6-й танковый корпус (СССР)
Поделись знанием:
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; background-color: #BDB76B" colspan="2">  6-й танковый корпус </td></tr>
| |
| Войска: | сухопутные войска |
| Род войск: | танковые войска |
| Формирование: | 10 апреля 1942 |
| Расформирование (преобразование): | 23 октября 1943 |
| Преемник: | 11-й гвардейский танковый корпус |
| Великая Отечественная война | |
6-й танковый корпус — войсковое соединение в годы Великой Отечественной войны.
Содержание
История формирования
6-й танковый корпус формировался в апреле 1942 года в составе 22-й, 100-й, 200-й танковых и 6-й мотострелковой бригад, позднее в него вошла 112-я танковая бригада.[1]
Приказ о начале формирования 6-го танкового корпуса был подписан 22 апреля 1942 г., а четыре дня спустя я прибыл в небольшой подмосковный городок, где расположилось управление нового соединения. Собственно управления в полном смысле этого слова пока не было, оно еще только комплектовалось за счет резерва Западного фронта. Но уже были на месте комиссар корпуса Петр Григорьевич Гришин, начальник штаба Николай Сосипатрович Комаров и несколько их помощников.— [militera.lib.ru/h/getman_al/02.html/ Гетман А. Л. Танки идут на Берлин]
Входил в состав войск Западного фронта, С 20 февраля 1943 года корпус в составе 1-й танковой армии. Участвовал в Ржевско-Сычёвской наступательной операции.[2]
Приказом НКО № 306 от 23 октября 1943 года 6-й танковый корпус «за образцовое выполнение боевых задач, за героизм и отвагу, стойкость и мужество личного состава в боях с немецко-фашистскими захватчиками» преобразован в 11-й гвардейский танковый корпус.
Боевой путь
Боевой состав
На 23 октября 1943 года:[3]
- Управление корпуса [штат 010/369]
- 22-я танковая бригада, из резерва фронта
- 100-я танковая бригада, из резерва ВГК
- 200-я танковая бригада, из резерва ВГК
- 6-я мотострелковая бригада, формируемая распоряжением начальника управления формирования и укомплектования войск КА
- 6-й гвардейский истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 351-й отдельный батальон связи
- 85-й отдельный сапёрный батальон
- 72-я отдельная рота химзащиты
- 6-я отдельная автотранспортная рота подвоза ГСМ
- 75-я полевая танкремонтная база
- 177-я полевая авторемонтная база
- авиазвено связи, с 25 мая 1943 года
- 21-й полевой автохлебозавод
- 912-я военно-почтовая станция, до 19 июня 1942 года
- 2126-я полевая касса Госбанка, с 19 июня 1942 года
По состоянию на 6 июля 1943 года в 6-м танковом корпусе было 164 танка, в том числе: 132 Т-34, 22 Т-70, 10 Т-60.[4]
Командный состав
Командир корпуса
- полковник, с конца мая 1942 года генерал-майор танковых войск, с августа 1943 генерал-лейтенант танковых войск Андрей Лаврентьевич Гетман — с 10 апреля 1942 года по 23 октября 1943 года).
Комиссар корпуса
- бригадный комиссар Петр Григорьевич Гришин.
Начальник штаба корпуса
Тактические обозначения
Танки 11-го гвардейского танкового корпуса имели в качестве отличительного знака от одной до трёх коротких белых полос-«шевронов» прямоугольной формы и ромб, в верхнем углу которого указывался цифровой номер бригады, а в нижнем — тактический номер машины. При этом одна прямоугольная полоса обозначала 40-ю, две – 44-ю, а три – 45-ю гвардейские танковые бригады.[3]
Награды и почётные наименования
- Приказом НКО № 306 от 23.10.1943 преобразован в 11-й гвардейский танковый корпус «за образцовое выполнение боевых задач, за героизм и отвагу, стойкость и мужество личного состава в боях с немецко-фашистскими захватчиками».
Напишите отзыв о статье "6-й танковый корпус (СССР)"
Примечания
- ↑ [militera.lib.ru/h/getman_al/01.html/ Гетман А. Л. Танки идут на Берлин. Глава 1. Боевое крещение]
- ↑ [www.victory.mil.ru/rkka/units/0/107.html 11-й гвардейский Прикарпатско-Берлинский танковый корпус]. Министерство обороны Российской Федерации. Проверено 19 сентября 2009. [www.webcitation.org/68Ic3DReI Архивировано из первоисточника 9 июня 2012].
- ↑ 1 2 [rkka.ru/tank-vs-tank/ussr/tk06gvtk11/gvtk11.html 11-й гвардейский танковый корпус](недоступная ссылка — история). rkka.ru. Проверено 19 сентября 2009. [web.archive.org/20090731132956/rkka.ru/tank-vs-tank/ussr/tk06gvtk11/gvtk11.html Архивировано из первоисточника 31 июля 2009].
- ↑ [rkka.ru/tank-vs-tank/ussr/tk06gvtk11/tk06.html 6-й танковый корпус](недоступная ссылка — история). rkka.ru. Проверено 19 сентября 2009. [web.archive.org/20090801144002/rkka.ru/tank-vs-tank/ussr/tk06gvtk11/tk06.html Архивировано из первоисточника 1 августа 2009].
Литература
- Гетман А. Л. [militera.lib.ru/h/getman_al/index.html Танки идут на Берлин]. — М.: Наука, 1973. — 392 с. — (Вторая мировая война в исследованиях, воспоминаниях, документах). — 30 000 экз.
- Бабаджанян А. Х., Попель Н. К., Шалин М. А., Кравченко И. М. Люки открыли в Берлине. Боевой путь 1-й гвардейской танковой армии. М., Воениздат, 1973.
- Бабаджанян А. X., Дороги победы, 3 изд. М., 1981.
Документальные фильмы
- Семья гвардейская.
Ссылки
- [11td.ru/ Ностальгический сайт 11-й танковой дивизии, 1-й танковой армии ЗГВ (ГСВГ).]
- [tankfront.ru/ussr/tk/gvtk11.html 11-й гвардейский танковый корпус] на сайте [tankfront.ru tankfront.ru].
Отрывок, характеризующий 6-й танковый корпус (СССР)
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.
