4 сентября
Поделись знанием:
В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
| ← сентябрь → | ||||||
| Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс |
| 1 | 2 | 3 | ||||
| 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 |
| 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 |
| 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 |
| 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | |
| 2023 г. | ||||||
4 сентября — 247-й день года (248-й в високосные годы) в григорианском календаре. До конца года остаётся 118 дней.
Содержание
Праздники
См. также: Категория:Праздники 4 сентября
Национальные
Профессиональные
-
Армения — День спасателя. -
Молдавия — День работника таможенной службы. -
Россия — День специалиста по ядерному обеспечению.
Религиозные
- память мучеников Агафоника, Зотика, Феопрепия (Боголепа), Акиндина, Севериана и прочих (305—311);
- память священномученика Горазда (Павлика), епископа Чешского и Моравско-Силезского (1942);
- память преподобного Исаакия Оптинского (1894);
- память священномученика Афанасия, епископа Тарсийского (Киликийского) (270—275), преподобной Анфусы (ок. 298) и слуг ее, мучеников Харисима и Неофита (270—275);
- память мученицы Евлалии девы (ок. 303);
- Собор Московских святых (переходящее празднование в 2016 г.);
- память священномучеников Макария (Гневушева), епископа Орловского, Иоанна Бояршинова и Алексия Наумова, пресвитеров (1918);
- память священномучеников Феодора (Смирнова), епископа Пензенского, и с ним Василия Смирнова и Гавриила Архангельского, пресвитеров (1937);
- память священномучеников Иоанна (Троянского), епископа Великолукского, Алексия (Орлова), архиепископа Омского, Александра Ратьковского, Михаила Люберцева и Феодора Маляровского, пресвитеров, преподобномучеников Илариона (Цурикова), Иоанна (Лабы) и Иерофея (Глазкова), иеромонахов (1937);
- празднование в честь Грузинской иконы Божией Матери.
Именины
- Католицизм
- — память пророка Моисея;
- — память святой Розы из Витербо.
- Православие[3]
- — память Феодоры Ксироциркской;
- — память мучеников Агафоника Никомидийского (Силиврийского), Зотика Потамского (Фракийского), Феопрепия (Боголепа) Потамского (Фракийского), Акиндина Потамского (Фракийского), Севериана Халкидонского и прочих (305—311);
- — память царицы Ариадны;
- — память преподобного Исаакия I Оптинского (1894);
- — память мученика Оропса;
- — память священномученика Горазда, епископа Богемского и Мораво-Силезского (1942);
- — память мученика Зинона;
- — память священномучеников Макария, епископа Орловского, Иоанна и Алексия пресвитеров (1918);
- — память преподобномученика Парфения Кизилташского, игумена;
- — память священномучеников Феодора, епископа Пензенского и с ним Василия и Гавриила пресвитеров (1937);
- — память мученика Иринея;
- — память священномучеников Иоанна, епископа Великолукского, Алексия, архиепископа Омского, Александра, Михаила и Феодора пресвитеров, преподобномучеников Илариона, Иоанна и Иерофея (1937);
- — память мученика Феликса;
- — память священномученика Афанасия епископа Тарса Киликийского (270—275), преподобной Анфусы Селевкийской (ок. 298) и слуг её, мучеников Харисима и Неофита (270—275);
- — память мученика Ора;
- — память мученицы Евлалии Барселонской, девы (ок. 303);
- — Собор Московских святых;
- — память преподобного Боголепа Угличского.
События
См. также: Категория:События 4 сентября
До XIX века
- 476 — Глава варваров Одоакр сверг римского императора Августула, положив конец Западной Римской империи.
- 1479 — После 4 лет борьбы подписан Алкасовашский договор, закончивший Войну за Кастильское наследство. Испания получила Канарские острова.
- 1611 — Русский патриарх Гермоген распространил грамоту с анафемой Лжедмитрия и Марины Мнишек.
- 1650 — в Пскове после полугодового мятежа восстановлена власть воевод
- 1669 — Предводитель казаков Степан Разин прибыл в Астрахань с повинной русскому правительству за разбои против персов и туркмен.
- 1742 — В ходе русско-шведской войны, окружённая шведская армия капитулировала в районе Гельсингфорса.
- 1781 — 44 испанских поселенца основали город Лос-Анджелес, Калифорния, США.
- 1791 — Людовик XVI подписал первую конституцию Франции.
- 1799 — в Российской империи учреждены городские управы
XIX век
- 1802 — Немецкий филолог Георг Гротефенд предъявил первый в мире удачный перевод вавилонской клинописи.
- 1810 — князь Абхазии Георгий Шаваршидзе принял присягу на верность русскому царю
- 1841 — Немецкий поэт Август Генрих Гоффманн фон Фаллерслебен представил написанную им песню «Дойчланд, Дойчланд, юбер аллес», ставшую гимном Германии (слова были наложены на австрийский имперский гимн Гайдна).
- 1842 — Спустя 284 года возобновилось строительство Кёльнского собора.
- 1866 — Открыто движение по Рязанско-Козловской железной дороге.
- 1870 — Во Франции был свергнут император Наполеон III и провозглашена Третья республика.
- 1882 — В Нью-Йорке Томас Эдисон включил первое в мире коммерческое электрическое освещение (всего насчитывалось 85 платных клиентов).
- 1884 — В России отменена автономия университетов.
- 1885 — В Нью-Йорке открылось первое в Соединённых Штатах кафе самообслуживания.
- 1888 — Джордж Истмен зарегистрировал торговую марку «Kodak» и получил патент на фотокамеру использующую катушки плёнки.
- 1893 — в Чикаго открылся первый Конгресс еврейских женщин.
XX век
- 1909 — В Англии состоялся первый парад бойскаутов.
- 1913 — Последнее великое географическое открытие. Экспедиция на ледоколах «Таймыр» и «Вайгач» под руководством Бориса Андреевича Вилькицкого открыла Землю Николая II и остров Цесаревича Алексея (ныне Северная Земля).
- 1914 — Британия, Россия и Франция пообещали друг другу не заключать сепаратный мир с Германией
- 1928 — Совнарком Украины утвердил новое украинское правописание (действовало до 1933 года).
- 1932 — На Украине создан Институт красной профессуры.
- 1937
- Лига Наций одобрила проект создания еврейского и арабского государств.
- В Лозанне агентами НКВД застрелен один из лидеров Коминтерна И. Рейс, ранее заявивший о переходе в лагерь троцкистов и разрыве со Сталиным.
- 1938 — В газете «Красная Звезда» впервые употреблена фраза «Если меня убьют, считайте меня коммунистом».
- 1939
- Оборона Парашютной вышки в Катовице (Польша).
- Япония заявила о невмешательстве в европейскую войну
- 1940 — Американская система трансляции «Columbia» продемонстрировала цветное телеизображение на станции W2XAB.
- 1941 — На войну против СССР направился первый батальон Легиона французских добровольцев
- 1942
- нацистами уничтожено гетто в Лунинце.
- газете «Красноармейская правда» начата публикация «Василия Теркина» А. Твардовского.
- 1943
- Постановлением ГКО № 4043, на вооружение Красной армии был принят ИС-85(ИС-1) с пушкой Д-5Т.
- Состоялась встреча Сталина с тремя иерархами Русской православной церкви. Встреча обозначила поворот в церковной политике СССР.
- 1944
- Финляндия прекратила боевые действия против СССР (см. статью Советско-финская война (1941-1944)).
- Английское правительство постановило отправлять в СССР всех военнопленных русского происхождения
- 1945 — Указом Президиума Верховного Совета СССР расформирован Государственный Комитет Обороны.
- 1946
- ЦК ВКП(б) выступил с критикой фильма «Большая жизнь».
- Исключение М. М. Зощенко и А. А. Ахматовой из Союза советских писателей.
- 1947 — В Авиньоне (Франция) открылся первый театральный фестиваль. Его организатором был Жан Вилар (Jean Vilar).
- 1957 — Начался первый полёт реактивного пассажирского самолёта «ТУ-104А» по маршруту Москва-Нью-Йорк.
- 1959 — В США в продаже появляется новинка — колготки.
- 1962
- The Beatles начали работу в студии над своим первым синглом. Первыми песнями стали «How Do You Do It?» и «Love Me Do».
- Начало Карибского кризиса: президент Джон Кеннеди предупредил Фиделя Кастро, что США всеми средствами парируют кубинскую военную акцию в зоне своих интересов; в тот же день Москва заявила, что непосредственная интервенция США против Кубы приведёт к глобальному конфликту.
- 1963 — катастрофа «Каравеллы» в Дюрренеше (Швейцария), погибли 80 человек.
- 1964 — NASA выводит в космос свою первую орбитальную геофизическую обсерваторию.
- 1965
- В девятый раз на вершину американского хит-парада поднялись The Beatles с песней «Help!»
- В Киеве во время показа фильма «Тени забытых предков» состоялся митинг протеста против новых политических репрессий.
- 1970 — Прима-балерине Театра им. Кирова Наталии Макаровой предоставлено политическое убежище в Великобритании.
- 1975 — В телеэфир вышел первый выпуск игры «Что? Где? Когда?».
- 1980 — Подписана в печать «Малая земля» Леонида Брежнева.
- 1985
- В Израиле прошла денежная реформа; выведен из обращения шекель (с тех пор называемый «старым шекелем») и введён в обращение новый шекель. Курс обмена старых шекелей на новые был 1000 к 1.
- Останки «Титаника» на Атлантическом морском грунте фотографируются с помощью дистанционного управления.
- 1987 — В Москве завершился проходивший со 2 сентября суд над Матиасом Рустом. Пилот — нарушитель границы — был приговорён к 4 годам исправительных работ. Через год он был освобождён.
- 1991
- Свердловск вновь стал Екатеринбургом.
- В Армении национализировано имущество КПСС.
- Над зданием Верховной Рады в Киеве впервые поднят сине-жёлтый флаг.
- Принята декларация о государственном суверенитете Крыма.
- 1997 — В Москве началось грандиозное четырёхдневное празднование 850-летия Москвы.
- 1998 — Основана компания «Google».
- 1999 — террористический акт в Буйнакске (Дагестан).
XXI век
- 2009 — Американский десантник Стивен Грин получил 5 пожизненных сроков за зверства над мирным населением в Ираке[4].
Родились
См. также: Категория:Родившиеся 4 сентября
- 1241 — Александр III, король Шотландии (1249-1286 гг.) (ум. 1286).
- 1596 — Константин Гюйгенс, нидерландский поэт, учёный и композитор (ум. 1687).
- 1768 — Франсуа Рене де Шатобриан (ум. 1848), французский писатель и политик, один из основателей романтизма во французской литературе.
- 1791 — Джакомо Мейербер (настоящее имя Якоб Майер Бер) (ум. 1864), немецкий композитор, создатель стиля большой оперы («Роберт-дьявол», «Гугеноты», «Осада Гента»).
- 1809 — Юлиуш Словацкий (ум. 1849), выдающийся поэт-романтик, наряду с Мицкевичем и Красиньским создатель польской романтической драмы.
- 1824 — Антон Брукнер (ум. 1896), австрийский композитор, органист, педагог.
- 1874 — Александр Васильевич Вишневский (ум. 1948), русский и советский военный хирург, создатель знаменитой лечебной мази; основатель династии врачей, академик.
- 1887 — Карлис Улманис (ум. 1942), латвийский государственный деятель, Президент Латвии (1936-1940 гг.).
- 1892 — Дариюс Мийо (ум. 1974), французский композитор, дирижёр («Бедный матрос», «Христофор Колумб»).
- 1896 — Антонен Арто (ум. 1948), французский драматург.
- 1904
- Павел Владимирович Массальский (ум. 1979), советский актёр театра и кино, народный артист СССР («Цирк», «Пиквикский клуб»).
- Кристиан-Жак (ум. 1994), французский кинорежиссёр («Фанфан-Тюльпан», «Закон есть закон», «Бабетта идёт на войну»).
- 1908 — Ричард Райт (ум. 1960), американский негритянский писатель.
- 1909 — Валентин Плучек (ум. 2002), режиссёр, более 40 лет возглавлявший Театр сатиры, ученик В. Мейерхольда, двоюродный брат английского режиссёра Питера Брука.
- 1913
- Ренато Кастеллани (ум. 1985), итальянский кинорежиссёр («Два гроша надежды», «Джульетта и Ромео», «Джузеппе Верди»).
- Кэндзо Тангэ, японский архитектор, лауреат Притцкеровской премии 1987 г. (ум. 2005).
- 1928 — Карлен Арамович Абгарян (ум. 1995), армянский учёный.
- 1929 — Нина Николаевна Ургант, российская актриса театра и кино («Белорусский вокзал»).
- 1931 — Александр Спирин, биохимик, предсказавший существование информационной РНК.
- 1934 — Эдуард Хиль (ум. 2012), эстрадный певец.
- 1946 — Александр Панкратов, кинорежиссёр («Портрет жены художника», «Счастливая Женька», «Прощай, шпана замоскворецкая»).
- 1949 — Григорий Суркис, украинский бизнесмен, политик и футбольный функционер, ныне — один из вице-президентов УЕФА.
- 1952
- Евгения Глушенко, актриса («Неоконченная пьеса для механического пианино», «Несколько дней из жизни Обломова», «Влюблен по собственному желанию»).
- Риши Капур, индийский актёр.
- 1954 — Виктор Николаевич Бычков, российский актёр (фильмы Особенности национальной охоты, Особенности национальной рыбалки, Кукушка, Граф Монтенегро).
- 1966 — Янка Дягилева (ум. 1991), рок-певица, поэтесса.
- 1973 — Кирилл Альфредович Пирогов, российский актёр театра и кино.
- 1978 — Уэс Бентли, американский киноактёр.
- 1979 — Максим Афиногенов, российский хоккеист, чемпион мира (2008).
- 1981 — Бейонсе, американская исполнительница в стиле R&B, музыкальный продюсер, актриса, танцовщица и модный дизайнер.
- 1984 — Константин Барулин, российский хоккеист, вратарь, чемпион мира (2012), заслуженный мастер спорта.
Скончались
См. также: Категория:Умершие 4 сентября
- 1715 — Франсуа Жирардон, французский скульптор-классицист.
- 1750 — Хосе Каньисарес (р. 1676), испанский драматург.
- 1784 — Цезарь Франсуа Кассини (р. 1714), французский астроном и геодезист.
- 1826 — Роберт Гиффорд (нем. Robert Gifford, 1. Baron Gifford) (род. 1779), британский пэр, барон, юрист, судья и политик.
- 1831 — Юзеф Пешка, польский художник.
- 1843 — Шарль Вакри (фр. Charles Vacquerie; род. 1817) — брат Огюста Вакри и его жена Леопольдина Гюго (фр. Léopoldine Hugo; род. 1824) — дочь Виктора Гюго.
- 1845 — Пьер Поль Ройе-Коллар (р. 1763), французский политический деятель и философ.
- 1846 — Виктор-Жозеф Этьен де Жуи (р. 1764), французский писатель и драматург, член Французской академии.
- 1907 — Эдвард Григ (р. 1843), норвежский композитор, дирижёр, пианист («Пер Гюнт», «Лирические пьесы»).
- 1930 — Владимир Клавдиевич Арсеньев (р. 1872), исследователь Дальнего Востока, писатель («Дерсу Узала»).
- 1963 — Михаил Фёдорович Романов, советский актёр театра и кино, театральный режиссёр, народный артист СССР (1951).
- 1965 — Альберт Швейцер, немецкий теолог и врач, лауреат Нобелевской премии мира 1952 года (р. 1875).
- 1966 — Мартин Штернер (швед. Martin Sterner) (род. 1887), шведский актёр и режиссёр.
- 1980 — Эраст Павлович Гарин, советский актёр, режиссёр, сценарист, лауреат Сталинской премии (1941), народный артист СССР (1977).
- 1982 — Дуглас Роберт Стюарт Бадер, английский лётчик-ас, воевал, будучи безногим.
- 1985 — Василь Стус (р. 1938), украинский поэт, правозащитник, политзаключённый.
- 1994 — Хаим Лившиц (р. 1912), белорусский советский художник-живописец, преподаватель
- 1998 — Сорин Игорь Владимирович (р. 1969), российский поэт, музыкант, артист, с 1995 по 1998 солист популярной группы «Иванушки International».
- 2006 — Стив Ирвин (p. 1962), австралийский зоолог и натуралист, знаменитый «охотник за крокодилами».
- 2014 — Донатас Банионис (р. 1924), известный советский литовский актёр театра и кино, Народный артист СССР.
- 2015 — Чандра Бахадур Данги (р. 1939), непальский гражданин, который признан самым низкорослым в истории взрослым мужчиной, о котором имеются достоверные сведения; в этом качестве занесён в Книгу рекордов Гиннесса.
Приметы
- Агафон-огуменник. Агафон — гонит леших вон[5]. Леший на Агафона отправляется бедокурить на гумна, где разбрасывает хлеб. Для предотвращения такой напасти крестьяне выходили сторожить свои сараи. При этом полагалось надеть тулуп наизнанку, сесть непременно в угол, а вокруг себя очертить круг.
См. также
Напишите отзыв о статье "4 сентября"
Примечания
|
4 сентября в Викиновостях? |
|---|
- ↑ [azbyka.ru/days/2016-09-04 Старый стиль, 22 августа, Новый стиль 4 сентября, воскресенье] // Православный церковный календарь
- ↑ [calendar.pravmir.ru/2016/9/04 4 сентября 2016 года] // Православие и мир, православный календарь, 2016 г.
- ↑ Православный церковный календарь с тропарями и кондаками, 2010. Изд-во РПЦ МП, Москва, 2009, стр. 173
- ↑ [www.internovosti.ru/text/?id=20538 Пять пожизненных сроков получил американский десантник за «подвиги» в Ираке — ИнтерНовости. Ру]
- ↑ [www.rg.ru/2008/09/04/primety.html Приметы]. Российская газета (4 сентября 2008). Проверено 2 сентября 2010.
Отрывок, характеризующий 4 сентября
В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
