6-й Венецианский кинофестиваль
Поделись знанием:
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.
От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.
После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
| 6-й Венецианский кинофестиваль | |||
 | |||
| Общие сведения | |||
|---|---|---|---|
| Дата проведения |
с 8 по 14 августа 1938 года | ||
| Место проведения | |||
| Жюри фестиваля | |||
| Председатель жюри | |||
| |||
6-й международный Венецианский кинофестиваль проходил с 8 по 14 августа 1938 года[1]. На фестивале были показаны французские ретроспективные фильмы, снятые в период с 1891 по 1933 года.[2]
Содержание
Жюри
- Джузеппе Вольпи (Президент)(Италия)
- Улаф Андерссон (Швеция)
- Луиджи Фредди (Италия)
- Милош Гавел (Чехословакия)
- Невилл Кирни (Великобритания)
- Рене Жан (Франция)
- Освальд Лених (Германия)
- Антонио Мараини (Италия)
- Умберту Мауру (Бразилия)
- Эдмон Моро (Швейцария)
- Эйтель Монако (Италия)
- Рышард Ордынский (Польша)
- Джиакомо Паолуччи де Кальболи Борне (Италия)
- Альфонсо Ривас Бустаманте (Мексика)
- Гарольд Смит (США)
- Юндзо Сато (Япония)
- Ф. Л. Терон (ЮАР)
- Карл Венсан (Бельгия)
- Луис Виллани (Венгрия)
Фильмы основной конкурсной программы
Аргентина
- Сплетница / La chismosa, фильм Энрике Сусини
Бельгия
- Песнь плотника / Het lied van het linnen, фильм Шарля Декекелейра (к/м)
- Темы вдохновения / Thema's van de inspiratie, фильм Шарля Декекелейра (к/м)
Бразилия
- Виктория Регия / Victoria Regia, (к/м)
- Небо Бразилии / O ciel de Brasile (к/м)
Великобритания
- Пигмалион / Pygmalion, фильм Энтони Асквита и Лесли Хоуарда
- Барабан / The Drum, фильм Золтана Корда (1937)
- Ошеломляйте новостями / Break the News, фильм Рене Клера
- Британский флот / British Movietone News (к/м)
- Рыболовный сезон / Catch of the Season (к/м)
- Пять лиц / Five Faces, фильм Алекса Шоу (к/м)
- Британские киноновости / British Movitone News (к/м)
- Газетные сюжеты / Gazette Subjects (к/м)
- Короли в изгнании / Kings in Exile, фильм Г. В. МакФерсона (к/м)
- От обезьяны к человеку / Monkey into Man, фильм Стенли Хэйеса (к/м)
- Северное море / North Sea, фильм Гарри Вотта (к/м)
- Из всех весёлых мест / Of All the Gay Places, фильм Дональда Тейлора (к/м)
- Современный дух / The Modern Spirit (к/м)
- Нефть из земли / Oil from the Earth (к/м)
- Прелюдия к полёту / Prelude to Flight, фильм Д'Арси Картрайта (к/м)
- Годовое обозрение / Review of Year (к/м)
- Скажи, если больно / Tell Me if Hurts (к/м)
- Охрана воздуха / Watch and Ward in the Air (к/м)
Венгрия
- Случай с юношей Ности, / A Noszty fiú esete Tóth Marival, фильм Иштвана Шекели
- Рези Пентек, / Péntek Rézi фильм Ладислао Вайды
- Обучение в Венгрии (к/м)
- Искусство венгерской деревни ungherese (к/м)
- Pax vobiscum (к/м)
- Св. Иштван / Sv. Istvan (к/м)
Германия
- Родина / Heimat, фильм Карла Фрёлиха
- Отпуск под честное слово / Urlaub auf Ehrenwort, фильм Карла Риттера (1937)
- Примерный супруг / Der Mustergatte, фильм Вольфганга Либенайнера (1937)
- Бродячий народ / Fahrendes Volk, фильм Жака Фейдера
- Иветта / Yvette, фильм Вольфганга Либенайнера
- Олимпия / Olympia, фильм Лени Рифеншталь
- Затерянные следы / Verwehte Spuren, фильм Файта Харлана
- Царство пчёл / Der Bienen staat, фильм Ульриха К.Т. Шульца (к/м)
- Немецкие гоночные машины на фронте / Deutsche rennwagen in front, фильм Ф.А.Р. Штолля (к/м)
- Богатство красок морской глубины / Farbenpracht auf dem Meeresgrund, фильм Ульриха К.Т. Шульца (к/м)
- Лётчик — Радист — Канонир / Flieger - Funker - Kanoniere, фильм Мартина Рикли (к/м)
- Пернатые гости на побережье Балтийского моря / Gefiederte strandgaste an der ostsee, фильм Ульриха К.Т. Шульца (к/м)
- Степь / Heide, фильм Вольфа Харта (к/м)
- Холодно, холоднее, совсем холодно! / Kalt..., kälter..., am kältesten!, фильм Мартина Рикли (к/м)
- Постоянные гости Северного моря / Stammgäste an der Nordsee, фильм Ульриха К.Т. Шульца (к/м)
- Охота с камерой на тюленей / Kamerajagd auf seehunde, фильм Ульриха К.Т. Шульца (к/м)
- Стрекозы / Libellen, фильм Ульриха К.Т. Шульца (к/м)
- Лоцманы воздуха / Lotsen der luft, фильм Ханса Ф. Вильгельма (к/м)
- Природа и техника / Natur und Technik, фильм Ульриха К.Т. Шульца (к/м)
- Мастер рифмы из Вюрцбурга / Riemenschneider - Der Meister von Würzburg, фильм Вальтера Хоге (к/м)
- Быстрые улицы / Schnell Straßen, фильм Рихарда Штайнпфлунга (к/м)
- Мелодии Шварцвальда / Schwarzwald Melodie, фильм Ульриха К.Т. Шульца (к/м)
- Крутой берег / Steilkäste, фильм Ханса Рихтера (к/м)
- Каракатицы / Tintenfische, фильм Ульриха К.Т. Шульца (к/м)
- U.F.A. Wochenschau
Голландия
- Нидерланды / Nederland (к/м)
- Пираты воздуха / Sky Pirates, фильм Георга Паля (к/м)
Индия
- Неожиданный / Duniya Na Mane, фильм В. Шантарама (1937)
Италия
- Пилот Лючано Серра / Luciano Serra pilota, фильм Гоффредо Алессандрини
- Джузеппе Верди / Giuseppe Verdi, фильм Кармине Галлоне
- Похитили человека / Hanno rapito un uomo, фильм Дженнаро Ригелли
- Под южным крестом / Sotto la croce del sud, фильм Гвидо Бриньоне
- Гармонии Пуччини / Armonie pucciniane, фильм Джорджо Феррони (к/м)
- Фонтаны Рима / Fontane di Roma, фильм Марио Коста (к/м)
- В огнях Рима / Nella luce di Roma (к/м)
- Удивительный мир / Un mondo meraviglioso, фильм Роберто Оменья (к/м)
Мексика
- Давай, Понсиано! / ¡Ora Ponciano!, фильм Габриэля Сориа
- Там, на большом ранчо / Allá en el Rancho Grande, фильм Фернандо де Фуэнтеса
Норвегия
- Норвегия / Norge, фильм Д. Сандмайера (к/м)
Польша
- Гений сцены / Geniusz sceny, фильм Ромуальда Гантковского
- Галька / Halka, фильм Юлиуша Гардана
- Импровизация / Improwizacja (к/м)
- Метеор / Meteor, фильм Альберта Выверки (к/м)
- Оловянные солдатики / Olowiane zolnierziki (к/м)
Соединённые Штаты Америки
- Приключения Тома Сойера / The Adventures of Tom Sawyer, фильм Нормана Таурога
- Иезавель / Jezebel, фильм Уильяма Уайлера
- Мария-Антуанетта / Marie Antoinette, фильм В.С. Ван Дайка
- Птенцы матушки Кэри / Mother Carey's Chickens, фильм Роулэнда В. Ли
- Лётчик-испытатель / Test Pilot, фильм Виктора Флеминга
- Регтайм-бэнд Александера / Alexander's Ragtime Band, фильм Генри Кинга
- Голдвин Фоллиз / The Goldwyn Follies, фильм Джорджа Маршалла
- Белые знамёна / White Banners, фильм Эдмунда Гоулдинга
- Сенсация Парижа / The Rage of Paris, фильм Генри Костера
- Белоснежка и семь гномов / Snow White and the Seven Dwarfs, фильм Перси Пирса, Ларри Морей, Уильяма Коттрелла, Уилфреда Джексона и Бена Шэперстина (1937)
- Оживлённая леди / Vivacious Lady, фильм Джорджа Стивенса
- Пленник Зенды / The Prisoner of Zenda, фильм Джона Кромуэлла (1937)
- Река / The River, фильм Пере Лоренца (1937) (к/м)
- Вечер в кино / A Night at the Movies, фильм Роя Роулэнда (1937) (к/м)
- Аудиоскопии / Audioscopiks, фильм Якоба Ловенталя и Джона Норлинга (к/м)
- Выходной вечер в баре Рэка / Bar-Rac's Night Out, фильм Эрла Фрэнка (1937) (к/м)
- Симфония фермерского двора / Farmyard Symphony, фильм Джека Каттинга (к/м)
- Маленький Бак Чизер / Little Buck Cheeser, фильм Рудольфа Изинга и Джона Хэрмона (1937) (к/м)
- Восточный рай / Oriental Paradise, фильм Джеймса А. Фицпатрика (1937) (к/м)
- Попай-моряк встречает Али-Бабу 40 разбойников / Popeye the Sailor Meets Ali Baba's Forty Thieves, фильм Дэйва Флейшера (1937) (к/м)
- Романс радия / Romance of Radium, фильм Жака Турнера (1937) (к/м)
- Небесный полёт / Ski Flight, фильм Джерома Хилла (к/м)
- Храбрый портняжка / The Brave Little Tailor, фильм Билла Робертса (к/м)
Франция
- Злоупотребление доверием / Abus de confiance, фильм Анри Декуэна (1937)
- Набережная туманов / Le Quai des brumes, фильм Марселя Карне
- Вход для артистов / Entrée des artistes, фильм Марка Аллегре
- Игрок в шахматы / Le Joueur d'échecs, фильм Жана Древиля
- Тюрьма без решёток / Prison sans barreaux, фильм Леонида Моги
- Рамунчо / Ramuntcho, фильм Рене Барбери
- Невиновный / L'Innocent, фильм Мориса Каммажа
- Умирающий лебедь / La Mort du cygne, фильм Жана Бенуа-Леви и Мари Эпштейн
- Синяя Борода / Barbe-Bleue, фильм Жана Пенлеве (1937) (к/м)
- Суматоха битвы / Branlebas de combat, фильм Этьена Лалье (1935) (к/м)
- Небесные пираты / Fregates du ciel, фильм Марселя де Юбша (к/м)
- Сады Франции / Jardins de la France, фильм Луи Кюни (к/м)
- Каракорам / Karakoram, фильм Анри де Сегонье (1937) (к/м)
- Холод / Le Froid, фильм Марка Кантагреля (к/м)
- Ракетный двигатель / Le Moteur à explosion, фильм Жана Бреро (к/м)
- Сильный свет / Le Grandes loueurs, фильм Жана-Клода Бернара (к/м)
- Рубенс и его время / Rubens et son temps, фильм Рене Юига (к/м)
- Версаль, резиденция королей / Versailles cité royale, фильм Жака Шильца (к/м)
- Путешествие во Францию высочайших британцев / Voyage en France de souverains britanniques (к/м)
Чехословакия
- Девственность / Panenství, фильм Отакара Вавры (1937)
- Братья Гордубалы / Hordubalové, фильм Мартина Фрича (1937)
- Корпорация девственниц с Кутна Горы / Cech panen kutnohorských, фильм Отакара Вавры
- Философская история / Filosofská historie, фильм Отакара Вавры (1937)
- Мир, в котором нищенствуют / Svet kde se zebrá, фильм Мирослава Цикана
- Путь из тени / Cesta ze stínu, фильм Йиржи Вайса (к/м)
- Дайте нам крылья / Dejte nám kridla, фильм Йиржи Вайса (к/м)
- Пойдём с нами / Pojd s námi, фильм Йиржи Вайса (к/м)
- Погоня за лисой / Homba zaliskon (к/м)
- Идея ищет свет / Myslenka hledající svetlo, фильм Карела Додела и Ирены Додаловой (к/м)
Швейцария
- Албания / Albanie, фильм Г. Клебера (к/м)
- Швейцарские местные органы управления / Die schweizer landesgemeinde, фильм Эдуарда Пробоста (к/м)
- Люди и машины / Hommes et machines (к/м)
- Покорение неба / La Conquète du ciel, фильм Ханса Рихтера (к/м)
- Микельанджело — Жизнь титана / Michelangelo - La Vie d'un titan, фильм Курта Ортеля (к/м)
Швеция
- Лицо женщины / En kvinnas ansikte, фильм Густава Муландера
- Юлотта / Julotta, фильм Йесты Роозлинг (к/м)
- С каноэ в Лапландии / Med cannot till Lapllands fjäll (к/м)
- Сокровище в Скогене / Skatten i skagen, фильм Гуннара Скоглунда (к/м)
- Иностранец в Стокгольме / En Utlänning ser pä Stockholm, фильм Вилли Гольдбергера (к/м)
Южно-Африканский Союз
- В стране красных попон / In the Land of the Red Blanket (к/м)
- Люди племени Свази / Swazi People (к/м)
- Брачные обряды племени Амазула / The Marriage Customs of the Amazzula (к/м)
- Величайший в мире заповедник / The World's Greatest Life Sanctuary (к/м)
Япония
- Патруль / 五人の斥候兵 / Gonin no sekkōhei, фильм Томотака Тадзака
- Дети на воздухе / 風の中の子供 / Kaze no naka no kodomo), фильм Хироси Симидзу
- Жизнь начальной школы в Японии (к/м)
- Симфония Токио (к/м)
- Балага, пампасы Монголии (к/м)
Фильмы французской ретроспективы
- На рейде / En rade, фильм Альберто Кавальканти (1928)
- Антракт / Entr'acte, фильм Рене Клера (1924) (к/м)
- Фантомас / Fantômas, фильм Луи Фейада (1913)
- Фантастические иллюзии / Les Illusions fantaisistes, фильм Жоржа Мельеса (1910) (к/м)
- Падение дома Ашеров / La chute de la maison Usher, фильм Жана Эпштейна (1928)
- Дочь воды / La Fille de l'eau, фильм Жана Ренуара (1925)
- Ночь на Лысой горе / Une nuit sur le mont chauve, фильм Александра Алексеева (1933) (к/м)
- Колесо / La rosa sulle rotaie, фильм Абеля Ганса (к/м)
- Прибытие поезда на вокзал Ла-Сьота / L'arrivo di un treno alla stazione di La Ciotat, фильм Огюста и Луи Люмьера (1896) (к/м)
- Политый поливальщик / L'innaffiatore innaffiato, фильм Огюста и Луи Люмьера (1895) (к/м)
- Улыбающаяся мадам Бёде / La sorridente signora Beudet, фильм Жермен Дюлак (1923)
- Двое робких / I due timidi, фильм Рене Клера (1928)
- Путешествие на Луну / Viaggio nella Luna, фильм Жоржа Мельеса (1902) (к/м)
- Бедный Пьеро / Pauvre Pierrot, фильм Шарля-Эмиля Рено (1892) (к/м)
- Драма с куклами / Un drame chez les fantoches, фильм Эмиля Коля (1908) (к/м)
Награды
- Кубок Муссолини присуждён двум фильмам:
- Пилот Лючано Серра, фильм Гоффредо Алессандрини
- Олимпия, фильм Лени Рифеншталь
- Большой приз фестиваля:
- Белоснежка и семь гномов, фильм продюсера Уолта Диснея (США)
- Кубок международного жюри присуждён Франции за удачный подбор фильмов
- Кубок Вольпи:
- Лучший актёр: Лесли Хоуард, фильм Пигмалион
- Лучшая актриса: Норма Ширер, фильм Мария-Антуанетта
- Другие кубки были вручены:
- Приключения Тома Сойера, фильм Нормана Таурога (США)
- Барабан, фильм Золтана Корда (Великобритания)
- Патруль, фильм Томокаки Тасаки (Япония)
- Тюрьма без решёток, фильм Леонида Моги (Франция)
- Корпорация девственниц с Кутна Горы, фильм Отакара Вавры (Чехословакия)
- Джузеппе Верди / Giuseppe Verdi, фильм Кармине Галлоне (Италия)
- Специальные медали за режиссуру:
- Отпуск под честное слово, фильм Карла Риттера (Германия)
- Набережная туманов, фильм Марселя Карне (Франция)
- Микеланджело: Жизнь Титана, фильм Курта Ортеля (Швейцария)
- Специальные медали за сценарий:
- Гений сцены, фильм Ромуальда Гантковского (Польша)
- Ошеломляйте новостями, фильм Рене Клера (Великобритания)
- Специальные медали за артистический ансамбль:
- Лицо женщины, фильм Густава Муландера (Швеция)
- Оживленная леди, фильм Джорджа Стивенса (США)
- Иезавель, фильм Уильяма Уайлера (США)
- Бродячий народ, фильм Жака Фейдера (Германия)
- Там, на большом ранчо, фильм Фернандо де Фуэнтеса (Мексика)
- Специальные медали за актёрскую игру:
- Похитили человека, фильм Дженнаро Ригелли (Италия)
- Сенсация Парижа, фильм Генри Костера (США)
- Примерный супруг, фильм Вольфганга Либенайнера (Германия)
- Специальные медали за технику:
- Под южным крестом, фильм Гвидо Бриньоне (Италия)
- Голдвин Фоллиз, фильм Джорджа Маршалла (США)
- Металлическая дощечка с надписью — «За лучший документальный фильм» присуждена двум фильмам:
- Река, фильм Пере Лоренца (США) (к/м)
- В огнях Рима (Италия) (к/м)
- Специальная рекомендация:
- На большом ранчо, фильм Фернандо Де Фуэнтеса
- Ошеломляйте новостями, фильм Рене Клера
- Идеальный муж, фильм Хайнца Рюманна
- Лицо женщины, фильм Густава Муландера
- Затравленный фокусник, фильм Жака Фейдера
- Гений сцены, фильм Людвика Сольского
- Они похитили мужчину, фильм Дженнаро Ригелли
- Иезавиль, фильм Уильяма Уайлера
- Набережная туманов, фильм Марсель Карне
- Микеланджело: Жизнь Титана, фильм Курта Ортеля
- Под Южным крестом, фильм Гуидо Бриньоне
- Гнев Парижа, фильм Генри Костера
- Вдохновение художника, фильм Чарльза Декукелера
- Отпуск на честное слово, фильм Карла Риттера
- Оживленная леди, фильм Джорджа Стивенса
- Лучший режиссёр: Отчизна, фильм Карла Фрёлиха
- Медаль: Природа и Техника, фильм Ульрих Кейти Шульц
- Приз за лучший короткометражный фильм:
- Гармонии Пуччини, фильм Джорджо Феррони
- Каракорам, фильм Генри Дэ Сагонэ
- Святой Иштван (Magyar Film Iroda)
- Приз за лучший обучающий или научный фильм:
- Пасека, фильм Ульриха Кейти Шульца
Напишите отзыв о статье "6-й Венецианский кинофестиваль"
Примечания
- ↑ Указанные фильмы конкурсной программы, а также информация по наградам приведены из бюллетеня Госфильмофонда СССР «Кино и время». Выпуск второй (Справочник по международным кинофестивалям (1932-1960) (книга первая). — М.: 1962, стр. 121-134.
- ↑ [www.labiennale.org/en/cinema/history/the30s.html?back=true Venice Film Festival: The 30s]. labiennale.org. Проверено 27 июня 2009. [www.webcitation.org/6Blgfuj8f Архивировано из первоисточника 29 октября 2012].
Ссылки
- [www.imdb.com/Sections/Awards/Venice_Film_Festival/1938 Венецианская Кинопремия 1938 года в базе IMDB]
- [www.kinopoisk.ru/awards/venice/1938 Венецианская Кинопремия 1938 года в базе Kinopoisk.ru]
|
||||||
Отрывок, характеризующий 6-й Венецианский кинофестиваль
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.
От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.
После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
