594 год до н. э.
Поделись знанием:
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Годы |
---|
598 до н. э. · 597 до н. э. · 596 до н. э. · 595 до н. э. — 594 до н. э. — 593 до н. э. · 592 до н. э. · 591 до н. э. · 590 до н. э. |
Десятилетия |
610-е до н. э. · 600-е до н. э. — 590-е до н. э. — 580-е до н. э. · 570-е до н. э. |
Века |
VII век до н. э. — VI век до н. э. — V век до н. э. |
Содержание
События
- Реформы Солона в Афинах
- Солон (ок.638-559), сын Эксестида, один из Семи мудрецов, стал архонтом Афин. Многочисленные реформы в Афинах. Законодательство Солона.
- Законы Солона в Афинах.
- Навуходоносор подавляет мятеж в Вавилонии.
- В Египте начинает править Псамметих II
Китай
- 15-й год по эре правления луского князя Сюань-гуна [1].
- Чуское войско окружило столицу Сун, сунцы направили посла к Цзинь. чжэнцы были союзниками Чу против Сун [2].
- Весной луский посол Гунсунь Гуй-фу провёл съезд с чуским правителем в Сун [3].
- Цзиньский князь хотел помочь Сун, но по совету Бо-цзуна решил не направлять армию, но послать Цзе Яна ложно пообещать помощь. Но чжэнцы захватили Цзе Яна, у которого было послание, и передали Чу. Правитель Чу повелел послу передать сунцам приказ сдаться, и его подвели к стенам осаждённого города. Однако Цзе Ян не испугался и сообщил сунцам послание с обещанием помощи. Чуский царь хотел казнить Цзе Яна, но по просьбе братьев помиловал и вернул на родину, в Цзинь его наградили и назначили шанцином [4].
- В 5 луне сунец Хуа Юань тайно встретился с чуским полководцем Цзы-фанем и сообщил, что в столице Сун началось людоедство. В чуской армии осталось на 2 дня продовольствия, и Чу прекратило войну и заключило мир с Сун [5] (по другому толкованию, осада длилась 5 месяцев [6]).
- Цзиньский полководец Сюнь Линь-фу (получивший новое фамильное имя Чжунхан) разбил чи-ди (красных ди) [7]. В 6 луне, в день гуй-мао, цзиньское войско уничтожило небольшое княжество Лу [8], принадлежавшее к чи-ди, и увело в плен его князя (цзя) Ин-эра [9].
- В Чжоу царевич Су с помощью кланов Шао и Мао пытался захватить власть, но был убит [10]. В 6 луне Ван Чжа-цзы убил шаоского и маоского правителей (Шао-бо и Мао-бо) [11].
- В 6 луне Цинь напало на Цзинь [12].
- Согласно «Цзо чжуань», когда Цзин-гун был в походе на Ди, в 7 луне циньский Хуань-гун атаковал Цзинь и дошёл до Фуши. В день жэнь-у цзиньский князь из Цзи выступил на ди и возвёл на престол правителя владения Лу. Цзиньский Вэй Кэ разбил циньцев при Фуши и пленил Ду Хуэя [13].
- Осенью в Лу появилась саранча. Луский посол Чжунсунь Ме и циский посол Гао Гу встречались в У-лоу [14].
- Осенью в Лу впервые земля была разделена на участки и установили налог с полей [15].
- Зимой в Лу появилась «жёлтая саранча», и был голод [16].
|
См. также
Источники
- ↑ Конфуциева летопись «Чуньцю» («Вёсны и осени»). Перевод и примечания Н. И. Монастырева. М., 1999. С.54
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. VI. М., 1992. С.38
- ↑ Чуньцю, известие 2
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.158, 159; Т. V. М., 1987. С.172; Т. VI. М., 1992. С.38; Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.108
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.158; Т. V. М., 1987. С.135, 190; Чуньцю, известие 2
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.190
- ↑ Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.109
- ↑ пишется иным иероглифом, нежели известное княжество Лу
- ↑ Чуньцю, известие 3
- ↑ Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.132 (из «Цзо чжуань»)
- ↑ Чуньцю, известие 5
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.158; Чуньцю, известие 4
- ↑ Примечания В. С. Таскина в кн. Го юй (Речи царств). М., 1987. С.403; Го юй (Речи царств). М., 1987. С.205
- ↑ Чуньцю, известия 6-7
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.158; Чуньцю, известие 8
- ↑ Чуньцю, известия 9-10
Напишите отзыв о статье "594 год до н. э."
Отрывок, характеризующий 594 год до н. э.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».