684 год до н. э.
Поделись знанием:
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
| Годы |
|---|
| 688 до н. э. · 687 до н. э. · 686 до н. э. · 685 до н. э. — 684 до н. э. — 683 до н. э. · 682 до н. э. · 681 до н. э. · 680 до н. э. |
| Десятилетия |
| 700-е до н. э. · 690-е до н. э. — 680-е до н. э. — 670-е до н. э. · 660-е до н. э. |
| Века |
| VIII век до н. э. — VII век до н. э. — VI век до н. э. |
События
- Битва спартанцев и мессенцев у Могилы кабана. Спартанцы во главе с Анаксандром разбиты и бежали с поля боя.
Китай
- 10-й год по эре правления луского князя Чжуан-гуна [1].
- Ци напало на Лу из-за Цзю [2].
- В 1 луне луский князь победил Ци при Чаншао (Чан-чжо) [3]. Перед битвой луский Цао Гуй обратился к Чжуан-гуну с речью (эпизод 34 «Го юй») [4].
- Во 2 луне луский князь вторгся в Сун. В 3 луне сунцы переселили (либо осадили) Су. В 6 луне войска Ци и Сун соединились в Лан [5].
- В 6 луне луский князь разбил войска Ци и Сун при Шэн-цю (в «Цзо чжуань» битвы подробно описаны) [6].
- Жена князя Си (родом из Чэнь) проезжала через Цай, но её встретили не по ритуалу (хотя цайский князь был женат на её сестре). Сиский князь обратился к чускому вану с просьбой ложно напасть на него, а цайцев попросил помочь. Войско Чу напало на Цай, в 9 луне разбило цайцев при Синь и взяло в плен Ай-хоу (Сянь-у) [7] (в тексте «Чуньцю» Чу здесь упомянуто впервые, но под архаическим названием Цзин). В «Чуньцю» это сообщение ошибочно помещено вторично под 670 годом, хотя Ай-хоу умер уже в 675 году [8].
- Циский гун напал на Тань (ибо ранее правитель Тань не почтил его как княжича и не поздравил с началом правления), в 10 луне цисцы покорили Тань, и таньский цзы бежал в Цзюй [9], но Ци не присоединило Тань [10].
| ||||||
Источники
- ↑ Конфуциева летопись «Чуньцю» («Вёсны и осени»). Перевод и примечания Н. И. Монастырева. М., 1999. С.20
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.106
- ↑ Чуньцю, известие 1
- ↑ Го юй (Речи царств). М., 1987. С.79
- ↑ Чуньцю, известия 2-3 и примечания на с.126
- ↑ Чуньцю, известие 5 (Ци не названо); Васильев Л. С. Древний Китай. В 3 т. Т.2. М., 2000. С.63
- ↑ Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. III. М., 1984. С.106-107; Т. V. М., 1987. С.95, 185, Чунь-цю, известие 6
- ↑ Чуньцю, 24 год Чжуан-гуна (670), известие 7
- ↑ Чуньцю, известие 7; Сыма Цянь. Исторические записки. В 9 т. Т. V. М., 1987. С.46
- ↑ Го юй (Речи царств). М., 1987. С.121 и примечания В. С. Таскина на с.363
Напишите отзыв о статье "684 год до н. э."
Отрывок, характеризующий 684 год до н. э.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
