6-я стрелковая дивизия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
6-я стрелковая дивизия
Награды:

Почётные наименования:

«Орловская»

Войска:

сухопутные

Род войск:

пехота

Формирование:

11 сентября 1918 года

Расформирование (преобразование):

ноябрь 1945 года

Предшественник:

3-я Петроградская пехотная дивизия

Боевой путь

1918—1921 Гражданская война
1939 Польская компания
1941—1945 Великая Отечественная война:
Приграничное оборонительное сражение, Касторненская оборонительная операция, Харьковская оборонительная операция, Корсунь-Шевченковская наступательная операция, Уманско-Ботошанская наступательная операция, Ясско-Фокшанская наступательная операция, Дебреценская наступательная операция, Ньиредьхаза-Мишкольцкая наступательная операция, Плешевец-Брезновская наступательная операция, Братиславско-Брновская наступательная операция, Йиглаво-Бенешовская наступательная операция, Хингано-Мугденская наступательная операция

Внешние изображения
[maps.google.com/maps/ms?oe=UTF-8&ie=UTF8&hl=ru&msa=0&msid=205396463540045845604.000483df22d9f39e50688&ll=51.261915,25.751953&spn=15.479666,33.398438&z=5 Карта боевого пути дивизии]

6-я стрелковая Орловско-Хинганская дважды Краснознамённая, ордена Суворова дивизия — воинское соединение в составе Красной Армии.





История дивизии

Гражданская война

23 мая 1918 года приказом начальника штаба Петроградского района обороны и Северного участка отрядов завесы № 633/с из добровольцев отряда П. Е. Дыбенко, петроградских отрядов Красной гвардии и рабочих города Нарва в Гдове Петроградской губернии создана Гатчинская пехотная дивизия. 31 мая 1918 года Гатчинская пехотная дивизия приказом Высшего Военного совета № 43 переименована в 3-ю Петроградскую пехотную дивизию. 11 сентября 1918 года приказом РВСР № 4 3-я Петроградская пехотная дивизия переименована в 6-ю стрелковую дивизию.

До ноября 1918 года дивизия обороняла подступы к Петрограду на нарвском и ревельском направлениях. С ноября 1918 года по январь 1919 года принимала участие в походе Красной армии в Прибалтику и Белоруссию. 28 ноября 1918 года дивизия заняла город Нарва и в дальнейшем наступала до реки Ягговаль, которую достигла в декабре. С января 1919 года отступала, ведя бои с формированиями белых и эстонцами, в том числе в январе 1919 года у Копорье. В мае 1919 года в состав дивизии влились войска Сводной Балтийской дивизии. С мая по октябрь 1919 года вела бои с войсками Юденича при обороне Петрограда. По состоянию на 12 мая дивизия оборонялась на широком фронте, проходившем через деревни Илькина, Фитинка, Коростель, Кейкино и далее по левому берету реки Луга до мызы Лом. От мызы Лом до деревни Карлово фронт обороны перехватывал линию Балтийской железной дороги и Нарвское шоссе. Далее фронт тянулся от деревни Карлово к устью реки Плюса, затем вдоль полотна железной дороги на станцию Гостицы и далее на юг до стыка с Чудским участком Эстонской красной ар­мии. В дивизии со всеми приданными ей частями насчитывалось до 4600 бойцов и 23 орудия. Этой чрезмерной растянутостью фронта воспользовались белогвардейцы. Перейдя в наступление в ночь на 13 мая 1919 года они прорвали оборону дивизии на левом фланге. В ходе наступления были практически разгромлены 53-й и 167-й полки, вынужденные были отступить к деревне Ариновка. В ходе наступления оказались подорванными два бронепоезда, входившие в состав дивизии.

В октябре 1919 части дивизии освободили Красное Село. В ноябре — декабре 1919 года дивизия принимала участие в Нарвской операции. В январе-мае 1920 года обороняла границу с Эстонией.

С мая по сентябрь 1920 года дивизия участвовала в Советско-польской войне. С 14 мая по 8 июня 1920 года в ходе Майской операции дивизия участвовала в наступлении на молодеченском направлении в районе Полоцка и Лепеля. С 4 по 23 июля в ходе Июльской операции принимала участие в боях в районе Докшицы, Глубокое, форсировала реки Соша и Березина, освободила Долгиново и Лиду. С 23 июля по 25 августа 1920 года принимала участие в Варшавской операции, в ходе которой переправилась через реку Неман, освободила Волковыск, Бельск, Сероцк, продвинулась вдоль реки Западный Буг на подступы к Варшаве, затем отходила, ведя арьергардные бои. В сентябре 1920 года дивизия принимала участие в боях под Гродно. С октября 1920 года ликвидировала банды в районе Лепель, Сенно.

Период между войнами

13 марта 1921 года дивизия приказом по 14-й армии передана в Орловский военный округ. С марта 1921 года по сентябрь 1939 года местом дислокации дивизии был город Орёл. 30 ноября 1921 года приказом РВСР № 2710/450 получила наименование Орловская. В июне 1922 года сокращена до штата стрелковой дивизии мирного времени. В сентябре 1925 года сокращена до штата территориальной дивизии (1862 человека).

2 января 1929 года в честь 10-летия существования дивизия была награждена Почётным красным знаменем ЦИК СССР.

В мае 1936 года вновь развёрнута в кадровую стрелковую дивизию численность 6000 человек. В сентябре 1936 года вновь сокращена до штата территориальной дивизии с численностью 4000 человек. В мае 1938 года развернута в сокращённую кадровую стрелковую дивизию тройного развёртывания численностью 5090 человек. А с сентября 1939 года доведена до штатов военного времени — 14000 человек.

Дивизия принимала участие в Эстонской войне за независимость и Польской кампании. 11 сентября 1939 года дивизии поставлена задача подготовиться к погрузке на станции Орёл к 13 сентября 1939 года и совершить перевозку в Белоруссию по железной дороге в течение 3 суток. 17 сентября 1939 года дивизия поступила в распоряжение Белорусского фронта. 18 сентября дивизия сосредоточилась в районе Минска и вошла в состав 10-й армии. 19 сентября 1939 года дивизия перешла госграницу и к исходу дня сосредотачилась в районе Мир—Столпце—Опечки, войдя в состав 11-го стрелкового корпуса. До 1 октября дивизия совершила беспрерывный 450-километровый марш. Во время движения по территории Польши осуществлялось разоружение небольших групп польских солдат и офицеров. К вечеру 1 октября дивизия вышла на рубеж Вишницы—Кузовка—Межилесь. С 4 по 14 октября 1939 года дивизия совершила отход на демаркационную линию по восточному берегу реки Буг к местам постоянной дислокации и сосредоточилась в районе города Брест-Литовск и прилегающих к нему районах севернее реки Мухавец, приняв несение гарнизонной службы в Бресте и охрану государственной границы по реке Западный Буг в районе Бреста. Во время Советско-финской войны из состава дивизии были сформированы для отправки на фронт два маршевых батальона.

Великая Отечественная война

1941 год

На 22 июня 1941 года дивизия дислоцировалась в районе Брестской крепости, где и приняла первый бой в ходе Приграничного сражения в Белоруссии. Дивизия вступила в бой уже в 4.00, понесла большие потери и разрозненно отступила на восток, будучи к исходу дня разбита на несколько групп: основные силы с управлением дивизии в районе Хведковичи, вторая группа, состоящая из части 125-го стрелкового полка и 111-го сапёрного батальона — севернее Жабинки, третья группа в составе 84-го стрелкового полка и 204-го гаубичного артиллерийского полка в районе Радваничи. Остальная часть дивизии не сумела покинуть Брестскую крепость, где погибла героически сражаясь в окружении в течение длительного времени. 23 июня 1941 года дивизия с боями отходила к Кобрину. Ударом 3-й танковой дивизии противника основные силы дивизии вновь оказалась рассечена на две части: несколько подразделений с дивизионом гаубичного полка во главе с командиром и начальником штаба дивизии отходили вдоль шоссе на Пинск, часть штаба дивизии, остатки артиллерии, спецчастей и тыловых подразделений дивизии, а также оставшиеся подразделения 84-го и 333-го стрелкового полков под командованием замполита дивизии отходили на северо-восток вдоль Варшавского шоссе. К исходу дня основные силы дивизии отошли на восточный берег реки Ясельда севернее и южнее Береза-Картузская. В начале седьмого утра 24 июня 1941 года против частей дивизии, обороняющихся на Ясельде, враг бросил свою бомбардировочную авиацию, провёл мощную артиллерийскую подготовку и возобновил атаки. Около 6 часов на одном из участков группе немецких танков удались прорвать оборону и выйти на Варшавское шоссе южнее селения Бронна Гура.

25 июня 1941 части дивизия продолжали стойко держать оборону на рубеже Влодава — Малорита. Понеся серьёзные потери, остатки дивизии вошли в сводный отряд под командованием генерала Попова и отошли за реку Птичь. Во второй половине дня части дивизии вышли к Бобруйску и приступили к устройству обороны по восточному берегу реки Березина, за городом. Мост через реку пришлось взорвать.

К середине дня 28 июня 1941 года противник сбил слабое охранение под Бобруйском, захватил город и вышел к Березине. С наступлением темноты в составе группы генерала Попова разрозненные подразделения и группы бойцов дивизии направились к Рогачёву.

К 30 июня 1941 года остатки дивизии собрались в районе Довска. 1 июля обескровленные части дивизии и разного рода наспех сколоченные отряды подошли к Пинску. Эти отряды с огромным трудом удерживали на подступах к Пинску наступление армейского корпуса немцев, затем отступили в район Черикова. К 5 июля в составе дивизии осталось только 340 человек. Около Черикова к основным силам дивизии присоединился отряд под командованием заместителя командира дивизии Осташенко, численностью более 1000 человек.

С 14 июля 1941 года дивизия участвовала в контрударе под Мстиславлем, а 335-й стрелковый полк дивизии был передан в оперативное подчинение 55-й стрелковой дивизии для участия в боях под Пропойском. 17 июля дивизия отступила за реку Сож, сюда же выходили из окружения подразделения 132-й и 137-й стрелковых дивизий. Начиная с 17 июля 1941 года 4-й воздушно-десантный корпус генерала Жадова почти ежедневно атаковал противника в районе Мстиславля и Кричева. В эти дни сводный отряд дивизии во главе с командиром дивизии был передан для усиления корпуса. В таком составе части десантников и дивизии сумели несколько раз выбить врага из Кричева, наносили тяжелый урон переправлявшейся через Сож 3-й танковой дивизии противника и в конце концов принудили последнюю перейти к обороне под Кричевом.

26 июля 1941 года немцы ввели в бой на стыке своих 3-й и 4-й танковых дивизий 7-ю пехотную. С целью локализовать удар и не допустить прорыва гитлеровцев в тыл кричевской группировке было решено перебросить в этот район остававшуюся на левом фланге 13-й армии часть сил дивизии. Во время этой перегруппировки прорвавшаяся восточнее Кричева 7-я пехотная дивизия противника окружила 84-й стрелковый полк дивизии. На помощь ему был брошен действовавший в составе дивизии Коммунистический батальон. Атакующие совместно с выходившими к ним навстречу из окружения бойцами 84-го полка уничтожили 2-й батальон 2-го пехотного полка противника и захватили в плен его штаб. 1 августа 24-й танковый и 7-й армейский корпуса противника после мощной авиационной и артиллерийской подготовки нанесли удар правому флангу нашей армии, на котором занимали оборону четыре батальона 6-й стрелковой дивизии. Несмотря контрудар 52-й кавалерийской дивизии, части 6-й дивизии вынуждены были отойти. 2 августа 1941 года немецкая 4-я танковая дивизия, наступавшая на острие главного удара, ворвалась в Рославль. Подразделения 6-й дивизии, действовавшие на правом фланге, оказались в окружении. Командарм приказал дивизии нанести удар в южном направлении и выйти из кольца. В ночь на 4 августа дивизия совершила прорыв из окружения и соединилась с войсками 13-й армии. 12 августа дивизия вела бои на рубеже Голичи—Костюковичи, от всей дивизии осталось несколько батальонных групп, располагавших минимумом вооружения и боеприпасов. В ожесточённых боях за населённые пункты Замостье и Гута-Сенска дивизия нанесла чувствительные потери частям 258-й пехотной дивизии противника.

В ночь на 2 сентября 1941 года 29-я моторизованная дивизия 47-го моторизованного корпуса Вермахта форсировала Десну у железнодорожного моста к югу от Белой Березки и захватила плацдарм северо-западнее станции Знобь. Командование 13-й армии приняло срочные меры, чтобы не допустить расширения плацдарма противника. Дивизия приняла участие в ликвидации плацдарма совместно с 50-й танковой и 307-й стрелковой дивизиями. К утру 7 сентября 1941 года советские войска полностью очистили от противника восточный берег Десны.

30 сентября дивизия вела ожесточённые бои под Очкином, Жиховом и Старой Гутой, в результате которых оказалась в окружении. 2 октября 1941 года дивизия одним полком обороняла рубеж от устья реки Знобовка до Кренидовки, остальными частями вела бои за Суземку с целью овладения ею. Бои за Суземку продолжались до 8 октября, что обеспечило подготовку войск 13-й армии к прорыву из окружения. После прорыва 9 октября 1941 года главных сил армии через Негино противник вновь захватил его и закрыл выход частям дивизии. Тогда командир дивизии полковник Гришин принял решение выходить из окружения в ночь на 10 октября. С наступлением темноты вся оставшаяся артиллерия дивизии тихо выдвинулась на огневые позиции. Стрелковые полки заняли исходное положение для атаки. Весь транспорт был построен в одну колонну. В 2 часа ночи подразделения дивизии дружно атаковали фашистов. Через 15 минут вперёд двинулся транспорт. Поднятый машинами шум был воспринят гитлеровцами как атака танков и вызвал у них панику. Этим воспользовались бойцы дивизии. Они устремились в образовавшуюся брешь и вырвались из окружения. Вскоре противник подбросил резервы и вновь занял Негино, что не позволило выйти из окружения армейским тылам и арьергардным частям.

В ночь на 14 октября 1941 года дивизия вновь отличилась, нанеся удар на Хомутовку. Дивизия разгромила фашистский кавалерийский полк, пытавшийся преградить ей путь, и захватила большие трофеи. Когда дивизия вместе с остальными соединениями армии подошла к большаку Рыльск — Дмитриев-Льговский, гитлеровцы начали атаки с разных направлений. Советские части вновь оказались в кольце. Боеприпасов, продовольствия и горючего недоставало. Было принято решение в ночь на 17 октября ударом на Сковороднево, Нижнепесочное (на реке Свапа) пробиваться на восток. Прорыв, как и предыдущий раз, был назначен на 2 часа ночи. Укрывшись в густом сосняке, подразделения дивизии сосредоточивались у переднего края вражеской обороны. По общему сигналу войска дивизии атаковали противника. Их поддержали подошедшие 132-я и 143-я стрелковые дивизии. Внезапность и слаженность ударов вызвали панику в частях фашистского 48-го танкового корпуса. В дальнейшем, непрерывно маневрируя и отражая атаки гитлеровцев в течение девяти суток ожесточенных боев, 13-я армия вырвалась из окружения.

Затем части дивизии принимали участие в обороне Курска, противостоя 48-у танковому, 34-у и 35-у армейским корпусам. Непосредственно на город наступали 9-я танковая и 95-я пехотная дивизии. В последних числах октября завязались ожесточённые бои на дальних подступах к Курску. Только через пять дней, используя своё превосходство в танках и авиации, немецко-фашистские войска приблизились к городу. Ведя уличные бои, части дивизии к 7 ноября 1941 года отошли на реку Тим. К этому времени эвакуация Курска была завершена. 10 ноября Брянский фронт был расформирован. Дивизия в составе 13-й армии была передана Юго-Западному фронту. После перегруппировки армии поставили задачу прикрыть елецкое направление и пути, связывающие Москву с южными районами страны. До конце ноября 1941 года дивизия оставалась в обороне на рубеже Слепухи (район Ельца).

В течение полугода дивизия обороняла Щигры на рубеже реки Тим.

1942 год

С 28 июня по 24 июля 1942 года дивизия принимала участие в Касторненской оборонительной операции. Дивизия оказалась на направлении главного удара гитлеровцев, начавших своё наступление в сторону Воронежа. Сдерживая натиск превосходящих сил противника, дивизия героически сражалась на промежуточных рубежах. За восемь дней боёв, с 28 июня по 6 июля, дивизия уничтожила 53 танка, 64 автомашины, 4 самолёта, много другой техники врага, а также большое количество солдат и офицеров.[1] За эту неделю дивизия также понесла большие потери, противник расчленил боевые порядки 40-й армии Брянского фронта, перерезал линию железной дороги Касторное — Старый Оскол и дивизия вынуждена была вести упорные бои уже в окружении. Однако она сохранила силы, чтобы сразу после отступления за Дон, без отдыха и пополнения, занять оборонительные позиции в левобережной части Воронежа и дать отпор наседавшему врагу, а затем, когда войска противника были остановлены в правобережной части города, дивизия успешно провела частную наступательную операцию и положила начало Чижовскому плацдарму.

1943 год

С 4 по 25 марта 1943 года дивизия принимала участие в Харьковской оборонительной операции.

25 октября 1943 года дивизия была награждена Орденом Красного знамени.

1944 год

С 24 января по 17 февраля 1944 года дивизия принимала участие в Корсунь-Шевченковской операции, ведя оборонительные бои на участке от Водяного до Канижа в районе Звенигородки.

С 5 марта по 17 апреля 1944 года дивизия принимала участие в Уманско-Ботошанской операции.

С 20 по 29 августа 1944 года дивизия принимала участие в Ясско-Фокшанской наступательной операции.

С 6 по 28 октября 1944 года дивизия принимала участие в Дебреценской операции.

С 1 ноября по 31 декабря 1944 года дивизия принимала участие в Ньиредьхаза-Мишкольцкой наступательной операции.

1945 год

С 12 января по 18 февраля 1945 года дивизия принимала участие в Плешевец-Брезновской наступательной операции.

С 25 марта по 5 мая 1945 года дивизия принимала участие в Братиславско-Брновской наступательной операции, в ходе которой 26 апреля 1945 года освободила Брно.

С 6 по 11 мая 1945 года дивизия принимала участие в Йиглаво-Бенешовской наступательной операции.

28 мая 1945 года дивизия была награждена орденом Суворова 2-й степени.

К 1 августу 1945 года была переброшена на Дальний Восток, где до 3 сентября принимала участие в Хингано-Мукденской операции. С 9 августа 1945 года дивизия в составе Забайкальского фронта перешла в наступление. Преодолевая сопротивление японских войск, дивизия, совершив 150-ти километровый бросок, вышла к отрогам Большого Хингана. 23 августа 1945 года дивизии было присвоено почётное наименование Хинганская.

Начиная с 10 сентября 1945 года дивизия в составе 57-го стрелкового корпуса приступила к расформированию, которое было окончательно закончено в ноябре 1945 года.

Подчинение

Дата Фронт (округ) Армия Корпус (группа) Примечания[2]
03.05.1918 Северный участок отрядов завесы
11.09.1918 Северный фронт
01.11.1918 Северный фронт 7-я армия
12.02.1919 Западный фронт 7-я армия
23.05.1919 Западный фронт 7-я армия Нарвская группа войск
04.06.1919 Западный фронт 7-я армия Северная группа войск
06.08.1919 Западный фронт 7-я армия
10.02.1920 Западный фронт Петроградская революционная армия труда
25.02.1920 Петроградская революционная армия труда
10.04.1920 7-я армия
14.05.1920 Западный фронт 15-я армия
04.07.1920 Западный фронт 3-я армия
31.12.1920 Западный фронт 16-я армия
13.03.1921 Орловский военный округ
09.03.1922 Московский военный округ
01.08.1938 Орловский военный округ
18.09.1939 Белорусский фронт 10-я армия 11-й стрелковый корпус
25.09.1939 Белорусский фронт 4-я армия
14.11.1939 Белорусский особый военный округ 4-я армия
11.07.1940 Западный особый военный округ 4-я армия 28-й стрелковый корпус
22.06.1941 Западный фронт 28-й стрелковый корпус
01.07.1941 Западный фронт 4-я армия 28-й стрелковый корпус
01.08.1941 Центральный фронт 13-я армия 45-й стрелковый корпус
01.09.1941 Брянский фронт 13-я армия 45-й стрелковый корпус
01.10.1941 Брянский фронт 13-я армия
01.11.1941 Брянский фронт 13-я армия
01.12.1941 Юго-Западный фронт 13-я армия
01.01.1942 Брянский фронт 13-я армия
01.02.1942 Брянский фронт 13-я армия
01.03.1942 Брянский фронт 13-я армия
01.04.1942 Юго-Западный фронт 40-я армия
01.05.1942 Брянский фронт 40-я армия
01.06.1942 Брянский фронт 40-я армия
01.07.1942 Брянский фронт 40-я армия
01.08.1942 Воронежский фронт 40-я армия
01.09.1942 Воронежский фронт 40-я армия]
01.10.1942 Воронежский фронт 40-я армия
01.11.1942 РГК 10-я резервная армия
01.12.1942 РГК 10-я резервная армия
01.01.1943 Приволжский военный округ
01.02.1943 Юго-Западный фронт 6-я армия
01.03.1943 Юго-Западный фронт 6-я армия 15-й стрелковый корпус
01.04.1943 Юго-Западный фронт 6-я армия 15-й стрелковый корпус
01.05.1943 Юго-Западный фронт 6-я армия 34-й стрелковый корпус
01.06.1943 Юго-Западный фронт 6-я армия 26-й гвардейский стрелковый корпус
01.07.1943 Юго-Западный фронт 6-я армия 26-й гвардейский стрелковый корпус
01.08.1943 Юго-Западный фронт 6-я армия 26-й гвардейский стрелковый корпус
01.09.1943 Юго-Западный фронт 1-я гвардейская армия 34-й стрелковый корпус
01.10.1943 Юго-Западный фронт 1-я гвардейская армия 34-й стрелковый корпус
01.11.1943 3-й Украинский фронт 46-я армия 6-й гвардейский стрелковый корпус
01.12.1943 3-й Украинский фронт 46-я армия 6-й гвардейский стрелковый корпус
01.01.1944 2-й Украинский фронт 26-й гвардейский стрелковый корпус
01.02.1944 2-й Украинский фронт 53-я армия 26-й гвардейский стрелковый корпус
01.03.1944 2-й Украинский фронт 53-я армия 26-й гвардейский стрелковый корпус
01.04.1944 2-й Украинский фронт 4-я гвардейская армия 75-й стрелковый корпус
01.05.1944 2-й Украинский фронт 7-я гвардейская армия
01.06.1944 2-й Украинский фронт 7-я гвардейская армия
01.07.1944 2-й Украинский фронт 7-я гвардейская армия 24-й гвардейский стрелковый корпус
01.08.1944 2-й Украинский фронт 7-я гвардейская армия 24-й гвардейский стрелковый корпус
01.09.1944 2-й Украинский фронт 7-я гвардейская армия 24-й гвардейский стрелковый корпус
01.10.1944 2-й Украинский фронт 7-я гвардейская армия 24-й гвардейский стрелковый корпус
01.11.1944 2-й Украинский фронт 53-я армия 49-й стрелковый корпус
01.12.1944 2-й Украинский фронт 53-я армия 49-й стрелковый корпус
01.01.1945 2-й Украинский фронт 51-й стрелковый корпус
01.02.1945 2-й Украинский фронт 40-я армия 51-й стрелковый корпус
01.03.1945 2-й Украинский фронт 40-я армия 51-й стрелковый корпус
01.04.1945 2-й Украинский фронт 50-й стрелковый корпус
01.05.1945 2-й Украинский фронт 1-я гвардейская конно-механизированная группа 50-й стрелковый корпус
10.06.1945 Центральная группа войск 49-й стрелковый корпус
01.07.1945 Центральная группа войск 49-й стрелковый корпус
01.08.1945 Забайкальский фронт 53-я армия 49-й стрелковый корпус
03.09.1945 Забайкальский фронт 53-я армия 49-й стрелковый корпус

Состав

В период гражданской войны

  • 1-я стрелковая бригада (до января 1919 года)
  • 2-я стрелковая бригада (до января 1919 года)
  • 3-я стрелковая бригада (до января 1919 года)
  • 16-я стрелковая бригада (с января 1919 года)
  • 17-я стрелковая бригада (с января 1919 года)
  • 18-я стрелковая бригада (с января 1919 года)

В межвоенный период

  • 16-й стрелковый полк
  • 17-й стрелковый полк
  • 18-й стрелковый полк
  • 6-й артиллерийский полк
  • 6-й гаубичный артиллерийский полк
  • 6-я отдельная танковая рота
  • отдельный батальон связи
  • отдельный сапёрный батальон
  • 6-я зенитно-пулемётная рота

В период Великой Отечественной войны

  • 84-й стрелковый Зволенский полк
  • 125-й стрелковый полк
  • 333-й стрелковый полк
  • 131-й лёгкий артиллерийский полк 1-го формирования (до 5.11.1941)
  • 131-й лёгкий артиллерийский полк 2-го формирования (с 28.4.1942)
  • 204-й гаубичный артиллерийский полк (до октября 1941 года)[3]
  • 294-й гаубичный артиллерийский полк (с октября 1941 года)
  • 98-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион 1-го формирования (до 22.11.1941)
  • 98-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион 2-го формирования (с 11.3.1942)
  • 577-й миномётный дивизион (с 22.11.1941 по 6.10.1942)
  • 75-я разведывательная рота (75-й отдельный разведывательный батальон)
  • 111-й сапёрный батальон
  • 37-й отдельный батальон связи (514-я отдельная рота связи)
  • 95-й медико-санитарный батальон
  • 57-я отдельная рота химической защиты
  • 31-й автотранспортный батальон
  • 108-я автотраснпортная рота
  • 276-я (44-я) полевая хлебопекарня
  • 198-й дивизионный ветеринарный лазарет
  • 158-я дивизионная артиллерийская ремонтная мастерская
  • 115-я полевая почтовая станция
  • 252-я полевая касса Госбанка[4]

Командиры

Награды

До Великой Отечественной войны:

  • 30 ноября 1921 года — присвоено наименование «Орловская»
  • 2 января 1929 года — награждена Почётным Революционным Красным Знаменем ЦИК СССР

Во время Великой Отечественной войны:

  • 25 октября 1943 года — награждена Орденом Красного Знамени
  • 28 мая 1945 года — награждена Орденом Суворова 2 степени
  • 23 августа 1945 года — присвоено почётное наименование «Хинганская»

Отличившиеся воины дивизии

Память

  • Музей дивизии в школе-интернате № 4 (Ленинский проспект Воронежа).
  • В городе Орёл есть улица названная в честь дивизии.[5]

Напишите отзыв о статье "6-я стрелковая дивизия"

Примечания

  1. ЦАМО СССР, ф. 203, оп. 2848, л. 27
  2. [bdsa.ru/%D1%81%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%B2-%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D1%81%D0%BA-(%D0%BF%D0%BE%D0%BC%D0%B5%D1%81%D1%8F%D1%87%D0%BD%D1%8B%D0%B9) Помесячный состав войск]
  3. [www.teatrskazka.com/Raznoe/Perechni_voisk/Perechen_13_01.html Перечень 13. ПУШЕЧНЫЕ И ГАУБИЧНЫЕ ПОЛКИ ВОЙСКОВОЙ АРТИЛЛЕРИИ И АРТИЛЛЕРИИ РГК]
  4. [www.teatrskazka.com/Raznoe/Perechni_voisk/Perechen_05_01.html Действующая армия. Перечни войск. Перечень № 5. Стрелковые, горно-стрелковые, мотострелковые и моторизованные дивизии.]
  5. [www.prishvinka.ru/resursy/izdaniya/6_divisiya.html 6-й Орловской дивизии, улица]. Орловская детская библиотека имени Пришвина. Проверено 21 января 2016.

Литература

Ссылки

  • [rkka.ru/handbook/reg/6sd18.htm 6-я Орловско-Хинганская дважды Краснознаменная стрелковая дивизия]
  • [samsv.narod.ru/Div/Sd/sd006/default.html Сайт клуба Память]
  • [bdsa.ru/strelkovye-divizii/4877-6-strelkovaya-diviziya База данных дивизий]
  • [www.kp.ru/daily/23302/29832/print/ Как Коля Сиротинин остановил танковую дивизию Гудериана]


Отрывок, характеризующий 6-я стрелковая дивизия

– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…