655 год до н. э.
Поделись знанием:
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.
Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
(перенаправлено с «655 до н. э.»)
| Годы |
|---|
| 659 до н. э. · 658 до н. э. · 657 до н. э. · 656 до н. э. — 655 до н. э. — 654 до н. э. · 653 до н. э. · 652 до н. э. · 651 до н. э. |
| Десятилетия |
| 670-е до н. э. · 660-е до н. э. — 650-е до н. э. — 640-е до н. э. · 630-е до н. э. |
| Века |
| VIII век до н. э. — VII век до н. э. — VI век до н. э. |
События
- 655 — Псамметих становится фараоном, освободив страну от ига Ассирии.
- 655—525 — 26-я (ливийская, саисская) династия в Египте.
- 655/664-610 — Фараон Псамметих I. Женат на дочери верховного жреца в Гелиополе. Сохранение власти у правителей Гераклеополя и Фив. Псамметих заставляет эфиопскую царевну («жену Амона») удочерить свою дочь.
- Ок.655 — Царь Элама Уртаки осаждает Вавилон. Армия Ассирии снимает осаду. Бегство Уртаки в Элам.
Китай
- 5-й год по эре правления луского князя Си-гуна[1].
- Цзиньский князь послал войска против крепостей, где укрылись его сыновья. Евнух Бо-ди[2] из Пу стал понуждать Чун-эра покончить с собой, но тот бежал, хотя Бо-ди отрубил рукав одежды. Войска осадили также Цюй, но цюйцы успешно оборонялись[3].
- Чун-эр со спутниками («пятью мудрыми мужами») по совету Ху Яня (эпизод 91 «Го юй»[4]) из Богу бежал к племенам ди, так как его мать была дочерью главы диского рода Ху-ши[5]. В это время дисцы напали на цзюжу (цянцзюшу) и захватили двух дочерей их вождя: согласно «Цзо чжуань» и гл.43 «Ши цзи», старшую дочь выдали замуж за Чжао Шуая, и она родила сына Дуня, а младшую — за Чжу-эра, и она родила Бо-чоу и Шу-лю[6].
- Весной княгиня Малого Ци Бо-цзи прибыла в Лу, чтобы представить его князю своего сына (комментаторы «Чуньцю» порицали поездку женщины)[7].
- Летом луский сановник Гунсунь-цзы отправился в Моу для женитьбы[8].
- Летом[9] состоялся съезд князей в Шоучжи (мирный, на него съехались на обычных колесницах). Присутствовали наследник чжоуского вана, князья Ци, Сун, Лу, Чэнь, Вэй, Чжэн, Сюй и Цао. В 8 луне князья заключили договор, кроме чжэнского князя, который покинул съезд[10].
- В 8 луне чусцы уничтожили княжество Сянь, сяньский князь (цзы) бежал в Хуан[11].
- В 9 луне, в день у-шэнь, при новолунии, было солнечное затмение[12] (в «Ши цзи» не отмечено). По современным данным, затмение произошло [www.secl.ru/eclipse_catalog/-654_8_19.html 19 августа 655 года до н. э.]
- Осенью циньский Му-гун лично возглавил поход на Цзинь и сразился с цзиньцами в Хэцюй (в то время Шэнь-шэн был мёртв, а другие наследники бежали)[13].
- Цзиньский Сянь-гун спросил у гадателя Яня, когда лучше всего напасть на Го, и получил ответ: между 9 и 10 луной (эпизод 94 «Го юй»)[14]. Правитель Юй принял в подарки яшму и лошадей и разрешил проход цзиньских войск против Го. Советник Гун Чжи-ци предостерегал его (эпизод 93 «Го юй»), но безуспешно, и бежал из Юй в горы Сишань[15]. Зимой войска Цзинь уничтожили Го, Го-гун Чоу бежал в Чжоу. На обратном пути цзиньский князь внезапно напал на Юй и разгромил его[16]. Зимой цзиньцы взяли в плен юйского правителя (Юй-гуна) и его сановника Байли Си (Цзин Бо)[17].
- Байли Си стал слугой в свите невесты циньского Му-гуна и отправлен в Цинь, но по дороге бежал в Юань. Его схватили на границе с Чу, а Му-гун выкупил его за 5 бараньих шкур, зная его мудрость[18].
- Они беседовали три дня о государственных делах, Байли Си посоветовал ему пригласить к себе Цзянь-шу. Му-гун пригласил его и сделал шан-дафу (высшим сановником)[19].
| ||||||
Источники
- ↑ Конфуциева летопись «Чуньцю» («Вёсны и осени»). Перевод и примечания Н. И. Монастырева. М., 1999. С.29-30
- ↑ другие варианты имени: Бо-ти, Люй-ди, либо Чу
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.146, Бамбуковые анналы. М., 2005. С.120
- ↑ Го юй (Речи царств). М., 1987. С.140-141
- ↑ согласно «Цзо чжуань», его мать была из племени Больших жунов, а мать И-у — из племени Малых жунов (Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.71)
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.122; Т. V. М., 1987. С.143, 154 и комментарий Р. В. Вяткина на с.275; Т. VI. М., 1992. С.45
- ↑ Чуньцю, известие 2
- ↑ Чуньцю, известие 3
- ↑ по счёту древнекитайских летописей, лето — это 4-6 луны
- ↑ Чуньцю, известия 4-6; Примечания В. С. Таскина в кн. Го юй (Речи царств). М., 1987. С.361
- ↑ Чуньцю, известие 7
- ↑ Чуньцю, известие 8
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. II. М., 2001. С.24
- ↑ Го юй (Речи царств). М., 1987. С.143
- ↑ Го юй (Речи царств). М., 1987. С.142-143
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.147
- ↑ Чуньцю, известие 9; Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. II. М., 2001. С.23
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. II. М., 2001. С.23
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. II. М., 2001. С.23-24
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Напишите отзыв о статье "655 год до н. э."
Отрывок, характеризующий 655 год до н. э.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.
Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
