5-й армейский корпус (Великая армия)
5-й армейский корпус 5e corps d'armée | |
Герб Французской империи | |
Годы существования | |
---|---|
Страна | |
Входит в | |
Тип | |
Войны | |
Участие в | |
Командиры | |
Известные командиры |
Жан Ланн, |
5-й армейский корпус Великой армии — образован 29 августа 1805 года из частей, входивших в состав Армии Берегов Океана, и являвшихся её авангардом. Принимал активное участие в кампаниях Наполеона в Баварии, Австрии, Пруссии и Польше. 11 октября 1808 года корпус переведён в состав Армии Испании для ведения боевых действий на Пиренейском полуострове[1].
Корпус повторно образован 3 марта 1812 года как Польский корпус, состоящий из войск великого герцогства Варшавского. С 1 апреля 1812 года – 5-й армейский корпус Великой армии[2].
Содержание
Боевой путь корпуса
Корпус сформирован 29 августа 1805 года из сводной гренадерско-вольтижёрской дивизии генерала Николя Удино, дислоцированной в Аррасе и резервной пехотной дивизии генерала Оноре Газана, дислоцированной в Лилле. Командиром корпуса был назначен маршал Жан Ланн, до этого возглавлявший авангард Армии Берегов Океана. 10 октября к корпусу присоединилась пехотная дивизия генерала Луи-Габриэля Сюше, до этого входившая в состав 4-го корпуса маршала Сульта. Корпус принимал самое активное участие в окружении и уничтожении австрийской армии генерала Карла Мака близ Ульма с 7 по 20 октября. Затем шёл в авангарде Великой Армии, преследуя русские войска Кутузова. 7 ноября дивизия Газана передана во Временный корпус маршала Мортье. 16 ноября участвовал в деле при Холлабрунне, где очередное своё ранение получил генерал Удино. Накануне Аустерлицкого сражения дивизия Удино была переведена в резерв Великой Армии, а Ланн получил в своё распоряжение 1-ю пехотную дивизию из 3-го корпуса Даву, под командованием адъютанта Наполеона - генерала Огюста Каффарелли. В «Битве трёх императоров» корпус Ланна располагался на левом фланге французов, рядом с основной частью резервной кавалерии принца Мюрата, и действовал против сил Багратиона.
11 октября 1808 года корпус переведён в Испанскую армию.
Состав корпуса
На 25 сентября 1805 года:
- 1-я пехотная (сводная) дивизия (дивизионный генерал Николя Удино)
- 2-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Оноре Газан)
- две бригады лёгкой кавалерии (бригадные генералы Шарль Трейяр и Жан-Луи Фоконне)
На 10 октября 1805 года:
- 1-я пехотная (сводная) дивизия (дивизионный генерал Николя Удино)
- 2-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Оноре Газан)
- 3-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Луи-Габриэль Сюше)
- две бригады лёгкой кавалерии (бригадные генералы Шарль Трейяр и Жан-Луи Фоконне)
На 2 декабря 1805 года:
- 1-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Огюст Каффарелли)
- 3-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Луи-Габриэль Сюше)
На 14 октября 1806 года:
- 1-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Луи-Габриэль Сюше)
- 2-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Оноре Газан)
- бригада лёгкой кавалерии (бригадный генерал Шарль Трейяр)
На 26 декабря 1806 года:
- 1-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Луи-Габриэль Сюше)
- 2-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Оноре Газан)
- 3-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Этьен Гюден)
- бригада лёгкой кавалерии (бригадный генерал Шарль Трейяр)
На 16 февраля 1807 года:
- 1-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Луи-Габриэль Сюше)
- 2-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Оноре Газан)
- сводная пехотная дивизия (дивизионный генерал Николя Удино)
- 5-я драгунская дивизия (дивизионный генерал Николя Бекер)
- бригада лёгкой кавалерии (бригадный генерал Сезар-Александр Дебель)
На 1 мая 1807 года:
- 1-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Луи-Габриэль Сюше)
- 2-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Оноре Газан)
- баварская дивизия (кронпринц Баварский)
- 5-я драгунская дивизия (дивизионный генерал Жан Лорж)
- бригада лёгкой кавалерии (бригадный генерал Луи-Пьер Монбрен)
На 25 июня 1812 года:
- 16-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Юзеф Зайончек)
- 17-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Ян Хенрик Домбровский)
- 18-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Людвиг Каменецкий)
- 18-я бригада лёгкой кавалерии (бригадный генерал Михал Игнатий Каминский)
- 19-я бригада лёгкой кавалерии (бригадный генерал Тадеуш Тышкевич)
- 20-я бригада лёгкой кавалерии (бригадный генерал Антоний Павел Сулковский)
На 16 октября 1813 года:
- 10-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Жозеф Альбер)
- 16-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Николя Мезон)
- 19-я пехотная дивизия (дивизионный генерал Донасьен-Жозеф де Рошамбо)
- 6-я бригада лёгкой кавалерии (бригадный генерал Поль Дермонкур)
Командование корпуса
Командующие корпусом
- маршал Жан Ланн (29 августа – 4 декабря 1805)
- дивизионный генерал Луи-Габриэль Сюше (4 – 9 декабря 1805)
- маршал Эдуар Мортье (9 декабря 1805 – 4 сентября 1806)
- маршал Франсуа-Жозеф Лефевр (4 сентября – 5 октября 1806)
- маршал Жан Ланн (5 октября 1806 – 31 января 1807)
- дивизионный генерал Рене Савари (31 января – 6 марта 1807)
- маршал Андре Массена (6 марта – 12 июля 1807)
- маршал Эдуар Мортье (12 июля 1807 – 11 октября 1808)
- дивизионный генерал Юзеф Понятовский (3 мая – 12 ноября 1812)
- дивизионный генерал Юзеф Зайончек (12 – 28 ноября 1812)
- дивизионный генерал Ян Хенрик Домбровский (28 ноября 1812)
- дивизионный генерал Кароль Отто Княжевич (28 ноября 1812)
- дивизионный генерал Жак Лористон (31 марта – 19 октября 1813)
- дивизионный генерал Жозеф Альбер (20 октября – 18 ноября 1813)
- дивизионный генерал Орас Себастьяни (18 ноября 1813 – 14 февраля 1814)
Начальники штаба корпуса
- бригадный генерал Жан-Доминик Компан (30 августа – 13 декабря 1805)
- бригадный генерал Николя Годино (31 декабря 1805 – 1 октября 1806)
- дивизионный генерал Виктор (7 октября 1806 – 5 января 1807)
- дивизионный генерал Оноре Рей (7 января – 11 мая 1807)
- дивизионный генерал Николя Бекер (11 мая 1807 – 11 октября 1808)
- дивизионный генерал Станислав Фишер (1 апреля – 18 октября 1812)
- бригадный генерал Жан-Пьер Байо (31 марта – 25 декабря 1813)
Командиры бригад лёгкой кавалерии
- бригадный генерал Шарль Трейяр (30 августа 1805 – 30 декабря 1806)
- бригадный генерал Жан-Луи Фоконне (21 сентября – 13 декабря 1805)
- бригадный генерал Шарль Ласалль (13 декабря 1805 – 20 сентября 1806)
- бригадный генерал Сезар-Александр Дебель (30 декабря 1806 – 17 марта 1807)
- бригадный генерал Луи-Пьер Монбрен (17 марта 1807 – 11 октября 1808)
Командующие артиллерией корпуса
- бригадный генерал Луи Фуше (29 августа 1805 – 11 октября 1808)
- бригадный генерал Жан-Батист Пельтье (1 апреля – 3 ноября 1812)
Командующие инженерами корпуса
- полковник (бригадный генерал с 25 декабря 1805) Франсуа Кирженер (29 августа 1805 – 5 октября 1806)
- полковник Гийом Дод (5 октября 1806 – 11 октября 1808)
- полковник Жан-Батист Малле де Гранвиль (1812)
Напишите отзыв о статье "5-й армейский корпус (Великая армия)"
Примечания
Литература
- Соколов О. В. Армия Наполеона. — СПб.: Империя, 1999. — ISBN 5-93914-001-7
- Соколов О. В. Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа. 1799—1805 гг. Т. 1-2. — М.: Русский импульс, 2006. — ISBN 5-90252521-7 ; 5-90252520-9 ; 5-90252522-5
- Васильев И. Н. Несостоявшийся реванш: Россия и Франция 1806—1807 гг. Т. 1-3. — М.: Книга, 2010. — ISBN 978-5-91899-007-0 ; 978-5-91899-021-6 ; 978-5-91899-029-2
Ссылки
- [www.genstab.ru/voin/oob1807.htm Осипов В., Попов А. Расписание Великой армии на 1 апреля 1807 г. Публикация в журнале «Воин»]
- Расписание Великой армии на начало русской кампании 1812 г. [www.museum.ru/museum/1812/War/Grande_Arme_1812/index.html Интернет-проект «1812 год»]
- [napoleonistyka.atspace.com/French_Order_of_Battle_LEIPZIG_1.htm Состав Великой армии в Битве народов]
|
|
Отрывок, характеризующий 5-й армейский корпус (Великая армия)
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.
Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.