16-я гвардейская механизированная бригада

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
16-я гвардейская механизированная бригада

Эмблема Вооружённые силы СССР
Годы существования

1932 — 2005

Страна

СССР
Россия Россия

Подчинение

6-й гвардейской мотострелковой дивизии 4-й гвардейской танковой армии (с 1960 года 20-я гвардейская общевойсковая армия)

Входит в

1939—1946 РККА
1946—1991 ВС СССР
1991—2009 ВС РФ

Тип

мотострелковые

Включает в себя

мотострелковые, танковые, артиллерийские, зенитные и др. батальоны, дивизионы и подразделения боевого обеспечения и обслуживания, в период войны в состав механизированной бригады входил 28-й отдельный танковый полк ( с 1944 года 114-й гв. тп).

Численность

1500-2800 человек личного состава

Дислокация

Бад-Фрайенвальде

Участие в

Бои на Халхин-Голе
Великая Отечественная война
Операция «Дунай»
Холодная война

Знаки отличия


Командиры
Известные командиры

Комсостав

У этого термина существуют и другие значения, см. 16-й полк.

16-я гвардейская механизированная бригада — гвардейская механизированная бригада Вооружённых сил Российской Федерации. Сражения и операции: Бои на Халхин-Голе.

В Великой Отечественной войне: участвовала в Битве под Москвой, Орловской наступательной операции (операция «Кутузов»), Проскуровско-Черновицкой наступательной операции, Львовско-Сандомирской наступательной операции, Сандомирско-Силезской наступательной операции, Нижне-Силезской наступательной операции, Верхне-Силезской наступательной операции, Берлинской наступательной операции и Пражской наступательной операции

В Операции «Дунай», Холодной войне.





История

Бригада имела наименования:244-й территориальный стрелковый полк, 72-й стрелковый полк, 601-й стрелковый полк, 5-й гвардейский мотострелковый полк, 16-я гвардейская механизированная бригада, 16-й гвардейский механизированный полк, 16-й гвардейский кадровый механизированный батальон, 16-й гвардейский механизированный полк, 16-й гвардейский мотострелковый полк, 6-й гвардейский танковый полк (формирования 1985 года) и отдел 5968-й БХВТ (т).

Формирование

16-й гвардейский мотострелковый полк сформирован в 1932 году как 244-й территориальный стрелковый полк 82-й территориальной стрелковой дивизиив Пермской области, на базе кадров 169-го стрелкового полка 57-й Уральской стрелковой дивизии.

Полк в составе дивизия вошли в состав 13-го стрелкового корпуса Приволжского военного округа С мая 1935 года Уральского военного округа.

Бои на Халхин-Голе

С 30 мая по 16 июня 1939 года 82-я стрелковая дивизия (войсковое соединение 5278) формировалась в г. Пермь и лагере Бершеть Пермской обл. (УрВО), а 91 гап в г. Слободском и лагере Вишкиль Кировской области (УрВО). Дивизия предназначалась специально для отправки в район боев на Халхин-Голе. Формирование закончено 16 июня 1939 года и согласно директивы НШ УрВО от 07.06.39 № 41/00336 частям дивизии присвоены условные наименования. 72-й стрелковый полк получил условное наименование в/ч 601 (601-й стрелковый полк).

За проявленные в боях на Халхин-Голе c японскими захватчиками доблесть и мужество 601-й стрелковый полк и 82-й гаубичный артиллерийский полк 82-й стрелковой дивизии 17-го ноября 1939 года награждены Орденом Красного Знамени.

В Великой Отечественной войне

601-й мотострелковый полк

Директивой Генерального штаба № 002654 от 6 октября 1941 года 82 мотострелковая дивизия была отправлена по железной дороге в район г. Москва в распоряжение Ставки ВГК. Начало погрузки — 18 часов 7 октября 1941 года.

22 октября 1941 года дивизия вошла в состав Действующей армии.

К 25 октября 1941 года была переброшена под Москву в район г. Загорск Московской области и включена в состав 5-й армии Западного фронта. Первый бой 601-й стрелковый Краснознамённый полк принял у Дорохово. К 10 января 1942 года 210-й мотострелковый полк овладел совхозом Дубки, Ляхово, а 601-й мсп занял Выглядовку.

К исходу дня 12 января 82 мсд во взаимодействии с 50 сд и 60 сбр овладела Дорохово и железнодорожной станцией, а также узлом шоссейных дорог южнее Дорохово. Её 210-й мсп вышел на линию 1,5 км северо-западнее, а 601-й мсп юго-западнее Дорохово между шоссейными дорогами Москва-Минск, Москва-Можайск.

5-й гвардейский мотострелковый полк

Приказом НКО СССР от 17 марта 1942 года № 78 за проявленную отвагу в боях с немецкими захватчиками, стойкость, мужество, дисциплинированность и героизм личного состава 82-я мотострелковая дивизия преобразована в 3-ю гвардейскую мотострелковую дивизию, а её 601-й мсп в 5-й гвардейский мотострелковый полк

С мая 1942 года до июня 1943 года в составе войск Западного фронта вела оборонительные бои. После отдыха и пополнения дивизия в августе 1942 года в составе 5 А участвовала в Ржевско-Сычевской наступательной операции, вела тяжелые бои в Карманово и Зубково.

В октябре 1942 года — марте 1943 года в составе 29-й, затем снова 5-й армии вела бои в районе Карманово (35 км северо-западнее Гжатска). В декабре 1942 года вела бои за Сычовку, затем воевала на Минском шоссе. В Ржевско-Вяземской наступательной операции 1943 года дивизия одной из первых 13 марта освободила Вязьму и дошла до г. Дорогобуж. В апреле 1943 года выведена в резерв.

16-я гвардейская механизированная бригада

В июне 1943 года создан 6-й мехкорпус, сформированный на базе 3-й гвардейской мотострелковой дивизии (5-й и и 6-й гвардейские мотострелковые полки) и 49-й механизированной бригады 5-го механизированного корпуса.

5-й гвардейский мотострелковый полк стал 16-й гвардейской механизированной бригадой, которая до конца войны в составе 6-го гвардейского механизированного корпуса участвовала в операциях:

В Львовско-Сандомирской наступательной операции. (С 13 июля по 3 сентября 1944 года) 6-й гв. мехорпус и его бригады прошли в боями более 300 километров.

В ходе Львовско-Сандомирской наступательной операции бригада участвовала в освобождении Перемышлян (освобождёны 20 июля 1944 года).

27 июля 1944 года освобождён Львов. Приказом Верховного Главнокомандующего от 10 августа 1944 года № 0256 6-му гвардейскому механизированному Краснознамённому корпусу и его частям (16-й гвардейской механизированной бригаде, 1-му гвардейскому самоходному артиллерийскому полку, 396-му зенитному артиллерийскому полку), отличившимся в боях за овладение городом Львов, присвоено наименование «Львовских»[1].

В Сандомирско-Силезской наступательной операции 1945 года бригада во взаимодействии с другими соединениями разгромила группировку немецко-фашистских войск в районе города Кельце, за что 19 февраля 1945 года была награждена Орденом Суворова II степени.

18 января 1945 года бригада форсировала реку Пилица и во взаимодействии с 17-й гв. мехбригадой 6-го гв. мк и 52-й гв. тбр 3-й гв. ТА освободила город Петроков (Петрокув). В ночь на 26 января форсировала реку Одер (Одра) и захватила плацдарм севернее Штейнау (Сьцинава). За успешное форсирование реки 11-ти воинам, в том числе командиру бригады полковнику В. Е. Рывжу было присвоено звание Героя Советского Союза.

В феврале-марте бригада вела упорные бои в Силезии, в ходе которых 13 февраля форсировала реку Бубр, а 16 февраля реку Нейсе. За образцовое выполнение заданий командования в Верхне-Силезской наступательной операции она была награждена 26 апреля 1945 года Орденом Кутузова II степени.

В Берлинской наступательной операции бригада в составе корпуса была введена 17 апреля в полосе 5-й гв. А и участвовала в разгроме гитлеровцев юго-восточнее Берлина. За высокое воинское мастерство, доблесть и отвагу, проявленные личным составом при завершении прорыва сильно укреплённой обороны противника на реке Нейсе, развитии наступления и овладении городом Беелиц (Белиц), 28 мая 1945 года была награждена орденом Богдана Хмельницкого 2-й степени.

С 24 апреля бригада вместе с другими соединениями армии вела ожесточённые бои за овладение городом Бранденбург, в ходе которых вышла на реку Хафель, где соединилась с частями 1-го Белорусского фронта. За боевые отличия в Берлинской операции 28 мая 1945 года была награждена орденом Ленина.

16-я гвардейская механизированная Львовская ордена Ленина Краснознамённая орденов Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого бригада свой боевой путь завершила в Пражской наступательной операции. За образцовое выполнение задач при освобождении города Прага 114-му гвардейскому (бывшему 28-му) танковому полку 11 июня 1945 года было присвоено почётное наименование «Пражский».

Послевоенный период

24 июня 1945 г. 16-ю гвардейскую механизированную бригаду преобразовали в 16-й гвардейский механизированный полк 6-й гвардейской механизированной дивизии.

В ноябре 1946 года в связи с сокращением личного состава Вооружённых сил СССР 6-я гвардейская механизированная дивизия была преобразована в 6-й гвардейский отдельный кадровый механизированный полк. А её полки были переформированы в отдельные кадровые батальоны и дивизионы; отдельные батальоны — в отдельные кадровые роты и батареи. 16-й гвардейский механизированный полк свёрнут в 16-й гвардейский кадровый механизированный батальон.

В 1949 году 16-й гвардейский механизированный Львовский ордена Ленина Краснознамённый орденов Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого полк был развернут до полного штата.

16-й гвардейский мотострелковый полк

16-й гвардейский мотострелковый Львовский ордена Ленина Краснознамённый, орденов Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого полк 6-й гв. мсд в связи с переходом на новый штат, был преобразован 12 марта 1957 года из 16-го гв. мп.

6-й гвардейский танковый полк (формирования 1985 года)

В 1985 году, в соответствии с директивами Министра обороны СССР № 314/1/00900 от 4 декабря 1984 г. и Генерального штаба ВС СССР № 314/3/0224 от 8 февраля 1985 г. 6-я гвардейская мотострелковая дивизия была переименована в 90-ю гвардейскую танковую Львовскую ордена Ленина Краснознамённую ордена Суворова дивизию (формирования 1985 года).

Произошёл обмен нумерацией и типом с Витебско-Новгородской гвардейской дважды Краснознамённой дивизией СГВ (Польша)[2].

Полк стал именоваться 6-й гвардейский танковый Львовский ордена Ленина Краснознамённый орденов Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого полк (формирования 1985 года) (второго формирования).

В 1993 году 90-я гвардейская танковая дивизия (формирования 1985 года) была выведена в Сельское поселение Черноречье Волжского района Самарской области и вошла в состав 2-й гвардейской общевойсковой Краснознамённой армии (до 11 ноября 1993 года 2-я гв. ТА) Краснознамённого Приволжского военного округа.

отдел 5968-й БХВТ (т). Расформирование

В ноябре — декабре 1997 года 90-я гв. тд была преобразована в 5968-ю гвардейскую базу хранения вооружения и военной техники (танковых войск), а её 6-й гв. тп в отдел 5968-й БХВТ (т).

В 2005 году 5968-я база была расформирована[3].

Награды и наименования

Командование

Командиры бригады:

Начальники штаба бригады:

Отличившиеся воины

За годы Великой Отечественной войны 6 тысяч воинов бригады были награждены орденами и медалями, и 15 удостоены звания Героя Советского Союза.

По данным сайтов: «Подвиг народа»[4] и «Герои страны»[5].

16-я гв. мехбригада

См. также

Напишите отзыв о статье "16-я гвардейская механизированная бригада"

Примечания

  1. ↑ Советская Военная Энциклопедия: [В 8 томах] / Пред. гл. комиссии Н. В. Огарков. — М.: Воениздат, 1978. — Т. 5. Линия — Объектовая. 1978. — 688 с., ил.
  2. ↑ [polk69wunsdorf.narod.ru/6div.html Эволюция Львовской ордена Ленина Краснознаменной ордена Суворова Гвардейской дивизии 1945—2005]
  3. ↑ [refpolk69wunsdorf.narod.ru/6div.html|Послевоенная эволюция Львовского соединения]
  4. ↑ [www.podvignaroda.mil.ru п÷п╬п╢п╡п╦пЁ п╫п╟я─п╬п╢п╟]
  5. ↑ www.warheroes.ru
  6. ↑ 10otb.ru/person/81_ryvzh.html

Литература

Ссылки

Отрывок, характеризующий 16-я гвардейская механизированная бригада

Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=16-я_гвардейская_механизированная_бригада&oldid=79747240»