58-я стрелковая бригада
58-я стрелковая бригада | |
Награды: | |
---|---|
Войска: |
сухопутные |
Род войск: | |
Формирование: |
октябрь 1941 |
Расформирование (преобразование): |
24 февраля 1944 года |
Боевой путь | |
1941—1944: |
58-я стрелковая Краснознамённая бригада — воинское соединение СССР в Великой Отечественной войне.
Содержание
История
Формировалась на основании Приказа о НКО СССР от 14.10.1941 «О сформировании 50 отдельных стрелковых бригад» с 22 октября 1941 года в городе Абдулино Чкаловской области, в составе трёх отдельных стрелковых батальона, батальона связи, миномётной батареи, артдивизиона 76-мм пушек, артдивизиона 45-мм пушек, миномётного дивизиона 120-мм миномётов, отдельной роты ПТР, отдельной сапёрной роты, отдельной разведроты, отдельной автоматной роты, отдельного медсанбата, взвода ПВО, комендантского взвода, взвода особого отдела.[1]
В действующей армии — с 18 декабря 1941 по 24 февраля 1944 года.
В последние дни декабря 1941 года сосредоточилась по рубежу реки Волхов. В ходе Любанской операции бригада 7 января 1942 года осуществила попытку наступления на полуторакилометровом участке от села Городок до Горелова, с задачей форсировать Волхов, прорвать оборону и выйти на участок железной дороги Мясной Бор — Любило Поле, но наступление захлебнулось.
13 января 1942 года наступала на левом фланге 327-й стрелковой дивизии, но, несмотря на поддержку тяжёлого 561-го пушечного артиллерийского полка, наступление бригады развивалось медленно. Форсировать Волхов бригаде удалось только ранним утром следующего дня, когда бригада вышла на западный берег реки в направлении деревни Ямно. Утром 15 января 1942 года бригада пошла в атаку на Ямно, но без успеха. 16 января 1942 года под началом командира бригады была создана оперативная группа в составе 58-й, 23-й и 53-й бригад, которым ставилась задача взять опорный пункт в Ямно. После взятия 20 января 1942 года в ожесточённых боях укреплённого узла в деревне Ямно бригада начала наступление на юг, окружая совхоз «Красный Ударник», который был взят 22 января 1942 года. Затем бригада проследовала к Любцам, на южном фланге горловины прорыва 2-й ударной армии, и 25 января 1942 года атаковала крупный опорный пункт, но безуспешно. 27 января 1942 года бригада изменила направление удара и начала наступление на Земтицы, чтобы зайти с тыла к опорному пункту Любцы, но тоже без особых успехов. 6 февраля 1942 года бригада сосредоточилась на северном фланге коридора южнее деревни Ольховка и севернее деревни Новая Кересть, где вела бои до середины марта 1942 года.
Со 2 апреля 1942 года вместе с 376-й стрелковой дивизией участвует в наступлении, целью которого было взятие Земтиц с северо-востока и развитие удара на Вешки. Несмотря на небольшие вклинения в оборону противника, сделанные в ночных атаках, наступление развития не получило и 7 апреля 1942 года бригада ввиду слабых наступательных возможностей атаки прекратила, сдав позиции 376-й стрелковой дивизии, а затем и совсем была выведена из кольца.
В середине апреля бригада вновь вступила в бои, в составе 59-й армии уже извне, вместе с 7-й гвардейской танковой бригадой пытаясь срезать вклинение вражеских войск от Спасской Полисти на север, действует в районе Михалево на шоссе Новгород — Чудово севернее Спасской Полисти. При этом на некоторое время бригаде удалось соединиться с частями 4-й гвардейской стрелковой дивизии, наступавшей изнутри, но 22—24 апреля 1942 года противник ликвидировал коридор и бригада перешла к обороне, а вскоре отведена в резерв, для формирования 6-го гвардейского стрелкового корпуса
С 30 мая 1942 года, когда кольцо окружения 2-й ударной замкнулось, бригада вновь брошена в бой, пытаясь разорвать кольцо извне, по 20 июня 1942 года теряет 739 человек.
В июле 1942 года передана в 4-ю армию и направлена в район севернее Киришей, где до 1943 года противостоит войскам противника, расположенным на Киришском плацдарме. На 1 января 1943 года в бригаде насчитывалось 5463 человек личного состава. В феврале 1943 года бригада была передана в 54-ю армию, в составе которой принимала участие в Красноборско-Смердынской операции. Введена в бой вторым эшелоном 14 февраля 1943 года вновь с 7-й гвардейской танковой бригадой. Оба соединения были объединены в подвижную группу. 16 февраля 1943 года группе удалось вклиниться в оборону противника и перехватить дорогу, идущую от Макарьевской Пустыни на Вериговщину. Однако войска противника нанесли контрудар с флангов и отрезали большую часть группы от своих. В ночь с 20 на 21 февраля 1943 окружённые подразделения, объединенные под общим командованием командира 58-й бригады, с огромными потерями сумели пробились к своим: из окружения вышло чуть более 100 человек. После боёв бригада была отведена на отдых и пополнение, и затем 10—11 марта 1943 года бригада сменила части 265-й стрелковой дивизии и заняла оборону в районе Гайтолово — Тортолово — Мишкино, где ведёт оборону (в том числе прикрывая правый фланг 8-й армии в ходе Мгинско-Шапкинской операции ) до 2 августа 1943 года.
2 августа 1943 года из резерва введена в бой вместе с 372-й стрелковой дивизией в ходе Мгинской операции с задачей овладеть деревней Тортолово, сумела занять окраину деревни, но контратакой отброшена назад и вернулась на исходные. 17 сентября 1943 года бригада сдала позиции 372-й стрелковой дивизии и отведена во второй эшелон армии.
Перед началом Новгородско-Лужской операции бригаде была поставлена задача форсировать Ильмень по льду и в этих целях бригада готовилась в тылу на удалении от озера и сосредоточилась на берегу лишь за сутки до наступления. Совершив марш-бросок по льду Мсты, бригада, вместе с 229-м стрелковым полком 225-й стрелковой дивизии, 34-м и 44-м аэросанными батальонами к 17:00 13 января 1944 года сосредоточились на восточном берегу озера на линии устьев рек Большая Гнилка и Перерва и в 4 утра 14 января 1944 года начали скрытное продвижение по льду озера. В 6 утра бригада перешла в атаку, ворвавшись на западный берег озера и освободив деревни Троица, Береговые Морины, Здринога, Новое Раково. Немецкие войска перешли в контратаку, но в результате тяжёлых боёв к исходу 14 января 1944 года был захвачен плацдарм шириной в 5 километров, глубиной до 4 километров, а противник был оттеснён к реке Веряжа. 15 января 1944 года войска группы перерезали дорогу Новгород — Шимск, где завязались тяжелейшие бои, но бригада сумела выстоять и 19—20 января 1944 года соединилась с войсками 6-го стрелкового корпуса, наступавшего с севера на Новгород, в районе Люболяд, Горынева, Новой Мельницы, таким образом создав кольцо окружения, и начали наступление на Новгород. За бои под Новгородом бригада была награждена Орденом Красного Знамени.
24 февраля 1944 года бригада была расформирована.
Подчинение
Командиры
- Жильцов, Фаддей Михайлович (до 22.04.1942), полковник
- Морозов Василий Иванович (с 08.05.1942)
- Гусак Николай Потапович (04.07.1942 — 17.07.1942)
- Горохов Александр Александрович (15.07.1942 — 20.09.1942)
- Юношев Александр Георгиевич (13.09.1942 — 09.03.1943(?)), полковник, пропал без вести 21.02.1943
- Самсонов Василий Акимович (с 18.01.1943)
- Себов Николай Антонович (28.02.1943 — 16.05.1944)
Напишите отзыв о статье "58-я стрелковая бригада"
Ссылки
- [www.soldat.ru/files/ Боевой состав Советской Армии 1941—1945]
- [www.soldat.ru/doc/perechen/ Перечень № 7 управлений бригад всех родов войск, входивших в состав Действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.]
Литература
- [militera.lib.ru/h/gavrilov_bi/index.html Гаврилов Б. И. «Долина смерти». Трагедия и подвиг 2-й ударной армии. — М.: Институт российской истории РАН, 1999. ISBN 5-8055-0057-4]
Примечания
- ↑ [samsv.narod.ru/Br/Sbr/osbr058/main.html 58-я отдельная стрелковая бригада — страница клуба "Память" Воронежского госуниверситета]
Отрывок, характеризующий 58-я стрелковая бригада
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.
На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.