями КНДР и Южной Кореи и определяющее основные принципы мирного объединения Кореи.
- 1975 — острова Кабо-Верде обрели независимость от Португалии.
- 1976 — Операция «Энтеббе»: израильские спецслужбы освободили заложников в угандийском аэропорту Энтеббе. В ходе перестрелки были убиты 5 израильтян,6 террористов и 23 угандийца. 101 заложник был спасён.
- 1982 — спустя три года после развода с первой женой Оззи Осборн женился вторично на Шэрон Арден (Sharon Arden), дочери своего менеджера. Сегодня у них трое детей, а Шэрон стала его личным менеджером.
- 1986 — президент США Рональд Рейган в присутствии президента Франции Франсуа Миттерана (François Maurice Adrien Marie Mitterrand) торжественно открыл после реконструкции Статую Свободы в Нью-Йорке.
- 1987 — в Москве прошёл 4-й фестиваль «За мир» с участием «The Doobie Brothers», «Santana», «Bonnie Raitt», а также советских рок-групп.
- 1989 — пилот самолёта МиГ-23 ВВС СССР, взлетевшего в Польше, катапультировался на 41-й секунде полёта; неуправляемый самолёт пролетел 900 км и упал в Бельгии после того, как у него кончилось топливо. При падении на земле погиб 1 человек.
- 1991 — в России принят закон об Арбитражном суде.
XXI век
- 2001 — скульптор Зураб Церетели создал памятник леди Диане Спенсер, принцессе Уэльской, погибшей в автокатастрофе в 1997 году.
- 2003 — Туркменбаши запретил поступать в вузы сразу после школы.
- 2004 — Греция впервые стала чемпионом Европы по футболу.
- 2005 — снаряд экспедиции Deep Impact произвёл столкновение с кометой Темпеля 1.
- 2008 — взрыв в Минске[6].
- 2012 — официально объявлено об открытии в ЦЕРНе новой частицы, по свойствам похожей на предсказанный бозон Хиггса[7].
Родились
См. также: Категория:Родившиеся 4 июля
- 1477 — Авентин (ум. 1534), баварский историк, просветитель.
- 1610 — Поль Скаррон (ум. 1660), французский поэт («Вергилий наизнанку»).
- 1676 — Хосе Каньисарес (ум. 1750), испанский драматург.
- 1753 — Жан-Пьер Франсуа Бланшар (ум. 1809), французский аэронавт, который первым пересек Ла-Манш на воздушном шаре 7 января 1785 года вместе с американцем Джоном Джеффрисом (John Jeffries).
- 1765 — Пьер-Антуан Дюпон де л’Этан, (ум. 1840) французский дивизионный генерал.
- 1790 — Джордж Эверест (ум. 1866), английский геодезист, в честь которого назвали Джомолунгму.
- 1802 — Йозеф Лабицкий (ум. 1881), капельмейстер и композитор музыки для танцев.
- 1804 — Натаниел Готорн (ум. 1864), американский писатель.
- 1807 — Джузеппе Гарибальди (ум. 1882), народный герой Италии, генерал.
- 1815 — Павел Андреевич Федотов (ум. 1852), русский художник («Свежий кавалер», «Сватовство майора», «Разборчивая невеста», «Вдовушка», «Анкор, ещё анкор!»).
- 1846 — Иван Николаевич Жданов (ум. 1901), русский литературовед и фольклорист, академик Петербургской АН.
- 1859 — Шарль Диль (ум. 1944), французский историк, автор многих работ по истории Византии и византийского искусства.
- 1874 — Молоко Темо (ум. 2009), предположительно старейший житель земли.
- 1880 — Стеллан Рийе (ум. 1914), датский кинорежиссёр, внёсший заметный вклад в развитие раннего немецкого кинематографа.
- 1883 — Руб Голдберг (ум. 1970), американский рисовальщик мультфильмов, скульптор, писатель, инженер и изобретатель.
- 1885 — Луи Мейер (Louis B. Mayer) (ум. 1957), глава кинокомпании «Metro-Goldwyn-Mayer».
- 1889 — Джозеф Руттенберг (Joseph Ruttenberg) (ум. 1983), американский оператор.
- 1891 — Петро Панч (настоящее имя Петро Йосипович Панченко) (ум. 1978), украинский писатель («Клокотала Украина», «На калиновом мосту»).
- 1900 — Робер Деснос (ум. 1945), французский поэт.
- 1902 — Джордж Мерфи (George Lloyd Murphy) (ум. 1992), американский актёр, танцор и политик.
- 1908 — Аурелио Печчеи (ум. 1984), итальянский менеджер (фирма «Фиат») и общественный деятель.
- 1910 — Глория Стюарт, американская актриса («Титаник») (ум. 2010).
- 1917 — Манолете (настоящее имя Мануэль Лауреано Родригес Санчес) (Manolete — Manuel Laureano Rodríguez Sánchez) (ум. 1947), выдающийся испанский тореро, уже в 17 лет ставший профессионалом.
- 1918 — Владимир Соломонович Библер (ум. 2000), философ, культуролог, автор концепции «Диалог культур».
- 1918 — Павел Давидович Коган (ум. 1942), советский поэт.
- 1921 — Жерар Дебрё (ум. 2004), американский экономист французского происхождения, лауреат Нобелевской премии 1983 года.
- 1924 — Эва Мари Сейнт, американская актриса, обладательница премии «Оскар» (1955).
- 1927 — Джина Лоллобриджида, итальянская актриса («Собор Парижской богоматери», «Закон», «Фанфан-тюльпан»).
- 1927 — Нил Саймон, американский драматург и сценарист.
- 1930 — Фрунзик Мкртчян (настоящее имя Мгер Мкртчян) (ум. 1993), советский киноактёр, народный артист СССР («Кавказская пленница», «Мимино»).
- 1930 — Юрий Сергеевич Тюкалов, двукратный Олимпийский чемпион, заслуженный мастер спорта и заслуженный тренер по академической гребле, художник, архитектор, Почётный гражданин Санкт-Петербурга (2002).
- 1930 — Штефан Угер (Štefan Uher) (ум. 1993), словацкий режиссёр.
- 1939 — Абдель Азиз Абдель Гани (ум. 2011), премьер-министр Йемена (1975—1980, 1983—1990 и 1994—1997 гг.).
- 1940 — Алла Николаевна Латынина, литературный критик, литературовед.
- 1943 — Элэн Уилсон (Alan "Blind Owl" Wilson) (ум. 1970), американский гитарист, композитор, основавший вместе с Бобом Хайтом (Bob "The Bear" Hite) блюз-роковую группу «Canned Heat».
- 1952 — Альваро Урибе, президент Колумбии с 2002 по 2010.
- 1954 — Асмик Пошотян, советский художник-постановщик, сценарист и режиссёр анимационных фильмов.
- 1957 — Дмитрий Назаров, советский и российский актёр.
- 1959 — Игорь Христенко, российский юморист, пародист, артист театра Евгения Петросяна «Кривое зеркало».
- 1976 — Евгения Медведева-Арбузова, российская лыжница, бронзовый призёр XX зимних Олимпийских игр в дуатлоне.
Скончались
См. также: Категория:Умершие 4 июля
- 1761 — Сэмюэл Ричардсон (р. 1689), английский писатель, родоначальник «чувствительной» литературы XVIII и начала XIX вв.
- 1826 — Томас Джефферсон (р. 1743), 3-й президент США.
- 1826 — Джон Адамс (р. 1735), первый вице-президент и второй президент США.
- 1831 — Джеймс Монро (р. 1758), 5-й президент США.
- 1848 — Франсуа Рене де Шатобриан (р. 1768), французский писатель и политик, один из основателей романтизма во французской литературе.
- 1891 — Ганнибал Гамлин (р. 1809), 15-й вице-президент США.
- 1899 — Константин Фёдорович Голстунский (р. 1831), русский монголовед.
- 1902 — Вивекананда, индийский философ и общественный деятель (р. 1863).
- 1910 — Джованни Вирджинио Скиапарелли (р. 1835), итальянский астроном.
- 1921 — Антоний Грабовский (р. 1857), польский инженер-химик, поэт, «отец поэзии на эсперанто».
- 1934 — Мария Кюри (р. 1867), французский физик и химик, лауреат Нобелевской премии по физике 1903 года и Нобелевской премии по химии 1911 года.
- 1939 — Луис Уэйн (р. 1860), английский художник, известный своими многочисленными антропоморфными изображениями котов, кошек и котят с огромными глазами.
- 1946 — Отенио Абель (р. 1875), австрийский палеонтолог.
- 1964 — Самуил Маршак (р. 1887), советский поэт, драматург, переводчик, критик.
- 1969 — Михаил Хергиани (род. 1932), советский альпинист, многократный чемпион СССР.
- 1975 — Владимир Емельянов (р. 1911), актёр («Отряд Трубачева сражается», «Ко мне, Мухтар!», «Угрюм-река»).
- 1979 — Николай Михайлович Зиновьев (р. 1888), живописец, основоположник искусства советского Палеха, народный художник СССР.
- 1988 — Януш Пшимановский (Janusz Przymanowski) (р. 1922), польский писатель, поэт и публицист.
- 1992 — Астор Пьяццолла (р. 1921), аргентинский музыкант и композитор.
- 1992 — Людмила Целиковская (р. 1919), советская актриса театра и кино («Сердца четырёх», «Воздушный извозчик», «Беспокойное хозяйство», «Иван Грозный», «Повесть о настоящем человеке»).
- 1997 — Мигель Найдорф (р. 1910), аргентинский шахматист, победитель 52 международных турниров, автор защиты Найдорфа.
- 2000 — Юрий Николаевич Клинских (Хой) (р. 1964), лидер группы «Сектор газа».
- 2003 — Барри Уайт (р. 1944), американский певец.
- 2006 — Андрей Краско (род. 1957), российский актёр театра и кино.
- 2011 — Отто фон Габсбург (р. 1912), кронпринц Австро-Венгрии, на протяжении 84 лет глава дома Габсбургов.
Приметы
- День Святого Андрея, архиепископа Критского. Озими в наливах, а греча в исходе, то есть на выходе; или и Рубахи нет, а овёс до половины дорос.
- Терентий. В этот день зацветает липа, чай из золотистых лепестков которой защищает от простуды.[8]
См. также
|
4 июля в Викиновостях? |
|---|
Напишите отзыв о статье "4 июля"
Примечания
- ↑ В XX и XXI веках григорианский календарь опережает юлианский на 13 суток.
- ↑ [azbyka.ru/days/2015-07-04 Старый стиль, 21 июня, Новый стиль 4 июля, суббота] // Православный церковный календарь
- ↑ [calendar.pravmir.ru/2015/7/4 4 июля 2015 года] // Православие и мир, православный календарь, 2015 г.
- ↑ [azbyka.ru/days/2016-07-04 Старый стиль, 24 июня, Новый стиль 4 июля, понедельник] // Православный церковный календарь
- ↑ [ria.ru/world/20111230/529683450.html Государство Самоа совершит прыжок в будущее, изменив часовой пояс]
- ↑ [ria.ru/society/20080718/114365960.html Несколько задержанных по делу о взрыве в Минске освобождены из СИЗО | Общество | Лента новостей «РИА Новости»]
- ↑ [press.web.cern.ch/backgrounders/higgs-update-4-july Пресс-релиз CERN], 4.07.2012 (англ.)
- ↑ [www.rg.ru/2008/07/03/primeti.html Народные приметы: 4 июля]
Отрывок, характеризующий 4 июля
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…
Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.
