522 год до н. э.
Поделись знанием:
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
(перенаправлено с «522 до н. э.»)
| Годы |
|---|
| 526 до н. э. · 525 до н. э. · 524 до н. э. · 523 до н. э. — 522 до н. э. — 521 до н. э. · 520 до н. э. · 519 до н. э. · 518 до н. э. |
| Десятилетия |
| 540-е до н. э. · 530-е до н. э. — 520-е до н. э. — 510-е до н. э. · 500-е до н. э. |
| Века |
| VII век до н. э. — VI век до н. э. — V век до н. э. |
Содержание
События
- 522/1 — Афинский архонт-эпоним Писистрат.
- 522—520 — Самос под властью Меандрия.
- 522 — Анакреонт переехал с Самоса в Афины по приглашению Гиппарха.
- 522 — 11.3 — Начало правления Бардии (Гауматы) в Персии. Март (июль) — Камбис умирает во время возвращения из Египта. Народное восстание в Маргиане. Июнь — Отмена Бардией на три года всех налогов и воинской повинности. 29.9 — Свержение и убийство Бардии в Мидии в результате заговора семи знатных персов. Войско в Западном Иране поддерживает Дария. Дарий I провозглашён царём.
- Дарий I становится царём Персии.
- 522—486 — Царь персов Дарий I (ок.558 (549)-486), сын Гистаспа (Виштаспы) и племянник Кира Великого. Реформа административной системы управления. Одна из его жён — Атоса (Хутауса), вдова Камбиса и Бардии, дочь Кира.
- 522 — Восстание в Эламе и Вавилонии против Дария. Элам быстро подчиняется, но подавление восстания в Вавилонии требует нескольких месяцев. Гобрий (Гаубурава) подавил восстание в Вавилоне. От Дария отпадают Элам, Мидия, Египет и Парфия. Дарий быстро подавляет мятежи. Подавление восстания в Армении. Декабрь — Жестокое подавление восстания в Маргиане.
Китай
- 20-й год по эре правления луского князя Чжао-гуна[1].
- Летом цаоский сановник Гунсунь Хуэй из цаоского города Мэн бежал в Сун[2].
- Заговорщики осенью убили Чжи (старшего брата вэйского князя)[3], тот бежал в город на окраине княжества. Бэй-гун Си напал на главу заговорщиков Ци и уничтожил его клан. Правитель вернулся, предварительно заключив договор с Бэй-гуном Си и с горожанами[4].
- сунский гун не верил родственникам и обманом убил всех княжичей, сановники из родов Хуа и Сян подняли мятеж. Хуа Хай, вопреки Сян Нину, настоял на том, чтобы освободить сына гуна, его простили и вернули должность[5][6].
- В 10 луне сунские сановники Хуа Хай, Сян Нин и Хуа Дин бежали в Чэнь[7].
- В 11 луне, в день синь-мао умер князь Цай Пин-хоу (Люй)[8]. Внук Лин-хоу Дун-го (сын Ю) убил сына Пин-хоу и сам встал у власти (Дао-хоу, эра правления 521—519)[9]. Согласно «Цзо чжуань», Чжу (сын Пин-хоу) бежал в Чу, а сановник Фэй У-цзи, получив дары от Дун-го, принудил цайцев принять Дун-го князем[10].
- Чжоуский ван приказать отлить колокол Ушэ. Сановник даньский Му-гун увещевал его против (эпизод 30 «Го юй»), но безуспешно. Музыкант Чжоу-цзю прочитал вану лекцию о музыке (эпизод 31 «Го юй»)[11].
- Циский Цзин-гун заболел, и тогда по советам Янь-цзы провёл ряд реформ[12].
- Циский Цзин-гун охотился вместе с Янь-цзы на границе с Лу. Он вступил в столицу Лу и вместе с Янь-цзы беседовал об этикете (ли) с Конфуцием[13].
- Чуский ван хотел убить своего сына и наследника Цзяня[14].
- (либо 523 год) чуский ван казнил У Шэ и его сына У Шана, но второй сын У Сюй бежал в У[15] (согласно гл.66, он вместе с наследником Цзянем бежал в Сун, а затем в Чжэн).
- Цзянь бежал в Сун. В Сун он увидел смуту и бежал в Чжэн[16].
- В Чжэн Цзы-чань (Чэн-цзы, внук чжэнского Му-гуна) заболел, передал дела Цзы Тай-шу и умер. Все чжэнцы оплакивали его, и Конфуций тоже скорбел[17]. В «Ши цзи» его смерть датирована 5-м годом Шэн-гуна (496), что явно ошибочно[18].
| ||||||
Скончались
- 522 (525) — Смерть философа Анаксимена из Милета (588—522), сына Эвристрата, ученика Анаксимандра.
- 522, март — Камбиз умирает во время возвращения из Египта.
См. также
Источники
- ↑ Конфуциева летопись «Чуньцю» («Вёсны и осени»). Перевод и примечания Н. И. Монастырева. — М., 1999. — С. 89.
- ↑ Чуньцю. — Известие 2.
- ↑ Чуньцю. — Известие 3.
- ↑ Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 тт. — Т. 2. — М., 2000. — С. 182—183.
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 тт. — Т. III. — М., 1984. — С. 201; Т. V. — М., 1987. — С. 136.
- ↑ Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 тт. — Т. 2. — М., 2000. — С. 186 (по «Цзо чжуань»).
- ↑ Чуньцю. — Известие 4.
- ↑ Чуньцю. — Известие 5.
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 тт. — Т. III. — М., 1984. — С. 201; Т. V. — М., 1987. — С. 96.
- ↑ Вяткин Р. В. Комментарий. // Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 тт. — Т. V. — М., 1987. — С. 252.
- ↑ Го юй (Речи царств). — М., 1987. — С. 70—76.
- ↑ Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 тт. — Т. 2. — М., 2000. — С. 171, 196 (из «Цзо чжуань»).
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 тт. — Т. III. — М., 1984. — С. 200; Т. V. М., 1987. — С. 58, 78; Т. VI. — М., 1992. — С. 128.
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 тт. — Т. II. — М., 2001. — С. 35.
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 тт. — Т. III. — М., 1984. С. 200; Т. V. — М., 1987. — С. 196—197; Т. VII. — М., 1996. — С. 57—58.
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 тт. — Т. III. — М., 1984. — С. 200—201; Т. V. — М., 1987. — С. 136; Т. VI. — М., 1992. — С. 42.
- ↑ Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 тт. — Т. 2. — М., 2000. — С. 191—192 (по «Цзо чжуань»).
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 тт. — Т. III. — М., 1984. — С. 215; Т. VI. — М., 1992. — С. 42.
Напишите отзыв о статье "522 год до н. э."
Отрывок, характеризующий 522 год до н. э.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
