6-я отдельная армия ПВО
Поделись знанием:
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
| 6-я отдельная Краснознамённая армия ПВО | |
 6 ОКА ПВО войсковая часть 20032 | |
| Годы существования |
01.02.1961 – 15.03.1980 |
|---|---|
| Страна | |
| Подчинение | |
| Входит в | |
| Тип | |
| Включает в себя | |
| Функция |
Противовоздушная оборона |
| Дислокация | |
| Знаки отличия |
|
| Командиры | |
| Известные командиры | |
6-я отдельная Краснознамённая армия ПВО (6 ОКА ПВО) — оперативное объединение войск противовоздушной обороны СССР и войск ПВО Российской Федерации.
Содержание
История организационного строительства
Формирование армии
6-я отдельная армия ПВО сформирована в феврале 1961 года на базе Ленинградской армии ПВО на основании Директивы Главного штаба Войск ПВО.
Преобразование армии
- 6-я отдельная армия ПВО в 15 марта 1980 года была расформирована, части и соединения наземных войск ПВО переданы в состав Ленинградского военного округа, а авиационные части армии вошли в состав ВВС Ленинградского военного округа;
- в апреле 1986 года 6-я отдельная армия ПВО была вновь сформирована на базе входившего ранее в её состав 18-го Краснознамённого корпуса ПВО;
- в связи с реформированием Вооруженных сил России 1 июня 1998 года 6-я отдельная Краснознамённая армия ПВО была объединена с 76-й Краснознамённой воздушной армии и получила наименование 6-я армия ВВС и ПВО.
- 13 сентября 2005 года 6-й Краснознамённой армии ВВС и ПВО Указом Президента РФ было присвоено почетное наименование и она стала именоваться 6-я Ленинградская Краснознамённая армия ВВС и ПВО (с 13.09.2005 г.);
- в связи с продолжающимся реформированием Вооруженных сил России 6-я Ленинградская Краснознамённая армия ВВС и ПВО переформирована в 1-е командование ВВС и ПВО, которому переданы все регалии. 1-е командование ВВС и ПВО получило наименование 1-е Ленинградское Краснознамённое командование ВВС и ПВО Западного военного округа (с 1 декабря 2009 года);
- 1-е Ленинградское Краснознамённое командование ВВС и ПВО 1 августа 2015 года переформировано[2] в 6-ю Ленинградскую Краснознамённую армию ВВС и ПВО Западного военного округа.
История наименований
- 2-й корпус ПВО (с 1937 г.);
- Ленинградский корпусной район ПВО (с ноября 1941 года)[3];
- Ленинградская армия ПВО (с 7 апреля 1942 г.)[4];
- 16-й Особый корпус ПВО[3] (с осени 1945 года);
- 16-й корпус ПВО[3] (с мая 1946 года);
- 16-й зенитно-артиллерийский корпус ПВО)[3] (с июля 1947 года);
- Ленинградский район ПВО[3] (с января 1949 года);
- Особая Ленинградская армия ПВО[3] (с июня 1954 года);
- 6-я отдельная армия ПВО (с февраля 1961 г.);
- 6-я отдельная Краснознамённая армия ПВО (с 22 февраля 1968 г.);
- Войска ПВО Ленинградского военного округа (с 15 марта 1980 г.);
- 6-я отдельная Краснознамённая армия ПВО (с апреля 1986 г.);
- 6-я Краснознамённая армия ВВС и ПВО (с 1 июня 1998 г.);
- 6-я Ленинградская Краснознамённая армия ВВС и ПВО (с 13.09.2005 г.);
- 1-е Ленинградское Краснознамённое командование ВВС и ПВО (с 1 декабря 2009 года);
- 6-я Ленинградская Краснознамённая армия ВВС и ПВО (с 1 августа 2015 года);
- войсковая часть 20032 (до 15.03.1980 г.).
Командующие армией
-
генерал-лейтенант, генерал-полковник[5] Жеребин Дмитрий Сергеевич, 02.1961 — 01.1962; - генерал-полковник авиации Антонов Николай Дмитриевич, 02.1962 — 04.1965;
- генерал-полковник авиации Кубарев Василий Николаевич, 04.1965 — 1973;
- генерал-полковник артиллерии Смирнов Алексей Григорьевич, 17.08.1973 — 03.1980
- генерал-майор Соколов Александр Викторович, 04.1986 — 05.1987
- генерал-лейтенант Мирук Виктор Федорович, 05.1987 — 1990
- генерал-майор Кромин Герман Владимирович, 1990—1991
- генерал-лейтенант Иванов Анатолий Петрович, 1991 — 12.1994[6]
- генерал-полковник авиации Васильев Геннадий Борисович, 12.1994 −07.1998
Боевой состав армии
1961 год
- 18-й корпус ПВО (Тайцы):
- 11-й гвардейский истребительный авиационный полк ПВО (Горелово, Ленинградская область);
- 27-й гвардейский истребительный авиационный полк ПВО (Пушкин, Ленинградская область);
- 29-й гвардейский истребительный авиационный полк ПВО (Горелово, Ленинградская область);
- 54-й гвардейский истребительный авиационный полк ПВО (Вещево, Ленинградская область);
- 177-й истребительный авиационный полк ПВО (Лодейное Поле, Ленинградская область);
- 180-й гвардейский истребительный авиационный полк ПВО (Громово-Саккола, Ленинградская область);
- 82-й зенитно-ракетная бригада (Ломоносов, Ленинградская область);
- 83-й зенитно-ракетная бригада (Зеленогорск, Ленинградская область);
- 84-й зенитно-ракетная бригада (Ваганово, Ленинградская область);
- 86-й гвардейская зенитно-ракетная бригада (Тосно-2-2, Ленинградская область);
- 104-й зенитно-ракетный полк (Лопухинка, Ленинградская область);
- 105-й зенитно-ракетный полк (Первомайское, Ленинградская область);
- 106-й зенитно-ракетный полк (Углово, Ленинградская область);
- 169-й гвардейский зенитно-ракетный полк (Васкелово, Ленинградская область);
- 196-й гвардейский зенитно-ракетный полк (Керстово, Ленинградская область);
- 555-й зенитно-ракетный полк (Остров, Псковская область);
- 967-й зенитно-ракетный полк (Таменгонт, Ленинградская область);
- 2-й радиотехнический полк (Громово, Ленинградская область);
- 16-й радиотехнический полк (Горелово, Ленинградская область);
- 14-я дивизия ПВО (Таллин):
- 425-й истребительный авиационный полк ПВО (Ласнамяэ (Таллин), Эстонская ССР);
- 655-й истребительный авиационный полк ПВО (Пярну, Эстонская ССР);
- 656-й истребительный авиационный полк ПВО (Тапа, Эстонская ССР);
- 1142-й зенитно-ракетный полк (Кейла-Йоа, Эстонская ССР);
- 1176-й зенитно-ракетный полк (Кингисепп (Сааремаа), Эстонская ССР);
- 898-й зенитно-ракетный полк (Валга, Эстонская ССР);
- 188-й зенитно-ракетный полк (Тапа, Эстонская ССР);
- 1-й радиотехнический полк (Маарду, Эстонская ССР);
- 78-й радиотехнический полк (Таллин, Эстонская ССР);
- 192-й центр связи (Таллин, Эстонская ССР).
Состав армии до 15 марта 1980 года практически не менялся, за исключением:
- 18-й корпус ПВО:
- 29-й гвардейский истребительный авиационный полк ПВО расформирован в 1969 году;
- 27-й гвардейский истребительный авиационный полк ПВО в октябре 1970 года был передан в 10-ю смешанную авиационную дивизию 73-й воздушной армии (10-я истребительная авиационная дивизия с 1980 г., Учарал Алматинская область);
- 54-й гвардейский истребительный авиационный полк ПВО в июне 1978 года был передан в 5-ю дивизию ПВО (Бесовец, Карелия);
- 177-й истребительный авиационный полк ПВО в мае 1980 года был передан в состав ВВС Ленинградского военного округа, а в мае 1986 года был возвращен обратно;
- 180-й гвардейский истребительный авиационный полк ПВО в мае 1980 года был передан в состав ВВС Ленинградского военного округа, а в мае 1986 года был возвращен обратно;
- 14-я дивизия ПВО:
- 425-й истребительный авиационный полк ПВО, 655-й истребительный авиационный полк ПВО и 656-й истребительный авиационный полк ПВО выбыли из состава дивизии 30.12.1977 г. в состав 76-й воздушной армии, вернулись в состав дивизии 30.04.1986 г.
Награды
- 6-я отдельная армия ПВО за большие заслуги, проявленные в боях по защите Отечества, успехи в боевой подготовке Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 февраля 1968 года награждена орденом Красного Знамени.
Дислокация армии
- штаб армии — Ленинград (до 6 сентября 1991 года);
- штаб армии — Санкт-Петербург (с 6 сентября 1991 года);
- части и соединения — Ленинградский военный округ.
Напишите отзыв о статье "6-я отдельная армия ПВО"
Примечания
- ↑ с 6 сентября 1991 года
- ↑ Кочетков, Олег. [russian.rt.com/article/108313 На западе России сформирована 6-я Ленинградская Краснознамённая армия ВВС и ПВО], RT на русском (10.08.2015, 10:30). Проверено 3 января 2016.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 А.Г.Ленский, М.М.Цыбин. Часть I // Советские Войска ПВО в последние годы Союза ССР. Справочник». — СПб,: ИНФО ОЛ, 2013. — 164 с. (с илл.) с. — (Организация войск). — 500 экз.
- ↑ Постановление. Государственный Комитет Обороны. № ГКО-1544сс от 5 апреля 1942 года. «О реорганизации Бакинского и Ленинградского корпусных районов ПВО».
- ↑ с 09.05.1961 г.
- ↑ [structure.mil.ru/management/info.htm?id=10295013@SD_Employee Сайт МО РФ]
Литература
- А.Г.Ленский, М.М.Цыбин. Часть I // Советские Войска ПВО в последние годы Союза ССР. Справочник». — СПб,: ИНФО ОЛ, 2013. — 164 с. (с илл.) с. — (Организация войск). — 500 экз.
- А.Г.Ленский, М.М.Цыбин. Часть II // Советские Войска ПВО в последние годы Союза ССР. Справочник». — СПб,: ИНФО ОЛ, 2014. — 108 с. (с илл.) с. — (Организация войск). — 500 экз.
- А.Г.Ленский, М.М.Цыбин. Часть III // Советские Войска ПВО в последние годы Союза ССР. Справочник». — СПб,: ИНФО ОЛ, 2015. — 144 с. (с илл.) с. — (Организация войск). — 500 экз.
- Кочетков, Олег. [russian.rt.com/article/108313 На западе России сформирована 6-я Ленинградская Краснознамённая армия ВВС и ПВО], RT на русском (10.08.2015, 10:30). Проверено 3 января 2016.
- Анохин В. А., Быков М. Ю. Все истребительные авиаполки Сталина. Первая полная энциклопедия. — Научно-популярное издание. — М.: Яуза-пресс, 2014. — 944 с. — 1500 экз. — ISBN 978-5-9955-0707-9.
- В. И. Феськов, К. А. Калашников, В. И. Голиков. Советская Армия в годы «холодной войны» (1945-1991). — Научно-популярное издание. — Издательство Томского университета, 2004. — 246 с. — 500 экз. — ISBN 5-7511-1819-7.
Ссылки
- [www.oblgazeta.ru/society/20822/ Войска противовоздушной обороны РФ отмечают 100-летний юбилей]
Отрывок, характеризующий 6-я отдельная армия ПВО
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
