52-й Нью-Йоркский пехотный полк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
52-й Нью-Йоркский пехотный полк

флаг штата Нью-Йорк
Годы существования

18611865 гг.

Страна

США США

Тип

Пехота

Численность

1000 чел. (1861)
134 чел. (июнь 1863)

Командиры
Известные командиры
  • Пауль Франк

52-й Нью-Йоркский пехотный полк (52nd New York Volunteer Infantry Regiment, так же German Rangers или Sigel Rifles) — представлял собой один из пехотных полков армии Союза во время Гражданской войны в США. Полк прошел все сражения Гражданской войны на востоке от сражения при Севен-Пайнс до сражения при Аппоматтоксе. Полк участвовал в атаке на Санкен-Роуд при Энтитеме, в бою за Уитфилд при Геттисберге и в штурме "Кровавого угла" при Спотсильвейни. Полк был набран полностью из немцев и всю войну прошел в составе 3-й бригады 1-й дивизии II корпуса.





Формирование

27 июля 1861 года Военный Департамент уполномочил полковника Эмиля фон Шенинга набрать полк German Rangers, но он набрал только 6 рот. 11 октября 1861 года эти роты были слиты с полком Пауля Франка (Sigel Rifles), который успел набрать 4 роты. Роты A, B, C, D, E, F и G были частью полка Шенинга, а роты H, I и K - из полка Франка. Все роты были набраны в Нью-Йорке и их приняли на службу в федеральную армию между 3 августа и 5 ноября 1861 года. В таком виде полк просуществовал до осень 1864 года, когда часть рот была расформирована, а в составе полка остались только роты E, F, G, H, I и K. Полк был сформирован на острове Статен; его первым командиром стал полковник Пауль Франк, подполковником - Филип Лихтенштейн и майором Чарльз Фреденберг.

Боевой путь

11 ноября полк (950 чел.[1]) покинул штат и прибыл в Вашингтон, где был размещен в лагере Бладенсберг. 28 ноября полк перевели в лагерь Кэмп-Калифорния около Александрии и включили в бригаду Френча в составе дивизии Самнера. В марте 1862 года были сформированы корпуса Потомакской армии и бригада Френча стала 3-й бригадой дивизии Ричардсона в составе II корпуса Потомакской армии. В средине марта полк участвовал в наступлении на Манассас, а 3 апреля был переброшен по морю на Вирджинский полуостров, где держался в резерве во время осады Йорктауна. На полуострове полк понес большие потери от малярии.

После капитуляции Йорктауна полк участвовал в наступлении на Ричмонд (При Уильямсберге снова держался в резерве) и в конце мая сражался при Севен-Пайнс. Полк вступил в бой, имея 320 человек. В ходе боя он выдержал несколько атак южан, при этом потерял убитыми 29 человек, ранеными 84 человек, и пропавшими без вести 4 человек[2].

В июне полк прошёл сражения Семидневной битвы, в ходе которых потерял 17 или 34 человека. Когда армия отступила в лагерь в Харрисон-Лендинг, в полку осталось всего 67 человек, ввиду боевых потерь и болезней. 16 августа полк был направлен в форт Монро, оттуда отправлен через Александрию в Сентервилл, где прикрывал отступление Вирджинской армии[2].

Во время Мерилендской кампании бригадой временно командовал полковник Джон Брук. Под его командованием полк участвовал в сражении у Южной горы и в сражении при Энтитеме. При Энтитеме бригада Брука в составе дивизии Ричардсона штурмовала центр Северовирджинской армии, позиции на Санкен-Роуд. Бригада Брука на первой фазе боя стояла в резерве у фермы Роулетта, но когда позиции южан были прорваны, во фланг наступающим северянам ударила северокаролинская бригада Уильяма Макрея. Тогда полковник Франк развернул в этом направлении 52-й Нью-Йоркский и 2-й Делаверский полки. Полк вёл огонь пока не израсходовал боеприпасы. Его сразу же послали преследовать южан, отступивших за Санкен-Роуд, но это преследование было плохо организовано, и у полка уже не оставалось патронов. В этом бою участвовало 119 человек; из них погибло 5, ранено 11, без вести пропало 2.

После сражения полк некоторое время простоял в Харперс-Ферри (здесь 6 октября командование бригадой принял полковник Самуэль Зук), а в конце октября участвовал в наступлении на Фалмут. 24 ноября подполковник Лихтенштейн покинул полк и звание подполковника получил майор Фройденберг. 12 декабря полк, который насчитывал в тот момент 160 человек, участвовал в сражении при Фредериксберге, где бригада Зука вместе со всей дивизией Хэнкока штурмовала высоты Мари. Полк потерял 10 человек убитыми и 33 человека ранеными.

В январе 1863 года полк участвовал в "Грязевом марше".

Весной полк стоял в Фалмуте. В это время 7-й Нью-Йоркский пехотный полк, так же немецкий, был расформирован из-за истечения срока службы, а 60 рядовых этого полка, которые были записаны на 3-летний срок, были переведены в 52-й и влиты в роту В. 9 февраля в полк вступил в звании майора Эдвард Венути.

В конце апреля началась Чанселорсвиллская кампания и 3 мая полк участвовал в сражении при Чанселорсвилле, где вел оборонительный бой у дома Чанселлора. В этом сражении было убито 3 человека, ранено 31 и без вести пропало 9. Среди раненых был и полковник Франк. Место командира занял подполковник Фройденберг.

К началу Геттисбергской кампании полк насчитывал 134 человека. Полк прибыл к Геттисбергу вместе со всем II корпусом (в составе дивизии Колдуэлла) и был размещен на Кладбищенском хребте. Днем 2 июля, когда началась атака корпуса Лонгстрита на левый фланг Потомакской армии, дивизию Колдуэлла перебросили на левый фланг и Колдуэлл послал её в контратаку через поле Уитфилд. Бригада Зука наступала на правом фланге дивизии? 52-й находился в центре бригады. Генерал Зук был убит в самом начале атаки. Командование бригадой перешло к подполковнику Фройденбергу (предположительно), но почти сразу и он был ранен тремя пулями. Майор Эдвард Венути так же погиб. Полк атаковал Каменистый Хребет, который удерживала южнокаролинская бригада Джозефа Кершоу, но безуспешно. Когда бригада Уоффорда атаковала бригаду Зука с правого фланга, та начала отступать в полном беспорядке. Полк потерял 4 человек убитыми, 25 ранеными и 10 пропавшими без вести. Командование в конце боя принял капитан Уильям Шеррер.

Второй набор

К концу лета 1863 года в полку осталось всего 85 человек. Поэтому в сентябре в полк добавили 600 новобранцев. Они были уже не немецкого происхождения, поэтому с этого момента немцы стали меньшинством в его составе. В таком новом составе полк участвовал в кампании Бристоу. Полковник Франк возглавил бригаду, а полк принял подполковник Фройденберг, который уже выздоровел от геттисбергских ранений. Когда Колдуэлл временно принимал командование корпусом, он передавал Франку командование своей дивизией. 14 октября полк участвовал в сражении при Оберне и при Бристо-Стейшен. Полк потерял 60 человек - в основном пленными при Оберне.

Общие потери

За время службы в полку погибло 153 человека от ранений, 94 человека от несчастных случаев и болезней, 103 человека умерли в лагерях военнопленных. В ходе сражений погибло 752 человека[1].

Напишите отзыв о статье "52-й Нью-Йоркский пехотный полк"

Примечания

  1. 1 2 [dmna.ny.gov/historic/reghist/civil/infantry/52ndInf/52ndInfMain.htm 52nd Infantry Regiment]
  2. 1 2 [civilwarintheeast.com/us-regiments-batteries/new-york-infantry/52nd-new-york/ Хронология полка]

Литература

  • New York in the War of the Rebellion, 3rd ed. Frederick Phisterer. Albany: J. B. Lyon Company, 1912.
  • Pfanz, Harry. Gettysburg, The second day. — Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1987. — 601 p. — ISBN 080781749x.

Ссылки

  • [civilwarintheeast.com/us-regiments-batteries/new-york-infantry/52nd-new-york/ Хронология истории полка]
  • [dmna.ny.gov/historic/reghist/civil/infantry/52ndInf/52ndInfMain.htm 52th Infantry Regiment]
  • [52ndnysv.com/ Сайт по истории полка.]
  • [antietam.aotw.org/exhibit.php?exhibit_id=283 Энтитемский рапорт полковника Франка]
  • [gettysburg.stonesentinels.com/union-monuments/new-york/new-york-infantry/52nd-new-york/official-report-for-the-52nd-new-york/ Геттисбергский рапорт капитана Шеррера]
  • [gettysburg.stonesentinels.com/union-monuments/new-york/new-york-infantry/52nd-new-york/ Памятник 52-му под Геттисбергом]

Отрывок, характеризующий 52-й Нью-Йоркский пехотный полк

– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.