546 год до н. э.
Поделись знанием:
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
(перенаправлено с «546 до н. э.»)
| Годы |
|---|
| 550 до н. э. · 549 до н. э. · 548 до н. э. · 547 до н. э. — 546 до н. э. — 545 до н. э. · 544 до н. э. · 543 до н. э. · 542 до н. э. |
| Десятилетия |
| 560-е до н. э. · 550-е до н. э. — 540-е до н. э. — 530-е до н. э. · 520-е до н. э. |
| Века |
| VII век до н. э. — VI век до н. э. — V век до н. э. |
Содержание
События
- Писистрат возвращается в Афины.
- Кир II, покоряет Лидийское царство и подчиняет азиатских греков Персии.
- Поход персов на Лидию — война Крёза с Киром. Фалес помогает Крёзу перейти Галис. Разгром лидийцев. Взятие Сард Киром. Пленение Крёза.
- Покорение персами греческих городов в Малой Азии.
- Смерть Фалеса и Анаксимандра. Акме Анаксимена.
- Начало странствований Пифагора (566—509) на Востоке.
- Биант из Приены (ок.590-530), сын Тевтама, один из Семи мудрецов, пытался убедить ионийцев переселиться на Ихнуссу (Сардинию).
- В Афинах построен первый водопровод.
Китай
- 27-й год по эре правления луского князя Сян-гуна[1].
- Весной циский посол Цин Фэн (Цин-фын) прибыл в Лу[2].
- сунский сановник Сян Сюй выдвинул идею мирной конференции, которую он в Цзинь предложил Чжао Вэнь-цзы, и её одобрили. Съезд состоялся летом в Сун (согласно Л. С. Васильеву, присутствовали Цзинь, Цинь, Ци, Чу и ряд других княжеств, однако в «Чуньцю» Цинь и Ци не упоминаются). По «Чуньцю», присутствовали цзиньский посол Чжао У, чуский посол Цюй-цзянь, луский посол Шусунь Бао, цайский посол Гунсунь Гуй-шэн, вэйский посол Ши Э, чэньский посол Кун Хуань, чжэнский посол Лан Сяо, послы от Сюй и Цао[3]. Чуский Цзы-му хотел неожиданно напасть на цзиньцев, но отказался от этой мысли (эпизод 178 «Го юй»). После бурного обсуждения по совету Шу-сяна цзиньский представитель уступили Чу председательство (эпизод 179 «Го юй»). Вассальные княжества Чжу (вассал Ци) и Тэн (вассал Сун) не были допущены к окончательному соглашению. Согласно «Цзо чжуань», луский сановник Цзи У-цзы предложил лускому послу Шусунь Бао понизить статус Лу, чтобы не подписывать договор, но Бао заявил, что Лу равно Сун и Вэй. Было заключено соглашение об отказе от решения конфликтов мирным путём[4]. Договор был заключен в 7 луне, в день синь-сы[5].
- Летом вэйский Сянь-гун казнил сановника Нин Си[6], княжич Чжуань (младший брат вэйского князя) бежал в Цзинь[7].
- Цзиньский сановник Чжао У (посмертное имя Вэнь-цзы) получил титул чжэнцина[8].
- (в гл. 32 «Ши цзи» это изложено под 547 годом) Цин Фэн (Цин Фын) хотел захватить управление в Ци и спровоцировал конфликт в семье циского сановника Цуй Чжу. Сыновья последнего Чэн и Цян по совету Цин Фына убили родственников второй жены отца У-цзю и Яня. По приказу Цин Фына Луп Пе убил Чэна и Цяна. Тогда жена Цуй Чжу и он сам покончили с собой. Властью в княжестве овладел Цин Фын[9].
- В 12 луне, в день и-хай, в новолуние, было солнечное затмение[5] (упомянуто в «Ши цзи»[10]). По современным данным, оно произошло [www.secl.ru/eclipse_catalog/-545_10_13.html 13 октября 546 года до н. э.]
| ||||||
Скончались
- Анаксимандр (ок. 610 — 546 до н. э) — Древнегреческий философ
- Крёз — последний царь Лидии.
См. также
Источники
- ↑ Конфуциева летопись «Чуньцю» («Вёсны и осени»). Перевод и примечания Н. И. Монастырева. М., 1999. С.79
- ↑ Чуньцю, известие 1
- ↑ Чуньцю, известие 2
- ↑ Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.127-129, 151; Го юй (Речи царств). М., 1987. С.218-220
- ↑ 1 2 Чуньцю, известие 6
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.117
- ↑ Чуньцю, известие 4
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. VI. М., 1992. С.49
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.186; Т. V. М., 1987. С.57; Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.145 (по «Цзо чжуань»)
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.186
Напишите отзыв о статье "546 год до н. э."
Отрывок, характеризующий 546 год до н. э.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
