6-я армия (СССР)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
6-я армия
6 А
Годы существования

сентябрь 1939сентябрь 1945
1952 — 19??

Страна

СССР

Подчинение

командующему армией

Входит в

Киевский Особый военный округ, Юго-Западный фронт, Южный фронт, Воронежский фронт, 1-й Украинский фронт ВС СССР

Тип

армия

Функция

защита

Численность

объединение

Войны

Польский поход РККА (1939), Великая Отечественная война

Участие в

Операция Барбаросса
Битва под Уманью
Барвенково-Лозовская операция
Харьковская операция (1942)
Донбасская операция (1943)
Висло-Одерская операция

Командиры
Известные командиры

Музыченко И. Н.,
Малиновский Р. Я.

6-я армия (6 А) — армия в вооружённых силах СССР во время Великой Отечественной войны и после неё.

За годы войны службу в 6-й армии прошло около 900 000 человек (численность армии периода Великой Отечественной войны в среднем 80 000 − 90 000 человек личного состава). Сформировывалась несколько раз. Правопреемница 6-й красной полевой армии, периода гражданской войны в России.





Первые формирования

Первое формирование

Сформирована переименованием 28 сентября 1939 года Восточной армейской группы в 6-ю армию Украинского фронта. В Военный совет армии входили командующий войсками армии комкор Ф. И. Голиков (28.09.1939-июль 1940), член Военного совета армии бригадный комиссар Г. Н. Захарычев, начальник штаба армии ….[1],[2],[3]

17 сентября 1939 года в Киевском Особом военном округе на основе Восточной (первоначально — с 26.07.1938 по 16.09.1939 Винницкая армейская группа, затем — с 16 по 24.09.1939 Волочиская армейская группа, с 24 по 28.09.1939 Восточная армейская группа, с 28.09.1939 6-я армия) армейской группы войск в составе Украинского фронта для участия в Освободительном походе в Западную Украину и Западную Белоруссию[4]. По окончании похода 28 сентября 1939 года[5] полевое управление армии расформировано, а войска приданы КОВО.

К 28 сентября войска Восточной армейской группы, а теперь 6-й армии продвинулись: войска 2-го кавалерийского корпуса прошли Жолкев, Рава-Русека, Немиров, Магеров, Любачув, Рудка; войска 17-го стрелкового корпуса двигались к демаркационной линии (25 сентября пришли в район Янов, Добростаны; 28 сентября вошли в Любачув).[3]

14-я кавалерийская дивизия 2-го кавалерийского корпуса получила приказ двигаться на Томашув, Замосць в состав 5-й армии. 2-й кавалерийский корпус (3-я и 5-я кд, 24-я лтбр) дошёл в район Буковина, Добча, Дзикув и командование приступило к организации охраны демаркационной линии — выставлять дозоры по р. Сан. 24-я легкотанковая бригада 28 сентября достигла Цешанува.[3]

Состав армии:

  • Управление 17-го стрелкового корпуса, корпусные части:
  • 269-го корпусной артиллерийский полк.

29 сентября

В 8.00 штаб Украинского фронта получил распоряжение № 625 от командования Красной Армии об остановке войск на достигнутых рубежах до 18.00.[3]

Кавалерийские дозоры 2-го кк несли службу по охране демаркационной линии. В 9.00 99-я стрелковая дивизия 17-го стрелкового корпуса вошла в Перемышль и командование дивизии приступили к приёму города у германского командования. К вечеру дивизии 17-го стрелкового корпуса вышли в район Буковина, Добча, Тарногруд, и сменили части 2-го кавалерийского корпуса на охране демаркационной линии по р. Сан. Таким образом войска 96-й, 97-й и 99-й стрелковых дивизий 17-го стрелкового корпуса 6-й армии вышли на среднее течение р. Сан от Билгорая до Перемышля.[3]

30 сентября Военный совет Украинского фронта издал приказ командирам соединений о примерной линии границы, установленной советско-германским договором от 28 сентября, и ориентировал на 5 октября о начале отвода войск, находящихся к западу от данной линии.[3]

2 октября армия была в составе Украинского фронта.[3]

Состав армии:

  • Управление 17-го стрелкового корпуса, корпусные части:
  • В резерве:

В начале Великой Отечественной войны армия была развёрнута в составе Юго-Западного фронта на львовском направлении на рубеже Крыстынополь, Грабовец. В состав армии входили 6-й, 37-й стрелковые, 4-й и 15-й механизированные и 5-й кавалерийский корпуса, 4-й и 6-й укреплённые районы, ряд артиллерийских и других частей. При этом 37-й стрелковый корпус расположенный более чем в 100 км от границы, в боевых действиях начала войны участия не принимал, в докладах штаба не фигурировал[6]. Армия вела оборонительные бои в приграничном сражении северо-западнее Львова. Под ударами сил противника была вынуждена отступить на Броды, Ямполь, Бердичев.

Войска армии на 1 июля занимали оборону вдоль железной дороги Здолбунов — Дубно — Броды — Львов. На правом фланге 36-й стрелковый корпус, 14-я кавалерийская дивизия, 141-я стрелковая дивизия, 60-я Кавказская стрелковая дивизия, 139-я стрелковая дивизия, 3-я кавалерийская дивизия, 41-я стрелковая дивизия, левым флангом 97-я стрелковая дивизия к г. Львову, далее восточнее г. Львова занимала оборону в полосе обороны 6-й армии 173-я стрелковая дивизия 8-го стрелкового корпуса 26-й армии.[7]

9 июля фронт обороны 6-й армии разорван. Противник достиг г. Житомира на правом фланге и г. Бердичева на левом фланге. В состав 6-й армии входили 7-й, 36-й, 37-й и 49-й стрелковые корпуса, 4-й и 15-й механизированные корпуса. Войска армии на 9 июля занимали оборону у г. Бердичева сдерживал противника 15-й мк, 16-й мк (не из состава армии), 213-я моторизованная дивизия 19-го мк 5-й армии, далее к северо-западу от Бердичева 4-й мк. 49-я ск, 37-й ск, а 36-й ск был во втором эшелоне.[7]

С 25 июля 1941 в составе Южного фронта. В ходе боёв в июле — августе 1941 года отступала, сдерживая немецкие войска.

27 июля составе армии были 37-й и 49-й стрелковые корпуса, 16-й механизированный корпус.

27-28 июля тылы второго эшелона 6-й армии с боями были выведены в г. Днепропетровск — 820 машин, 2360 человек. Отход осуществлялся в четыре колонны под командованием: Рюмик (воентехник 2-го ранга), Приходько (интендант 2-го ранга), Поляков (интендант 1-го ранга), Денисов (интендант 1-го ранга).

Командный пункт армии находился в Липовце. Войска армии держали оборону фронтом на север, так как противник вышел на тылы 6-й и 12-й армий и двигался от Сквиры на юг. Далеко на юге противник прорвал оборону 18-й армии и двигался на г. Гайсин и г. Умань, обходя 6-ю и 12-ю армии с юга.[8]

2 августа 1941 года во время Сражения под Уманью вместе с частями 12-й армии попала в окружение. С 1 по 8 августа из окружения вышло до 11 000 человек и 1015 автомашин с боевым имуществом из состава 6-й и 12-й армии[9]. Командование армии, включая генерал-лейтенанта Музыченко, попало в плен или погибло. 10 августа 1941 года армия была расформирована.

Напишите отзыв о статье "6-я армия (СССР)"

Литература

  • Краснознамённый Киевский. Очерки истории Краснознамённого Киевского военного округа (1919-1979). Издание второе, исправленное и дополненное. Киев, издательство политической литературы Украины, 1979. С.с. 118-124.
  • Военный энциклопедический словарь. М.,Военное издательство, 1984.С.45-46-Армия; с.46-47-Армия; с.169-Вторая мировая война 1939-45; с.189-Германо-польская война 1939; с. 199 – Голиков Филипп Иванович; с.500-Общевойсковые армии; с. 501 – 6-я армия; с.525-Освободительные походы 1939-40; с. 763 – Украинский фронт 1939.
  • Н. С. Лебедева. Четвёртый раздел Польши и катынская трагедия. — М.: РГГУ, 1996. — «Другая война. 1939—1945»
  • Мельтюхов М. И. Советско-польские войны. Военно-политическое противостояние 1918—1939 гг. Часть третья. Сентябрь 1939 года. Война с запада — М., 2001. (Книга на сайте: militera.lib.ru/research/meltyukhov2/index.html) Разделы: Польская кампания красной армии: 22 сентября — 1 октября. К новой границе: 1—14 октября.

Ссылки

  • rkka.ru/ihandbook.htm Сайт РККА. Энциклопедия. Общие перечни. Перечень объединений, соединений, частей и подразделений, входивших в состав Действующей армии в период Освободительного похода в Западную Белоруссию и Западную Украину в 1939 г.
  • guides.rusarchives.ru/browse/guidebook.html?bid=120&sid=24286 Сайт Архивы России. Фронты и армии западных районов страны (1938 - 1941 гг.).
  • minchanin.esmasoft.com/maps/ussr1939/index.html Карманный атлас СССР 1939 года. ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ГЕОДЕЗИИ и КАРТОГРАФИИ при СНК СССР. ЛЕНИНГРАД 1939.

Второе формирование

Образована 25 августа 1941 года на базе 48-го стрелкового корпуса. В состав армии входили 169-я, 226-я, 230-я, 255-я, 273-я, 275-я стрелковые, 26-я и 28-я кавалерийские, 8-я танковая, ВВС 6-й армии в составе 44-й истребительной авиационной дивизии и другие части. В составе Южного фронта обороняла рубеж по левому берегу Днепра в районе северо-западнее Днепропетровска.

С 27 сентября 1941 г. в вела бои в ходе обороны Донбасса в составе Юго-Западного фронта. В январе 1942 года участвовала в Барвенково-Лозовской наступательной операции, в мае 1942 в Харьковской операции. После окружения, состоявшегося 25 мая 1942 г., в ходе тяжёлых боёв части армии удалось пробиться к своим войскам. 10 июня 1942 года армия была расформирована.

Военно-воздушные силы 6-й армии см.

Третье формирование

Образована 7 июля 1942 года на базе 6-й резервной армии резерва Ставки ВГК. В состав армии входили 45-я, 99-я, 141-я, 160-я, 174-я, 212-я, 219-я и 309-я стрелковые дивизии, 141-я стрелковая бригада и другие части. С 9 июля 1942 года в составе Воронежского фронта. В июле 1942 года участвовала в Воронежско-Ворошиловградской стратегической оборонительной операции. В августе вела наступательные бои, в ходе которых освободила г. Коротояк и захватила два плацдарма на правом берегу Дона. С 19 декабря 1942 года вошла в состав Юго-Западного фронта 2-го формирования. В январе-феврале 1943 года участвовала в освобождении Донбасса, затем в Харьковской оборонительной операции, в сентябре 1943 — в форсировании р. Днепр южнее Днепропетровска.

С 20 октября 1943 года в составе 3-го Украинского фронта. Зимой и весной 1944 года армия участвовала в Никопольско-Криворожской, Березнеговато-Снигиревской и Одесской наступательной операциях. В июне 1944 войска 6-й армии были переданы в состав 37-й и 46-й армий, а её полевое управление выведено в резерв фронта, с 18 июля — в резерв Ставки ВГК.

В декабре 1944 армия получила часть войск от 3-й гвардейской и 13-й армий и была передана 1-му Украинскому фронту с занятием рубежей в районе Сандомира . В январе-феврале 1945 года армия участвовала в Сандомирско-Силезской и Нижнесилезской наступательных операциях. С середины февраля до 6 мая 1945 года армия вела бои по ликвидации окружённой группировки войск противника в городе-крепости Бреслау.

В сентябре 1945 года армия расформирована, её полевое управление обращено на укомплектование управления Орловского военного округа.

Подчинение

Военный совет

Командующие

28.09.1939 — июль 1940 — комкор, генерал-лейтенант Голиков Ф. И.
26.07.1940 — 10.08.1941 — генерал-лейтенант Музыченко И. Н. (попал в плен)
25.08.1941 — 24.12.1941 — генерал-майор, генерал-лейтенант Малиновский Р. Я.
25.01.1942 — 27.05.1942 — генерал-майор, генерал-лейтенант Городнянский А. М. (погиб 27.05.1942)
08.07.1942 — 20.05.1943 — генерал-майор, генерал-лейтенант Харитонов Ф. М. (умер 28.05.1943)
21.05.1943 — 28.05.1944 — генерал-лейтенант Шлёмин И. Т. (по май 1944 г.)
12.09.1944 — 28.09.1944 — генерал-полковник Цветаев В. Д.
29.09.1944 — 06.12.1944 — генерал-майор Кулишев Ф. Д.
07.12.1944 — 09.05.1945 — генерал-лейтенант Глуздовский В. А.


Члены Военного совета

28.09.1939 — ??.??.1940 — бригадный комиссар Захарычев Г. Н.
05.06.1940 — 10.08.1941 — дивизионный комиссар Попов Н. К.
??.07.1941 — 10.08.1941 — 1-й секретарь Львовского обкома КП(б) Украины Грищук Л. С.
25.08.1941 — 01.09.1941 — бригадный комиссар Крайнюков К. В.
01.09.1941 — 30.12.1941 — бригадный комиссар Ларин И. И.
30.12.1941 — 19.04.1942 — дивизионный комиссар Пожидаев Е. Т.
20.04.1942 — 10.06.1942 — бригадный комиссар Данилов Л. Л.
04.07.1942 — 25.09.1942 — корпусной комиссар Мехлис Л. З.
05.10.1942 — 09.07.1945 — дивизионный комиссар, генерал-майор авиации Клоков В. Я.

Начальники штаба

Четвёртое формирование

На базе 31-го стрелкового корпуса, в 1952 году, в городе Мурманск была сформирована 6-я армия.

Состав[10]

22.06.1941

1.07.1941

25.08.1941

1.10.1941

1.01.1942

1.04.1942

7.07.1942

1.10.1942

1.01.1943

1.04.1943

1.07.1943

1.10.1943

1.01.1944

1.04.1944

1.10.1944

1.01.1945

1.04.1945

Примечания

  1. Краснознамённый Киевский. 1979.
  2. Военный энциклопедический словарь. 1984.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 Мельтюхов М. И. Советско-польские войны.
  4. [samsv.narod.ru/Arm/a06/arm.html 6-я армия — страница клуба «Память» Воронежского госуниверситета]
  5. [www.rkka.ru/handbook/ozuzb/index.htm Управления объединений и соединения, полки, отдельные батальоны и другие подразделения, входившие в состав Действующей армии в период Освободительного похода в Западную Украину и Западную Белоруссию в 1939 году.]
  6. mechcorps.rkka.ru/files/docs/d21.htm
  7. 1 2 Краснознамённый Киевский. 1984. 2. Приграничное сражение; Отход на линию укреплённых районов (22 июня — 9 июля 1941 г.).
  8. Краснознамённый Киевский. 1984. 3. 10 июля — 12 августа.
  9. Исаев А. В. [militera.lib.ru/h/isaev_av3/ От Дубно до Ростова.] — М.: АСТ; Транзиткнига, 2004.
  10. см. Сокращённые наименования в Вооружённых Силах СССР и России
  11. [podvignaroda.mil.ru/?#id=60049204&tab=navDetailDocument п÷п╬п╢п╡п╦пЁ п╫п╟я─п╬п╢п╟]

Напишите отзыв о статье "6-я армия (СССР)"

Литература

  • Краснознамённый Киевский. Очерки истории Краснознамённого Киевского военного округа (1919—1979). Издание второе, исправленное и дополненное. Киев, издательство политической литературы Украины, 1979.
  • Мельтюхов, Михаил Иванович Советско-польские войны. Военно-политическое противостояние 1918—1939 гг. Часть третья. Сентябрь 1939 года. Война с запада — М., 2001. Глава: Советские военные приготовления. (Книга на сайте: militera.lib.ru/research/meltyukhov2/index.html)

Ссылки

В Викитеке есть тексты по теме
6-я армия (СССР)
  • [web.archive.org/web/20090625171808/www.victory.mil.ru/rkka/units/03/20.html] «60 лет Великой Победе» // Приложение к официальному сайту Министерства Обороны России
  • [soldat.ru/doc/perechen/ Перечень № 08.] Полевые управления Действующей армии. 1938—1940. // Перечни вхождения соединений и частей РККА в состав Действующей армии в период 1939-45 гг.. Рассекречено: Директива ГШ ВС СССР № 46 от 30.08.1990.
  • [orbat.com/site/ww2/drleo/012_ussr/41_oob/kiev/army_06.html Список частей в составе 6-й армии.]


Отрывок, характеризующий 6-я армия (СССР)



Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.