62-я гвардейская стрелковая дивизия
Поделись знанием:
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
(перенаправлено с «62-я гв. сд»)
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: #AA0000; background-color: #BDB76B" colspan="2">  '62-я гвардейская стрелковая Звенигородско-Будапештская Краснознамённая орденов Суворова и Богдана Хмельницкого дивизия' </td></tr>
| |
| Награды: | 
|
| Почётные наименования: | «Звенигородская» «Будапештская» |
| Войска: | Сухопутные войска |
| Род войск: | 
|
| Формирование: | 15 января 1943 |
| Расформирование (преобразование): | 1946[1] |
| Предшественник: | 127-я стрелковая дивизия (2-го формирования) |
| Великая Отечественная война:Участвовала в Сталинградской битве, Острогожско-Россошанской, Харьковских наступательной и оборонительной операциях, в освобождении Левобережной и Правобережной Украины, Ясско-Кишинёвской, Будапештской и Венской наступательных операциях. | |
62-я гвардейская стрелковая Звенигородско-Будапештская Краснознамённая орденов Суворова и Богдана Хмельницкого дивизия — воинское соединение Красной армии. Преобразована из 127-й стрелковой дивизии 2-го формирования 15 января 1943 года. Воевала в составе армий Сталинградского, Воронежского, Юго-Западного, Степного и 2-го Украинского фронтов.
Содержание
История
- Сформирована в марте 1942 в Приволжском военном округе как 127-я стрелковая дивизия (2-го формирования).
- За образцовое выполнение боевых заданий командования, мужество и героизм лич. состава дивизия была удостоена звания «гвардейская» и преобразована в 62-ю гвардейскую стрелковую дивизию (15 января 1943).
- Продолжая действовать в составе 3-й танковой армии, в феврале-марте 1943 года участвовала в освобождении Харькова (16 февр.), вела упорные оборонительные бои в районе г. Мерефа. В этот период плечом к плечу с дивизией геройски сражались воины 1-го Чехословацкого отдельного пехотного батальона под командованием полковника Л. Свободы. В апреле — июле дивизия вела оборонительные и наступательные бои в составе 6-й, затем 1-й гвардейской армии Юго-Запдного фронта.
- В начале августа была включена в 37-й армии, находившуюся в резерве Ставки ВГК, которая в 1-й половине сентября в составе Степного фронта была введена в сражение для развития наступления и быстрого выхода войск фронта к р. Днепр. Части дивизии вышли к Днепру и в ночь на 28 сентября 1943 года форсировали его в районе Мишурина Рога (юго-восточне Кременчуга). Вначале реку форсировала группа передового отряда на 3 понтонах и 5 лодках. За ними переправились гл. силы передового отряда. К 8 ч 28 сент., несмотря на сильное сопротивление противника, на правом берегу реки были захвачены 2 плацдарма. В течение дня на них: переправились основные силы полков 1-го эшелона дивизии, которые с ходу вступили в бой. За успешное форсирование Днепра многие воинам дивизии были награждены орденами и медалями, а 7 удостоены звания Героя Советского Союза.
- В октябре — ноябре дивизия участвовала и наступлении, а затем в отражении контрудара противника на криворожском направлении. В конце ноября была передана 52-й армии, и в декабре вела бои в районе г. Черкассы.
В январе-феврале 1944 года в Корсунь-Шевченковской наступательной операции дивизия в составе 4 гв. А 2-го Украинского фронта участвовала в окружении и уничтожении группировки противника. За проявленные воинами героизм и мужество в боях в районе г. Звенигородка была удостоена почётного наименования «Звенигородская» (13 февр. 1944).
- В последующем за образцовое выполнение боевых задач по уничтожению окружённой группировки противника награждена орденом Богдана Хмельницкого 2-й степени (26 февр. 1944). Стремительно действовали воины соединения в Уманско-Ботошанской наступательной операции, в которой они разгромили противостоящие части противника и в ночь на 19 марта с ходу форсировали р. Днестр, за что дивизия была награждена орденом Красного Знамени (8 апр. 1944).
- В Ясско-Кишинёвской наступательной операции 1944 года дивизия в составе 52 А 2-го Украинского фронта участвовала в окружении и разгроме вражеской группировки юго-западнее г. Кишинёв. В конце ноября 1944 — февраля 1945 года в составе 4-й гвардейской (с 20 янв. по 20 февр.- 46-й) армии З-го Украинского фронта вела боевые действия по освобождению Венгрии. За проявленные воинами мужество и высокое воинское мастерство в боях по окружению и уничтожению будапештской группировки противника удостоена почётного наименования «Будапештская» (5 апреля 1945).
- В марте — апреле 1945 года дивизия участвовала в Венской наступательной операции. Своими активными и решительными действиями она способствовала освобождению венгерских городов Сомбатель (Сомбатхей), Капувар и Кёсег (29 марта 1945), за что награждена орденом Суворова 2-й степени (26 апр. 1945).
На завершающем атапе операции дивизия участвовала в 9-дневных ожесточённых боях за овладение столицей Австрии г. Вена.
Состав
- 182, 184 и 186 гвардейский стрелковый полк,
- 131 гвардейский артиллерийский полк,
- 69 гвардейская осад (69 гвардейский отдельный истребительно-противотанковый дивизион),
- 64 гвардейская разведывательная рота,
- 71 гвардейский саперный батальон,
- 90 гвардейский отдельный батальон связи,
- 572 (67) медико-санитарный батальон,
- 65 гвардейская отдельная рота химзащиты,
- 638 (61) автотранспортная рота,
- 647 (66) полевая хлебопекарня,
- 655 (63) дивизионный ветеринарный лазарет,
- 1967 полевая почтовая станция,
- 1156 полевая касса Госбанка.
- Боевой период:
15.1.1943-4.8.1943; 7.9.1943-5.9.1944; 3.11.1944-9.5.1945.
Подчинение
- В ходе войны входила в состав ряда армий Сталинградского, Воронежского, Юго-Западного, Степного и 2-го Украинского фронтов.
Награды и наименования
- 15 января 1943 года «гвардейская»
- почётное наименование «Звенигородская» (13 февраля 1944).
-
26 февраля 1944 года награждена орденом Богдана Хмельницкого 2-й степени. - почётное наименование «Будапештская» (5 апреля 1945).
-
8 апреля 1944 года награждена орденом Красного Знамени . -
26 апреля 1945 года награждена орденом Суворова 2-й степени
Командование дивизии
- Дивизией командовали:
- Сергеев, Константин Алексеевич (13.03.1942 — 17.04.1942), полковник
- Зайцев, Георгий Михайлович (18.04.1942 — 04.04.1943), полковник, с 19.01.1943 года генерал-майор
- Мошляк, Иван Никонович (05.04.1943 — 24.03.1945), полковник
- Панченко, Григорий Филиппович (25.03.1945 — 09.05.1945), генерал-майор.
- полками командовали:
- 182-й гв. сп:
… Егоров Георгий Николаевич (18.03.1943 — 18.07.1943), погиб Антонов Григорий Сергеевич (09.08.1943 — 10.11.1943), ранен 10.11.1943 Шакиров Сефа Шакирович (11.11.1943 — 03.12.1943), арестован Грозов Михаил Трофимович (31.12.1943 — 30.10.1945) Чумак Павел Петрович (30.10.1945 — 07.03.1946) Ткаченко Дмитрий Алексеевич (с 13.03.1946)
- 184-й гв. сп: (б. 549-й сп)
Брагин Василий Николаевич (15.01.1943 — 00.05.1943), окружение Ятель Петр Филиппович (по 31.01.1944), погиб 31.01.1944 Силаев Борис Степанович (? — ?), умер от ран
- 186-й гв. сп:
… Снозовой Афанасий Иванович (21.06.1943 — 13.07.1943), погиб 13.07.1943 Диденко Петр Алексеевич (25.07.1943 — 17.01.1944), погиб 17.01.1944 Назаров Алексей Сергеевич (с 12.02.1944) Колембет Трофим Андреевич (05.07.1944 — 02.07.1945) Шахкулов Мисак Хачаносович (02.07.1945 — 02.04.1946), погиб 02.04.1946
Отличившиеся воины дивизии
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
10596 её воинов были награждены орденами и медалями, 37 из них присвоено звание Героя Советского Союза
-
Абаляев, Дмитрий Петрович, заместитель командира батальона по политической части 186-го гв.сп., гвардии старший лейтенант - Алексеев, Андрей Корнеевич, командир батальона 182-го гвардейского стрелкового полка, гвардии капитан.
- Антонов Григорий Сергеевич, командир 182-го гвардейского стрелкового полка, гвардии полковник
- Асташин, Егор Фролович, командир батальона 184-го гв.сп, гвардии капитан
- Борисов, Борис Степанович, командир батальона 184-го гв.сп, гвардии капитан
- Васильев Иван Николаевич, гвардии красноармеец, стрелок 184-го гвардейского стрелкового полка.
- Виноградов, Иван Кузьмич, гвардии сержант, комсорг батальона 184-го гвардейского стрелкового полка.
- Гайворонский, Иван Иванович, гвардии младший сержант, автоматчик 182-го гвардейского стрелкового полка.
- Глухов, Фёдор Дмитриевич, гвардии сержант, командир пулемётного расчёта 184-го гвардейского стрелкового полка.
- Голубицкий, Федор Антонович, командир орудия 182-го гв.сп, гвардии сержант
- Горбунов, Фёдор Ильич, командир орудия 69 гв оиптад
- Гриб, Кузьма Петрович, гвардии младший лейтенант, командир взвода 182-го гвардейского стрелкового полка.
- Гусаров, Григорий Андреевич, гвардии сержант, командир отделения 184-го гвардейского стрелкового полка.
- Данько, Василий Иосифович, командир батальона 182-го гв. сп, гвардии капитан.
- Дейнеко, Николай Григорьевич, гвардии старший лейтенант, командир роты 184-го гвардейского стрелкового полка.
- Зубалов, Феофилакт Андреевич, командир батальона 184-го гв.сп, гвардии капитан
- Луценко, Петр Степанович, командир 184-го гв.сп, гвардии подполковник
- Машков, Игорь Анатольевич, стрелок 182-го гв.сп, гвардии красноармеец
- Панченко, Григорий Филиппович, командир дивизии, гвардии полковник
- Пупков, Михаил Алексеевич, командир батальона 184-го гв.сп, гвардии капитан
- Сентюрин, Владимир Иванович, командир батальона 182-го гв.сп, гвардии майор
- Шакенов, Кенжибек Шакенович, автоматчик 184-го гв.сп, гвардии рядовой
- Шамшур, Анатолий Иванович, командир взвода 184-го гв.сп, гвардии старший сержант
- Шильдин, Петр Степанович, командир роты 182-го гв.сп, гвардии лейтенант
См. также
Напишите отзыв о статье "62-я гвардейская стрелковая дивизия"
Примечания
- ↑ [encyclopedia.mil.ru/encyclopedia/dictionary/details_rvsn.htm?id=5586@morfDictionary ЗВЕНИГОРОДСКО-БУДАПЕШТСКАЯ СТРЕЛКОВАЯ ДИВИЗИЯ]
Ссылки
- [samsv.narod.ru/Div/Sd/gvsd062/default.html 60 гв. сд]
- [tashv.nm.ru/Perechni_voisk/Perechen_05_01.html Действующая армия. Перечни войск. Перечень № 5. Стрелковые, горно-стрелковые, мотострелковые и моторизованные дивизии.]
- [www.polk.ru/forum/index.php?showtopic=1666 127 сд (2ф)]
- [bdsa.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=34&Itemid=28 127-я сд (2ф)]
Литература
- Советская Военная Энциклопедия: [В 8 томах] / Пред. Гл. ред. комиссии Н. В. Огарков — М.: Воениздат, 1977. Т. 3. 1977, 672 с., ил. «Звенигородско-Будапештская стрелковая дивизия» стр. 438—439.
- [istmat.info/node/26145 Приложение 14.1. Воинские формирования и корабли июня 1941 г. в Великой Отечественной войне.]
- Мошляк Иван Никонович Вспомним мы пехоту … // — Москва,1978,Воениздат, тираж 100 тыс.
Отрывок, характеризующий 62-я гвардейская стрелковая дивизия
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
