6-я гвардейская бомбардировочная авиационная дивизия
Поделись знанием:
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.
На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
(перенаправлено с «6-я гвардейская бомбардировочная авиационная Таганрогская Краснознамённая орденов Суворова и Кутузова дивизия»)
6-я гвардейская бомбардировочная авиационная дивизия (6-я гв. бад) | |
| Награды: |
|
|---|---|
| Почётные наименования: | |
| Войска: | |
| Род войск: | |
| Формирование: |
23.10.1943 |
| Расформирование (преобразование): |
1945 |
| Предшественник: | |
| Боевой путь | |
| |
6-я гвардейская бомбардировочная авиационная Таганрогская Краснознамённая орденов Суворова и Кутузова дивизия — авиационная бомбардировочная дивизия в Великой Отечественной войне.
Содержание
История
Сформирована 12 июня 1942 года на базе управления 4-й Резервной Авиационной Группы в Харьковской области как 270-я бомбардировочная авиационная дивизия [1]Боевой путь
В Великую Отечественную войну в составе ВВС Юго-Западного фронта участвовала в сражениях на харьковском направлении; в составе 8-я воздушной армии, а с июня 1944 года — 1-й воздушной армии на Сталинградском, Южном, 4-м Украинским и 3-м Белорусским фронтах.
За боевые заслуги 23 октября 1943 года преобразована в 6-ю гвардейскую бомбардировочную авиационную дивизию и удостоена наименования «Таганрогская», [2]
В ночь на 26 октября 1943 года дивизия обеспечивала продвижение наших танков и кавалерии, бомбардировщики А-20-Б дивизии вели ночную разведку, а Пе-2 наносили удары по скоплениям войск противника у Ново-Николаевки, эшелонам на станциях южнее Мелитополя и по переправам через Днепр у Каховки, Каменки и Никополя.
В ноябре-декабре 1943 года части дивизии поддерживали войска 4-го Украинского фронта при ликвидации никопольского плацдарма противника, а также обеспечивали перегруппировку и сосредоточение войск фронта для операции в Крыму.
С середины февраля 1944 года, после ликвидации никопольской группировки гитлеровцев, войска 4-го Украинского фронта, в состав которого входила 6-я гвардейская бад 8-й воздушной армии, начали подготовку операции по освобождению Крыма.
В 8.00 8 апреля 1944 года началась артиллерийская подготовка. Затем над полем боя появилась советская авиация. Под прикрытием 48 истребителей 265-й дивизии на высоте 2700-2900 м шли колонной шесть девяток Пе-2 и А-20-Б дивизии. Прижимаясь к земле, летели штурмовики. Выше действовали истребители, расчищая воздушное пространство от врага. В 11.00 пошли в атаку наземные войска, но встретили ожесточенное сопротивление противника.
Оказывая поддержку наступающим, бомбардировщики, ведомые командиром дивизии полковником Г. А. Чучевым, нанесли массированный удар с горизонтального полета и с пикирования по артиллерийским позициям и оборонительным сооружениям противника в районе Тархан.
В ночь на 11 апреля ночные бомбардировщики дивизии бомбили вражеские войска в районах южнее Томашевки, Ново-Александровки, севернее Монастырки и Красноперекопска. Было произведено 402 боевых вылета.
24 апреля 1944 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР за успешные боевые действия в Крыму, выполнение боевых заданий командования, способствовавших освобождению войсками 51-й армии Симферополя (13 апреля) дивизия награждается орденом Красного Знамени.
5 мая 1944 года наши войска начали наступление на Севастополь. Бомбардировщики дивизии и штурмовики 230-й дивизии громят оборону гитлеровцев в районе Мекензиевых гор.
В июне 1944 года дивизия включена в состав 1-й воздушной армии 3-го Белорусского фронта, в которой вела боевые действия до конца войны.
В Белорусской наступательной операции дивизия во взаимодействии с другими авиационными соединениями наносила мощные бомбовые удары по войскам и другим объектам противника в ходе прорыва подготовленной обороны на оршанском направлении, развитии наступления и форсировании рек Березина и Неман.
25 июля 1944 года за образцовое выполнение заданий командования при освобождении войсками фронта Вильнюса (13 июля) и проявленные при этом её личным доблесть и мужество награждена орденом Суворова 2-й степени.
В 1945 году лётчики соединения показали высокое боевое мастерство в Восточно-Прусской наступательной операции, за что 19 февраля 1945 года дивизия награждена орденом Кутузова 2-й степени.
- Войну закончила как 6-я гвардейская бомбардировочная авиационная Таганрогская Краснознамённая орденов Суворова и Кутузова дивизия
Сотни её воинов награждены орденами и медалями, 20 присвоено звание Героя Советского Союза, а гвардии капитан В. С. Ефремов удостоен этого звания дважды[3].
Состав дивизии
- 10-й гвардейский бомбардировочный авиационный полк – с сентября 1942 года до конца войны
- 134-й гвардейский бомбардировочный авиационный полк – с 23 октября 1943 года до окончания войны.
- 135-й гвардейский бомбардировочный авиационный полк – с 23 октября 1943 года до окончания войны.
Подчинение
- С 23 октября 1943 года по 12 мая 1944 года – в составе 8-й воздушной армии 4-го Украинского Фронта.
- С 12 мая 1944 года по 6 июня 1944 года – в составе Резерва Верховного Главного Командования.
- С 6 июня 1944 года до окончания войны – в составе 1-й воздушной армии 3-го Белорусского Фронта.
Дивизией командовали
- Егоров, Алексей Степанович с 12 июня 1942 года по 2 февраля 1943 года, полковник
- Г. А. Чучев с 3 февраля 1943 года по 23 октября май 1945), полковник, с апреля 1945 года генерал-майор авиации.
Награды и наименования
| Награда | Дата | За что получена |
|---|---|---|
 Гвардейская
|
23 октября 1943 года | За проявленные в боях мужество и высокое лётное мастерство, организованность и героизм |
| почётное наименование «Таганрогская» | 30 августа 1943 года | за отвагу и мужество личного состава при освобождении г. Таганрог |
|
24 апреля 1944 года | За успешные боевые действия в Крыму, выполнение боевых заданий командования, способствовавших освобождению войсками 51-й армии Симферополя (13 апреля) дивизия награждается орденом Красного Знамени. |
|
25 июля 1944 года | За образцовое выполнение заданий командования при освобождении войсками фронта Вильнюса (13 июля) и проявленные при этом её личным доблесть и мужество награждена орденом Суворова 2-й степени. |
|
19 февраля 1945 года | За высокое боевое мастерство в Восточно-Прусской наступательной операции дивизия награждена орденом Кутузова 2-й степени. |
Почетные наименования полков:
- Приказом НКО от 23 октября 1943 года 134-му Гвардейскому бомбардировочному полку присвоено почётное наименование «Таганрогский».
- Приказом НКО от 23 октября 1943 года 135-му Гвардейскому бомбардировочному полку присвоено почётное наименование «Таганрогский».
- Приказом НКО 10-му Гвардейскому бомбардировочному авиационному полку присвоено почётное наименование «Киевский».
Награды полков:
- Указом Президиума Верховного Совета СССР от? мая 1944 года 10-й гвардейский «Киевский» бомбардировочный * авиационный полк награждён орденом Красного Знамени.
- Указом Президиума Верховного Совета СССР 134-й гвардейский «Таганрогский» бомбардировочный авиационный полк награждён орденом Красного Знамени.
- Указом Президиума Верховного Совета СССР 135-й гвардейский «Таганрогский» бомбардировочный авиационный полк награждён орденом Красного Знамени.
- Указом Президиума Верховного Совета СССР от? июля 1944 года 10-й гвардейский «Киевский» Краснознамённый
бомбардировочный авиационный полк награждён орденом Суворова III степени.
- Указом Президиума Верховного Совета СССР 134-й гвардейский «Таганрогский» Краснознамённый бомбардировочный авиационный полк награждён орденом Александра Невского.
- Указом Президиума Верховного Совета СССР 135-й гвардейский «Таганрогский» Краснознамённый бомбардировочный авиационный полк награждён орденом Александра Невского.
- Указом Президиума Верховного Совета СССР 135-й гвардейский «Таганрогский» Краснознамённый бомбардировочный авиационный полк награждён орденом Кутузова III степени.
Объявлены благодарности:
- Приказом ВГК №107 от 13 апреля 1944 года за освобождение города Евпатория.
- Приказом ВГК №111 от 10 мая 1944 года за освобождение города Севастополь.
- Приказом ВГК №136 от 13 июля 1944 года за овладение городом Вильнюс.
- Приказом ВГК №139 от 16 июля 1944 года за овладение городом Гродно.
- Приказом ВГК №161 от 1 августа 1944 года за овладение городом и крепостью Каунас (Ковно).
- Приказом ВГК №193 от 8 октября 1944 года за прорыв обороны противника северо-западнее и юго-западнее Шяуляй (Шавли).
- Приказом ВГК №203 от 23 октября 1944 года за прорыв обороны немцев и вторжение в пределы Восточной Пруссии.
- Приказом ВГК №231 от 19 января 1945 года за овладение укрепленными городами Пилькаллен, Рагнит и сильными опорными пунктами обороны немцев Шилленен, Лазденен, Куссен, Науйенингкен, Ленгветен, Краупишкен, Бракупенен.
- Приказом ВГК №235 от 20 января 1945 года за овладение городами Тильзит, Гросс-Скайсгиррен, Ауловенен, Жиллен и Каукемен.
- Приказом ВГК №240 от 22 января 1945 года за овладение городом Инстербург.
- Приказом ВГК №272 от 10 февраля 1945 года за овладение городом Прейсиш-Эйлау.
- Приказом ВГК №282 от 17 февраля 1945 года за овладение городами Вормдитт и Мельзак.
- Приказом ВГК №303 от 20 марта 1945 года за овладение городом Браунсберг.
- Приказом ВГК №309 от 25 марта 1945 года за овладение городом Хайлигенбайль.
- Приказом ВГК №317 от 29 марта 1945 года за разгром группы немецких войск юго-западнее Кёнигсберга.
- Приказом ВГК №333 от 9 апреля 1945 года за овладение городом и крепостью Кёнигсберг.
- Приказом ВГК №343 от 25 апреля 1945 года за овладение городом и крепостью Пиллау.
Отличившиеся воины
Герои Советского Союза:
-
Яницкий, Василий Иванович, лейтенант, заместитель командира эскадрильи 52-го ближнего бомбардировочного авиационного полка. Золотая Звезда №846. - Быстрых, Борис Степанович, старший лейтенант, командир звена 99-го ближнего бомбардировочного авиационного полка. Золотая Звезда №777.
- Смирнов, Алексей Пантелеевич, капитан, командир эскадрильи 99-го ближнего бомбардировочного авиационного полка. Золотая Звезда №739.
- Ефремов, Василий Сергеевич, капитан, командир эскадрильи 10-го гвардейского бомбардировочного авиационного полка . Золотая Звезда №733. 2-я Золотая Звезда №2/8.
- Бочин, Пётр Антонович, лейтенант, командир звена 10-го гвардейского бомбардировочного авиационного полка. Золотая Звезда №1268.
- Майков, Николай Иванович, лейтенант, командир звена 134-го Гвардейского бомбардировочного авиационного полка. Золотая Звезда №1275.
- Азаров, Пётр Лукьянович, лейтенант, старший лётчик 134-го Гвардейского бомбардировочного авиационного полка. Золотая Звезда №6230.
- Бобров, Леонид Николаевич, майор, командир эскадрильи 134-го Гвардейского бомбардировочного авиационного полка . Золотая Звезда №6131.
- Палий, Фёдор Прокофьевич, майор, командир 135-го Гвардейского бомбардировочного авиационного полка. Золотая Звезда №6122.
- Лашин, Михаил Афанасьевич, капитан, штурман эскадрильи 135-го Гвардейского бомбардировочного авиационного полка. Золотая Звезда №6362.
- Малущенко, Митрофан Егорович, капитан, штурман эскадрильи 134-го Гвардейского бомбардировочного авиационного полка. Золотая Звезда №6350.
- Онищенко, Виктор Павлович, старший лейтенант, штурман звена 135-го Гвардейского бомбардировочного авиационного полка. Золотая Звезда №6341.
- Пырков, Юрий Иванович, старший лейтенант, командир звена 134-го Гвардейского бомбардировочного авиационного полка. Золотая Звезда №6356.
См. также
- 6-я гвардейская бомбардировочная авиационная дивизия
- 8-я воздушная армия
Источники
Напишите отзыв о статье "6-я гвардейская бомбардировочная авиационная дивизия"
Литература
- Перечень No.6 кавалерийских, танковых, воздушно-десантных дивизий и управлений артиллерийских, зенитно-артиллерийских, минометных, авиационных и истребительных дивизий, входивших в состав Действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.
- Сталинградская битва. Хроника, факты, люди.: в 2 кн. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. - Кн. 1.
- Рычило Б., Морозов М. Гвардейские авиационные дивизии, корпуса, эскадрильи 1941-45 гг. — Мир авиации, 2003, № 3.
- Раскова М.М. Записки штурмана. Мигунова Е.А. Продолжение подвига — М.: ДОСААФ, 1976. — 386 с.
- Освобождение городов: Справочник по освобождению городов в период Великой Отечественной войны 1941-1945 / М.Л.Дударенко, Ю.Г.Перечнев, В.Т.Елисеев и др. — М.: Воениздат, 1985.
- Бондаренко Н. А. В воздухе — испытатели. — М.: ДОСААФ, 1975.
Ссылки
- [www.soldat.ru/doc/perechen Перечень No.6 кавалерийских, танковых, воздушно-десантных дивизий и управлений артиллерийских, зенитно-артиллерийских, миномётных, авиационных и истребительных дивизий, входивших в состав Действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.]
- [litsait.ru/proza/yesse-i-stati/6-ja-gvardeiskaja-bombardirovochnaja-aviacionnaja-divizija.html 6-я Гвардейская бомбардировочная авиационная дивизия.]
- [litsait.ru/proza/yesse-i-stati/270-ja-bombardirovochnaja-aviacionnaja-divizija.html 270-я бомбардировочная авиационная дивизия.]
- [grachev62.narod.ru/stalin/orders/chapt005.htm Сталин И.В. Приказ Верховного Главнокомандующего 30 августа 1943 года № 5]
- [encyclopedia.mil.ru/encyclopedia/dictionary/details.htm?id=10816@morfDictionary ТАГАНРОГСКАЯ БОМБАРДИРОВОЧНАЯ АВИАЦИОННАЯ ДИВИЗИЯ]
- [www.aircraftworld.ru/index.php?id=64 270-я бомбардировочная авиационная дивизия]
- [myfront.in.ua/krasnaya-armiya/divizii/gvardejskie-aviacionnye-bombardirovochnye.html 6 гвардейская бомбардировочная Таганрогская Краснознаменная,орденов Суворова II степени, Кутузова II степени авиационная дивизия ]
- [www.uvao.ru/uvao/ru/lefortovo_events_for_65th_victory/o_109354 6-я гвардейская Таганрогская бомбардировочная авиационная дивизия]
- [www.allaces.ru/cgi-bin/s2.cgi/sssr/struct/d/bad270.dat 270-я бомбардировочная авиационная дивизия 6-я гвардейская бомбардировочная Таганрогская Краснознаменная орденов Суворова и Кутузова авиационная дивизия]
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 6-я гвардейская бомбардировочная авиационная дивизия
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.
На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Категории:
- Советская гвардия
- Воинские части, награждённые орденом Красного Знамени
- Воинские части, награждённые орденом Суворова II степени
- Воинские части, награждённые орденом Кутузова II степени
- Авиационные дивизии СССР
- Бомбардировочные авиационные дивизии СССР во время Великой Отечественной войны
- Гвардейские дивизии
- Воинские части и формирования, созданные в 1943 году
- Воинские части и формирования, расформированные в 1945 году
