59-я стрелковая бригада

59-я стрелковая бригада
Войска:	сухопутные
Род войск:	пехота
Формирование:	октябрь 1941
Расформирование (преобразование):	7 мая 1943 года
Боевой путь
1942-1943: Ленинградская область Северный Кавказ Кубань

59-я стрелковая бригада — воинское соединение СССР в Великой Отечественной войне.

История

Формировалась с конца октября 1941 года в Саратовской области в районе посёлка Дергачи на основании Приказа о НКО СССР от 14.10.1941 «О сформировании 50 отдельных стрелковых бригад» в составе трёх отдельных стрелковых батальона, батальона связи, миномётной батареи, артдивизиона 76-мм пушек, артдивизиона 45-мм пушек, миномётного дивизиона 120-мм миномётов, отдельной роты ПТР, отдельной сапёрная рота, отдельной разведроты, отдельной автоматной роты, отдельного медсанбата, взвода ПВО, комендантского взвода, взвода особого отдела.

В декабре 1941 года бригада со станции Алтата была передислоцирована и с 10 декабря по 16 декабря 1941 года дислоцируется в Ильино Владимирской области, где доукомплектовывается, а получает вооружение в конце декабря 1941 года в процессе переброски на фронт в Ярославле.

В действующей армии с 18 декабря 1941 по 20 июля 1942 и с 30 августа 1942 по 7 мая 1943 года.

Разгрузилась на станциях Неболчи и Будогощь (первый эшелон прибыл 31 декабря 1941 года) и пешим маршем проследовала в Малую Вишеру. 11 января 1942 года сосредоточилась по рубежу реки Волхов с приданным 43-м лыжным батальоном. В ходе Любанской операции бригада введена в бой из второго эшелона ранним утром 14 января 1942 года на участке 327-й стрелковой дивизии которая к тому времени захватила плацдармы на западном берегу Волхова. Бригада получила задачу продвинуться в тыл врага, где прорвать вторую линию обороны у реки Полисть за железной дорогой и шоссе Новгород — Чудово и наступать дальше на село Спасская Полисть. Бригада перешла через Волхов, подвергшись артиллерийскому налёту на льду, а на берегу колонну бригады проштурмовала авиация. Утром 15 января 1942 года бригада пошла в атаку в районе Мясного Бора, но внезапного наступления не получилось, тем более что в тыл бригады проникли группы немецких автоматчиков, которые сеяли панику. Тем не менее, бригаде несколько удалось потеснить противника, но прорвать оборону не получилось, и бригада продолжала бои у Мясного Бора. 18 января 1942 года бригада с приданным дополнительно к 43-му батальону 39-м лыжным батальоном вошла в состав оперативной группы генерала Коровникова, которой была поставлена задача прорвать вторую полосу вражеской обороны и выйти на рубеж реки Полисть в 3-4 километрах северо-западнее шоссе, а затем к исходу 20 января 1942 года пробиться к реке Кересть и взять деревни Сенная Кересть и Ольховка. До конца января атакует Спасскую Полисть. Однако вскоре бригада была введена в прорыв, созданный у Мясного Бора и начала продвижение на северо-запад. В начале февраля 1942 года бригада, продвигаясь на северо-запад, с боями взяла деревни Финев Луг, Радофинниково, Горка, 6 февраля 1942 года освободила деревню Дубовик. У деревни Горки её догнал 13-й кавалерийский корпус и бригада была оперативно подчинена ему, а бригаде в свою очередь приданые 169-й, 170-й, 171-й лыжные батальоны. После боёв за Дубовик бригада по дороге подошла к деревням Большое и Малое Еглино и 10 февраля 1942 года перешла в наступление. Атакуя деревню Большое Еглино с трёх сторон (часть бригады зашла в тыл противнику), бригада освободила деревню. Вслед за Большим Еглино противник оставил и Малое Еглино и железнодорожный разъезд, но далее, у моста продвижение бригады на север было остановлено. Бригада изменила направление наступления на западное, подошла к недостроенной насыпи железной дороги Чудово — Веймарн, где противником был оборудован оборонительный рубеж, дальше которого бригада, несмотря на бои, продолжавшиеся до начала марта 1942 года, продвинуться не смогла. После окончания активных наступательных действий, бригада находится в обороне в том же районе вплоть до третьей декады мая 1942 года, когда начался общий отход 2-й ударной армии. Уже с конца апреля 1942 года бригада отбивает атаки противника, была вынужден оставить железнодорожную платформу Еглино.

20 мая 1942 года противник усилил нажим на позиции бригады, но пока бригада держалась. 24 мая 1942 года бригада начала отход. В связи с тем, что вовремя не поступил условные сигналы, противник обошёл позиции бригады и практически окружил соединение, но у деревни Дубовик бригаде удалось проскользнуть и избежать локального окружения, затем заняв позиции на промежуточном рубеже. После отражения атак на позиции бригады, соединение вновь отошло через Финев Луг к Малому Замошью, где заняло позиции по так называемой Южной дороге, рядом с 305-й стрелковой дивизией. На 1 июня 1942 года в бригаде насчитывалось 327 офицеров, 329 сержантов и старшин и 821 рядовой.

23 июня 1942 года бригада пошла на прорыв в составе ударной группы 2-й ударной армии, но на её участке так и не удалось прорвать кольцо окружения. К 24 июня 1942 года остатки бригады занимала позиции в районе Кречно, подвергаясь сильному авиационному воздействию, но продолжали удерживать позиции во всё сокращающемся мешке. В конечном итоге бригада была расчленена, небольшая часть в ночи на 24 июня и на 25 июня 1942 года сумела прорваться к своим через кольцо. В рядах прорывающихся в составе бригады был попавший в плен корреспондент армейской газеты Муса Джалиль

Из воспоминаний командира артвзвода И. Д. Елоховского:

Отход начался 24-го в час ночи. Послышались выкрики: <Эх, погибать, так погибать, ребята! Впере-о-од!!!> Толпа хлынула вдоль узкоколейки. Валька прыгал рядом со мной. Споткнулся, упал, а меня людская лавина понесла дальше… Многих смела безудержная толпа. Знаю, что речки были на пути — Глушица, Полисть. Только я воды не помню: одни скользкие человеческие тела под ногами. Я всю войну прошел, но такого побоища больше нигде не видел. И никакого свободного <коридора>: немец и тут, и там — со всех сторон. И ты бежишь, и стреляешь на ходу куда попало. Мало кто жив остался… Из 59-й бригады вышло в тот день 32 человека

Небольшая группа офицеров и солдат, включая командира и комиссара бригады, напротив, ушла в тыл и пройдя около 500 километров по тылам, уже в августе 1942 года вышла к своим в полосе 1-й ударной армии Северо-Западного фронта. Бригады была уничтожена (по некоторым данным от бригады осталось 159 человек), часть личного состава была по некоторым сведениям влита в Балахне в формирующуюся 279-ю стрелковую дивизию, таким образом фактически дальнейший боевой путь прошло 2-е формирование бригады. Формировалась бригада в городе Буе Ярославской области, в составе бригады было более полутора тысяч бойцов из Удмуртии, в основном курсантов 3-го Ленинградского пехотного училища, эвакуированного в Воткинск. Всего бригада при формировании насчитывала около 6000 человек.

В конце августа 1942 года бригада в срочном порядке переброшена на южное направление по маршруту Москва — Рязань — Балашов — Саратов — Баскунчак — Астрахань. Оттуда по Каспийскому морю переброшена в Махачкалу, оттуда эшелонами в Карабулак, далее маршем в Нижние Ачалуки, куда прибыла 3 сентября 1942 года. Затем бригада перебазировалась севернее и заняла позиции близ станицы Вознесенская, там и приняла бои, часто взаимодействуя с 52-й танковой бригадой и 863-м истребительно-противотанковым артиллерийским полком

На 20 сентября 1942 года штаб бригады находился в Малгобеке, 3-й батальон занимал позиции севернее Вознесенской, оседлав шоссе Вознесенская — Моздок, 1-й батальон располагался на высоте у Малгобека, прикрывая дорогу Вознесенская — Сагопши, 2-й батальон перед Малгобеком. 4-й батальон был переброшен к селу Нижний Курп. Бригада ведёт бои, защищая Малгобек, но 5 октября 1942 года Малгобек был потерян. 5 октября 1942 года штаб бригады передислоцировался на хутор Лакисов. На 13 октября 1942 года в бригаде насчитывалось 1500 человек личного состава. В ночь на 19 октября 1942 года бригада сдала свои позиции у села Курп 19-й стрелковой бригаде и сосредоточилась в районе села Заманкул, а затем в село Даркох, где с 20 октября 1942 года приводит себя в порядок, получает пополнения, в том числе из Азербайджана.

30 октября 1942 года бригада была переброшена на автомашинах к Нальчику, где ведёт бои в районе села Старый Урух, затем в районе Чикоры, Сурх-Дигора, Алагира. В этих боях бригада была разрезана на несколько частей, окружена и затем разрозненными группами выходит из окружения, понесла большие потери. 12 ноября 1942 года остатки бригады были выведена в резерв в район Цецаньюрта, где бригада по 4 декабря 1942 года приводит себя в порядок и получает пополнения. С 4 декабря 1942 года бригада совершает марш по маршруту Цецаньюрт — Грозный — Червлённая, где продолжает подготовку и сколачивание вплоть до января 1943 года.

По некоторым данным в начале февраля 1943 года бригада участвовала в освобождении Ростова-на-Дону

В марте 1943 года находится в станице Гривенская, всю первую декаду марта 1943 года ведёт в ней тяжёлые бои.

7 мая 1943 года бригада была расформирована.

Подчинение

Дата	Фронт (округ)	Армия	Корпус	Примечания
01.11.1941 года	Приволжский военный округ	-	-	-
01.12.1941 года	Приволжский военный округ	-	-	-
01.01.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-
01.02.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-
01.03.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-
01.04.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-
01.05.1942 года	Ленинградский фронт (Группа войск Волховского направления)	2-я ударная армия	-	-
01.06.1942 года	Ленинградский фронт (Волховская группа войск)	2-я ударная армия	-	-
01.07.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-
01.08.1942 года	Московский военный округ	-	-	-
01.09.1942 года	Резерв Ставки ВГК	-	-	-
01.10.1942 года	Закавказский фронт (Северная группа войск)	9-я армия	-	-
01.11.1942 года	Закавказский фронт (Северная группа войск)	37-я армия	-	-
01.12.1942 года	Закавказский фронт (Северная группа войск)	-	-	-
01.01.1943 года	Закавказский фронт (Северная группа войск)	-	-	-
01.02.1943 года	Северо-Кавказский фронт	-	10-й стрелковый корпус	-
01.03.1943 года	Северо-Кавказский фронт	-	10-й стрелковый корпус	-
01.04.1943 года	Северо-Кавказский фронт	58-я армия	10-й стрелковый корпус	-
01.05.1943 года	Северо-Кавказский фронт	-	10-й стрелковый корпус	-

Командиры

• Черник Александр Ефимович (00.12.1941 - 30.01.1942), подполковник, отстранён от должности
• Глазунов Иван Федорович (27.01.1942 - 24.04.1942), полковник, погиб в июне 1942
• Негода Алексей Игнатьевич (20.04.1942 - 00.05.1942), майор, и.о. командира бригады
• Писаренко Сергей Алексеевич (25.05.1942 - 00.07.1942), подполковник, вышел из окружения в районе Новгорода
• Грецкий Лев Федорович (с 15.07.1942)
• Зубов Анатолий Лаврентьевич (с 28.09.1942) (?)
• Самилов Иван Михайлович (с 28.09.1942) (?)
• Буняченко, Сергей Кузьмич (03.10.1942 - 14.12.1942), попал в плен в 1942 году, известный коллаборционист
• Козиев Константин Федорович (23.11.1942 - 13.05.1943)

Память

• Школьный музей в селе Верхний Курп

Ссылки

• [www.soldat.ru/files/ Боевой состав Советской Армии 1941—1945]
• [www.soldat.ru/doc/perechen/ Перечень № 7 управлений бригад всех родов войск, входивших в состав Действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.]

Литература

• [militera.lib.ru/h/gavrilov_bi/index.html Гаврилов Б. И. «Долина смерти». Трагедия и подвиг 2-й ударной армии. — М.: Институт российской истории РАН, 1999. ISBN 5-8055-0057-4]

Отрывок, характеризующий 59-я стрелковая бригада

– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.