6 февраля
Поделись знанием:
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.
На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
| ← февраль → | ||||||
| Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс |
| 1 | 2 | 3 | 4 | |||
| 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 |
| 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 |
| 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 |
| 26 | 27 | 28 | 29 | |||
| 2024 г. | ||||||
6 февраля — 37-й день года в григорианском календаре. До конца года остаётся 328 дней (329 дней — в високосные годы).
Содержание
Праздники
См. также: Категория:Праздники 6 февраля
-
ООН — Международный день борьбы с женским обрезанием. -
Международный день бармена -
Калифорния — День Рональда Рейгана. -
Ниуэ, 
Новая Зеландия, 
Токелау — День Вайтанги. -
Таджикистан — День милиции. -
Саамы — День саамского народа[1]. -
Ямайка — День Боба Марли.
-
Религиозные: -
Католицизм - — память святого Аманда;
- — память святого Павла Мики;
- — память святого Ведаста;
- — память Доротеи Кайсерийской.
-
Православие[2]
⟨Русская Православная Церковь⟩
- — память блаженной Ксении Петербургской (XIX);
- — память мучеников Вавилы Сицилийского и учеников его Тимофея и Агапия (III);
- — память преподобного Македония, сирийского пустынника (ок. 420);
- — память преподобной Ксении Миласской (V);
- — память святителя Филона, епископа Колпастийского (V);
- — перенесение мощей преподобномученика Анастасия Персиянина (VII);
- — память святителя Герасима Великопермского, Устьвымского (ок. 1441—1447);
- — память мученика Иоанна Казанского (1529);
- — память преподобного Дионисия Олимпийского, Афонского (1541);
- — память мученика Николая (Цикуры) (1918):
Именины
- Католические: Аманд, Ведаст, Доротея, Павел
- Православные: Агапий, Анастасий, Вавила, Варсима, Герасим, Дионисий, Зосима, Иван, Ксения, Македоний, Николай, Павел, Павсирий, Тимофей, Феодотион, Филиппик, Филон, Хрисоплока
События
См. также: Категория:События 6 февраля
До XIX века
- 46 год до н. э. — битва при Тапсе, произошедшая между войсками Цезаря и Помпея.
- 337 — 35-м епископом Рима избран коренной римлянин, принявший имя Юлий I.
- 590 — В результате переворота, устроенного полководцем Бахрамом Чубином, свергнут с престола шахиншах Ирана (Эраншахр) и не-Ирана (ан-Эран) (полный титул правителя государства Сасанидов), Ормизд IV.
- 1191 — Римский папа Клемент III утвердил Тевтонский орден как «fratrum Theutonicorum ecclesiae S. Mariae Hiersolymitanae» своей буллой.
- 1633 — Владислав IV коронован как Король польский и великий князь литовский в Кафедральном соборе Вавеля.
- 1643 — Абел Тасман открыл архипелаг Фиджи.
- 1663 — В Англии началась чеканка золотой гинеи. Прокламация короля Карла II 27 марта 1663 года придала монете статус основной золотой монеты королевства.
- 1685 — Смерть короля Англии и Шотландии Карла II, вступление его брата Якова на престол Англии (под именем Якова II) и Шотландии (под именем Якова VII).
- 1687 — Пшемысльский епископ Ян Станислав Збонский организует в городе Высшую Духовную семинарию, одну из старейших действующих семинарий Польши.
- 1778 — В Париже подписаны «Договор о союзничестве» и «Договор о дружбе и торговле» между Францией и США, символизирующие официальное признание новой республики.
- 1788 — Массачусетс ратифицировал Конституцию США и стал шестым штатом.
- 1795 — О своей независимости от Нидерландов и Голландской Ост-индской компании объявили жители дистрикта Капской колонии — Храфф-Рейнет. Создана первая бурская республика.
XIX век
- 1806 — Наполеоновские войны: Бой при Сан-Доминго — бой между британской и французской эскадрами у острова Санто-Доминго, между мысами Нисао и Каталана. Последний классический эскадренный бой века паруса.
- 1807 — Бой при Гофе.
- 1813 — Премьера оперы «Танкред» Джоаккино Россини в театре «Ла Фениче» в Венеции.
- 1815 — Джон Стивенс получил грант штата Нью-Джерси на строительство железной дороги «прямиком от реки Делавэр, через Трентон, к реке Реритэн, и около Нью-Брансуика». Это первая в США железная дорога не промышленного назначения.
- 1819 — Сэр Томас Стамфорд Раффлз, представитель Британской Ост-Индской компании, заключил договор с султаном Джохора об организации в Сингапуре торговой зоны с разрешением иммиграции разных этнических групп.
- 1820 — Первые 86 афроамериканских иммигрантов при поддержке Американского колонизационного общества начали переселение на территорию современной Либерии.
- 1822 — китайское судно «Тэк Синг» (англ. Tek Sing) наскочило на рифы близ острова Банка; погибло 1600 человек (второе, по числу жертв, кораблекрушение XIX века после гибели «Султанши»).
- 1832 — На Лондонской конференции 1832 года, признавшей независимую Грецию под протекторатом великих держав: (Англии, России, Франции), Оттон I был избран Королём Греции.
- 1840 — Англичане подписали с маорийскими вождями Договор Вайтанги, по которому последние уступили английской королеве «все права и полномочия суверенитета» и получали земельные гарантии и «права и привилегии субъектов Британии». Новая Зеландия стала колонией Великобритании.
- 1851 — Пожар буша в штате Виктория уничтожил 5 миллионов гектар буша (четверть штата). Так называемый «Чёрный четверг». Погибло 12 человек.
- 1862 — Гражданская война в США: Битва при Форт-Генри. Это была первая важная победа Союза и генерала Улисса Гранта на Западном театре военных действий.
- 1880 — Австрийским астрономом Иоганном Пализой, в обсерватории города Пула, Хорватия, открыт крупный астероид главного пояса Медея.
- 1886 — Клеменc Винклер открыл германий, предсказанный Д. И. Менделеевым «экасилиций». Его открытие оказалось лучшим на то время подтверждением теории Менделеева.
- 1888 — Йиллис Бильдт становится премьер-министром Швеции.
- 1891 — Антонио Старабба становится председателем Совета министров Италии.
- 1899 — Американский сенат ратифицировал парижский договор, положивший конец Испано-американской войне 1898 года.
- 1900 — русский учёный Александр Степанович Попов впервые в мире передал по радио сигнал бедствия в море (радиограмма командиру ледокола «Ермак»).
XX век
- 1918 — Британский парламент принял закон, открывавший доступ к выборам женщинам старше 30 лет, являющимся главой семейства или состоящим в браке с главой семейства, либо окончившим университет.
- 1919 — В Национальном театре Веймара состоялось первое заседание Веймарского учредительного собрания.
- 1921 — Юзеф Пилсудский вручил французскому городу Вердену орден «Virtuti Militari». Верден стал вторым (после Львова) городом, награждённым этим орденом (за Сентябрьскую войну орден получила также Варшава).
- 1922
- США, Великобритания, Франция, Италия и Япония заключили Вашингтонское соглашение об ограничении морских вооружений, лимитирующий этот вид вооружений.
- Кардинал Ахилл Ратти был избран римским папой, приняв имя Пий XI. Он стал наследником папы Бенедикта XV.
- 1930 — Открылся Центральный академический театр Советской Армии (до 1951 года назывался Центральным театром Красной Армии — ЦТКА, ныне — Центральный академический театр Российской армии).
- 1934 — Кризис 6 февраля 1934 года во Франции. Как результат дела Ставиского, правые антиреспубликанские силы устроили на Елисейских полях в Париже демонстрацию, вылившуюся в неудачную попытку фашистского путча.
- 1936 — В Гармиш-Партенкирхене стартовали IV зимние Олимпийские игры. Открывал игры Адольф Гитлер.
- 1940 — Нацистский архитектор Фридрих Пабст представляет руководству Рейха план перестройки Варшавы (т. н. «План Пабста»), предусматривающий полное разрушение города и строительство на его месте немецкого города со 130 тысячным населением (довоенное население Варшавы 1.5 миллиона).
- 1942
- Калининский фронт: 9-я немецкая армия нанесла контрудар по войскам 29-й армии Калининского фронта с востока (со стороны Ржева) и с запада (из р-на Оленино), перерезала основные коммуникации 39-й армии и 11-го кавкорпуса, изолировала, а затем и окружила войска 29-й армии.
- Тихоокеанский театр военных действий Второй мировой войны: Японская авиация провела первый воздушный налёт на Палембанг. Началась битва за Суматру.
- 1943 — Образована Курганская область.
- 1945 — В Лондоне начинает работать I Всемирная конференция профсоюзов, организованная Британским конгрессом тред-юнионов. Создаётся Всемирная федерация профсоюзов.
- 1947 — Юзеф Циранкевич становится премьер-министром Польской Народной Республики.
- 1948 — Венгерский физик Золтан Бай впервые получил эхосигнал от Луны. Рождение радиолокационной астрономии.
- 1950 — МиГ-17 стал первым серийным самолётом, превысившим скорость звука в горизонтальном полёте.
- 1951 — Операция «Ranger»: На ядерном полигоне в Неваде проведён испытательный ядерный взрыв «Fox», мощностью 22 кт.
- 1952 — На престол взошла Елизавета II, правящая королева и глава государства Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии, глава 15 государств Содружества Наций.
- 1957 — Дадли Аллен Бак представляет криотрон — сверхпроводниковый переключательный элемент.
- 1958 — В Мюнхене разбился самолёт с футбольной командой «Манчестер Юнайтед» на борту. Среди 23 погибших было восемь футболистов клуба.
- 1959
- Первый запуск американской жидкостной двухступенчатой межконтинентальной баллистической ракеты с моноблочной головной частью из семейства Титан, Титан-1.
- Американский учёный и инженер Джек Килби работавший в Texas Instruments (TI), получает патент ([www.google.com/patents/about?id=O89pAAAAEBAJ&dq= U.S. Patent 3,138,743]) на изобретение интегральной схемы. В 2000 году, за это изобретение, он стал лауреатом Нобелевской премии по физике.
- 1968
- В Гренобле открылись X зимние Олимпийские игры. Открывал игры Шарль де Голль.
- Советским астрономом Людмилой Черных в Крымской обсерватории, открыт астероид главного пояса «Гагарин».
- 1969
- Провозглашена независимая Республика Ангилья. 19 марта на остров высадились британские десантники и 40 полицейских из Лондона для восстановления порядка, они не встретили сопротивления. Ангилья осталась «полузависимым государством», заморским владением Великобритании.
- Врач-ортопед Виктор Дега становится первым кавалером ордена Улыбки.
- 1978 — Ранасингхе Премадаса стал премьер-министром Шри-Ланки.
- 1981 — Атаками частей Народной армии сопротивления в округе Мубенде, началась Гражданская война в Уганде или, как её ещё называют, «Война в кустах».
- 1984 — В зоне бразильских интересов в Антарктике на берегу Адмиралтейского залива на острове Ватерлоо (Кинг-Джордж) (Южные Шетландские острова), открыта бразильская антарктическая станция «Команданте Феррас».
- 1985 — организован Главкосмос СССР.
- 1986 — Свергнут президент Гаити Жан-Клод Дювалье.
- 1987
- Запуск космического корабля «Союз ТМ-2», пилотируемого космонавтами Ю. Романенко и А. Лавейкиным.
- В море у Папуа Новой Гвинеи разбивается самолёт Embraer Bandeirante 110P2 компании Talair. Из 17 человек на борту погибают 14.
- В Швеции учреждена в память Улофа Пальме ежегодная Премия Улофа Пальме, присуждаемая за выдающиеся достижения в правозащитной деятельности.
- 1988 — Основана шведская правоконсервативная политическая партия Шведские демократы.
- 1989 — В Варшаве, в здании Совета Министров ПНР, начинаются переговоры «Круглого Стола» между властями Польской Народной Республики и польской оппозицией. С правительственной стороны переговоры возглавлял генерал Чеслав Кищак, с оппозиционной — лидер «Солидарности» Лех Валенса. Было достигнуто соглашение о глубоких политических и экономических изменениях, в результате которых Польша перешла к демократии и рыночной экономике, возникла Третья Речь Посполитая.
- 1992 — Создан Совет руководителей статистических служб СНГ и Межгосударственный статистический комитет СНГ.
- 1994 — Президентские выборы в Финляндии. По результатам голосования президентом страны был избран Мартти Ахтисаари.
- 1996
- Boeing 757 турецкой авиакомпании «Birgenair», летевший рейсом из Пуэрто-Плата (Доминиканская Республика) во Франкфурт-на-Майне, потерпел аварию вскоре после взлёта. 189 человек погибли.
- Принят Флаг Эфиопии.
- 1997 — Конгресс Эквадора проголосовал за смещение с поста президента страны Абдалы Букарама на основании несоответствия его умственных способностей занимаемой должности.
- 1998 — Вашингтонский национальный аэропорт переименован в «Национальный аэропорт имени Рональда Рейгана».
- 1999 — Под эгидой Контактной группы (страны НАТО и Россия) прошли переговоры между югославскими властями и косовскими албанцами в замке Рамбуйе под Парижем, в попытке прекратить войну в Косово. Переговоры закончились безрезультатно.
- 2000
- Вторая чеченская война: взятие Грозного российской армией. Исполняющий обязанности Президента РФ Владимир Путин объявил о завершении операции по освобождению Грозного.
- Глава МИДа Финляндии Тарья Халонен стала первой женщиной-президентом в этой стране.
XXI век
- 2001
- Ариэль Шарон победил на прямых выборах премьер-министра Израиля.
- Папа Римский Иоанн Павел II избрал святого Исидора Севильского покровителем Интернета[3]
- 2004 — Произошёл мощный взрыв в вагоне поезда между станциями «Автозаводская» и «Павелецкая» московского метро. Погиб 41 человек, ранено более 250. В организации взрыва были обвинены чеченские террористы.
- 2006 — Стивен Харпер был назначен премьер-министром Канады.
- 2008 — Извержение вулкана Тунгурауа в Эквадорских Андах (Кордильера Реаль), на территории национального парка Сангай. Два населённых пункта в центральном Эквадоре засыпало пеплом.
- 2009
- Четвёртая Иламская война: Войска армии Шри-Ланки берут штурмом последнюю на Северном фронте базу флота Тигров освобождения Тамил-Илама, Халаи.
- Ника Гилаури утверждён парламентом Грузии в должности премьер-министра Грузии.
- Президент Венесуэлы Уго Чавес объявил об аресте двух капитанов Национальной гвардии, подозреваемых в организации заговора против правительства и «подготовке дестабилизационных планов» против самого Чавеса.
Родились
См. также: Категория:Родившиеся 6 февраля
До XVIII века
- 1665 — Анна Стюарт, британская королева.
- 1692 — Иван Антонович Черкасов, барон (с 1742), тайный советник, кабинет-секретарь Петра I, Екатерины I, Елизаветы Петровны (ум. 1758).
XVIII век
- 1710 — Пол Уайтхед, английский поэт-сатирик (ум. 1774).
- 1721 — Кристиан Фридрих Хейнекен, «младенец из Любека».
- 1753 — Эварист Дезире де Форж Парни, французский поэт.
- 1756 — Аарон Бёрр, третий вице-президент США, путешественник (ум. 1836).
XIX век
- 1812 — Бертольд Дамке, немецкий композитор (ум. 1875).
- 1821 — Григорий Захарович Елисеев, русский журналист и публицист.
- 1829 — Владимир Степанович Курочкин, русский драматург, переводчик, издатель.
- 1834
- Эдвин Клебс, немецкий бактериолог и патологоанатом.
- Дурси Пендер, американский генерал, участник Гражданской войны на стороне Юга. (ум. 1863)
- 1838 — Джон Генри Ирвинг, английский актёр-трагик.
- 1838 — Хафец-Хаим, крупнейший раввин, галахист и моралист (ум. 1933).
- 1844 — Карл Удель, австрийский виолончелист и музыкальный педагог. ум. 1927).
- 1855 — Василий Ильич Сафонов, русский дирижёр, пианист, педагог (ум. 1918).
- 1855 — Фёдор Александрович Куманин, русский театральный критик, издатель и драматург-переводчик.
- 1861 — Николай Дмитриевич Зелинский, химик-органик, академик АН СССР (1929), Герой Социалистического Труда (1945).
- 1876 — Эжен Анри Гравлот, французский фехтовальщик, чемпион летних Олимпийских игр 1896 и первый чемпион Игр от Франции. (ум. 1939).
- 1879 — Джожеф Дикин, британский легкоатлет, чемпион летних Олимпийских игр 1908. (ум. 1972).
- 1882 — Вальтер Якобссон, финский фигурист (ум. 1957).
- 1884 — Марсель Коэн, французский лингвист, профессор (ум. 1974).
- 1885 — Чарльз Барлетт, британский велогонщик, чемпион летних Олимпийских игр 1908. (ум. 1968).
- 1886 — Луи Пьерар, бельгийский поэт, публицист и политический деятель. (ум. 1951).
- 1889 — Ксения Держинская, русская советская оперная певица (ум. 1951).
- 1890 — Гарри Камерон, канадский хоккеист (ум. 1953).
- 1892 — Иван Лойко (ум. 1936), русский лётчик-ас Первой мировой войны.
- 1893 — Вадим Габриэлевич Шершеневич, поэт, переводчик, один из основателей и главных теоретиков имажинизма. (ум. 1942).
- 1894 — Григорий Петников, поэт, переводчик (ум. 1971).
- 1894 — Михаил Эдишерович Чиаурели, грузинский режиссёр и кинодраматург, народный артист СССР (ум. 1974).
- 1895 — Пол Брегг, диетолог, пионер американского движения за здоровый образ жизни, известен в России своей книгой «Чудо голодания» (ум. 1976).
- 1895 — Франц Радзивилл, немецкий художник, работал в стиле «новой вещественности» (ум. 1983).
- 1895 — Бейб Рут, американский бейсболист (ум. 1948).
- 1898 — Алла Константиновна Тарасова, знаменитая актриса МХАТа (ум. 1973).
- 1900 — Гай Дуглас Гамильтон Уоррак, шотландский дирижёр и композитор (ум. 1986).
XX век
- 1903
- Клаудио Аррау, чилийский пианист (ум. 1991).
- Семён Долидзе, грузинский кинорежиссёр.
- Владислав Глинка, историк и писатель, заслуженный работник культуры (ум. 1983).
- 1905
- Ян Верих, чешский актёр, драматург и писатель (ум. 1980).
- Владислав Гомулка, польский политический деятель, один из организаторов Польской рабочей партии (ум. 1982).
- 1908 — Аминторе Фанфани, итальянский политик (ум. 1999).
- 1911 — Рональд Рейган, 40-й президент США (с 1981 по 1989), республиканец.
- 1913 — Мэри Лики, британский и кенийский антрополог и археолог (ум. 1996).
- 1914 — Аркадий Александрович Кулешов, народный поэт Белоруссии (ум. 1978).
- 1916 — Джек Балмер, английский футболист, легенда Ливерпуля.
- 1922
- Патрик Макни, Английский актёр, продюсер.
- Йост Михаэльс, немецкий кларнетист, пианист и музыкальный педагог.(ум. 2004).
- Александр Свободин, театровед, театральный и художественный критик, журналист, драматург, историк. (ум. 1999).
- 1924 — Анатолий Рубинов, российский журналист, публицист, писатель.
- 1925 — Прамудья Ананта Тур, индонезийский писатель. (ум. 2006).
- 1926
- Жан-Бернар Рэмон, французский политический деятель.
- Владимир Заманский, российский актёр театра и кино, народный артист РСФСР (1988).
- 1928 — Аллан Мельцер, американский экономист.
- 1929
- Колин Мёрдок, новозеландский фармацевт, в 1956 году изобрёл и запатентовал одноразовый пластиковый шприц (ум. 2008).
- Валентин Янин, историк и археолог, действительный член Российской академии наук, доктор исторических наук
- 1931 — Рикардо Видаль, Филиппинский кардинал.
- 1932
- Франсуа Трюффо, французский актёр, режиссёр, продюсер, один из основоположников новой волны в киноискусстве.
- Камило Сьенфуэгос Горриаран, народный герой Кубы, один из руководителей Повстанческой армии во время борьбы против диктатуры Батисты.
- 1933 — Вера Карпова, советская и российская актриса театра и кино, народная артистка РСФСР.
- 1938 — Спартак Ахметов, советский учёный, поэт, писатель-фантаст. (ум. 1996).
- 1939 — Алексей Корнеев, советский футболист, защитник (ум. 2004).
- 1942 — Валентина Титова, советская и российская актриса театра и кино. Являлась супругой Владимира Басова.
- 1945 — Боб Марли, музыкант, король регги.
- 1951 — Жак Вильре, французский киноактёр, комик.
- 1958 — Андрей Лазарчук, русский писатель литературной и философской фантастики, переводчик.
- 1960 — Игорь Матвиенко, продюсер, композитор, создатель групп Любэ, Иванушки International, Корни, «Фабрика», «КуБа».
- 1961
- Сергей «Чиж» Чиграков, российский рок-музыкант, лидер группы Чиж & Co.
- Константин Эрнст, продюсер, телеведущий.
- 1962 — Эксл Роуз (наст. Уильям Брюс Бейли-Роуз), солист хард-рок группы Guns N’ Roses.
- 1964 — Андрей Звягинцев, российский кинорежиссёр, актёр, сценарист.
- 1967 — Олег Куваев, мультипликатор, режиссёр, звукорежиссёр («Масяня», «Магазинчик БО», «6,5», «Чердачок»).
- 1968 — Акира Ямаока, японский композитор, мультиинструменталист, наиболее известен благодаря своей музыке к игровому сериалу Silent Hill.
- 1971 — Пётр Чернышёв, советский, российский и американский фигурист.
- 1973 — Андрей Князев, бывший солист группы «Король и Шут».
Скончались
См. также: Категория:Умершие 6 февраля
До XIX века
- 780 — Никита I — патриарх Константинопольский.
- 1685 — Шарль Ле Лонгуйе (Charles le Moyne, sieur de Longueuil) (р. 1626), французский колонист Канады, исследователь индейских языков.
- 1725 — Сулхан Орбелиани (в монашестве Саба), грузинский писатель, учёный, политический деятель, сторонник просвещённого абсолютизма (р. 1658).
- 1740 — Клемент XII (в миру Лоренцо Корсини) (р. 1652), Папа римский (1730—1740 гг.).
- 1793 — Карло Гольдони, итальянский драматург.
XIX век
- 1804 — Джозеф Пристли, английский священник, химик, философ-материалист (р. 1733).
- 1833 — Фаусто Элуяр (Fausto de Elhuyar y de Suvisa) (р. 1755), испанский химик.
- 1850 — Дмитрий Николаевич Бантыш-Каменский, историк (р. 1788).
- 1873 — Васил Левский (настоящая фамилия Иванов) (р. 1837), болгарский революционный демократ; казнён турками.
- 1881 — Константин Андреевич Тон, один из крупнейших архитекторов XIX века.
- 1894 — Теодор Бильрот, немецкий хирург, один из основоположников абдоминальной хирургии (р. 1829).
- 1895 — Александр Агеевич Абаза, государственный деятель, гофмейстер Императорского двора, почётный академик (р. 1821).
- 1900 — Пётр Лаврович Лавров (р. 1823), философ, публицист, идеолог народничества.
XX век
- 1905 — Наркевич-Иодко, Яков Оттонович (р. 1847), белорусский учёный-естествоиспытатель, врач, изобретатель электрографии и беспроволочной передачи электрических сигналов, профессор электрографии и магнетизма.
- 1918 — Густав Климт (р. 1862), австрийский художник-модернист («Подруги», «Адам и Ева», «Дитя», «Саломея», «Поцелуй», «Юдифь»).
- 1937 — Пьер Адольфо Тиринделли (р. 1858), итальянский скрипач, композитор, педагог.
- 1952 — Георг VI, король Великобритании.
- 1952 — Георгий Семёнович Шпагин, конструктор стрелкового оружия (р. 1897).
- 1966 — Вилис Лацис (р. 1904), латвийский писатель, советский государственный деятель, лауреат Государственной премии («Сын рыбака»). В советское время был министром внутренних дел и председателем Совета министров ЛССР (1946—1959 гг.).
- 1967 — Мартин Кароль (настоящее имя Мари Луиз Муре) (Martine Carol — Marie-Louise-Jeanne Mourer) (р. 1922), французская киноактриса.
- 1971 — Матвей Александрович Гуковский (род. 1898), историк, искусствовед.
- 1985 — Джеймс Хедли Чейз, английский писатель, автор многочисленных детективов (р. 1906).
- 1991 — Сальвадор Эдуард Лурия (Salvador Edward Luria) (р. 1912), итало-американский биолог, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине 1969 года «за открытие механизмов репликации и генетической структуры вирусов» (совместно с М. Дельбрюком (Max Delbrück) и А. Херши (Alfred Day Hershey)).
- 1994 — Джозеф Коттен (Joseph Cheshire Cotten), американский киноактёр (р. 1905).
- 1998 — Танака Тосиаки (род. 1935) — японский игрок в настольный теннис, многократный победитель мировых чемпионатов.
XXI век
- 2002 — Макс Перутц (Max Ferdinand Perutz) (р. 1914), британский биохимик.
- 2008 — Тони Рольт, последний доживший до наших дней участник самой первой гонки чемпионата мира Формулы 1, Гран При Великобритании’50.
- 2010 — Виталий Иванович Попков (р. 1922), дважды Герой Советского Союза, генерал-лейтенант авиации в отставке.
- 2011 — Гэри Мур (р.1952), ирландский гитарист, певец, автор песен.
Народный календарь, приметы и фольклор Руси
- Аксинья-полухлебница: Со дня преподобной Ксении полагают, что до нового урожая нужно столько же хлеба, сколько уже съедено.
- Прошла половина времени от старого до нового хлеба.
- Озимое зерно пролежало половину срока до исхода.
- Цены на хлеб до нового устанавливаются.
- Аксинья Полузимница: Перелом зимы на Руси.
- Полузимница пополам, да не равно (делит зиму) — к весне мужику тяжелее.
- Аксинья Весноуказательница: Какова погода в этот день, такова и весна.
- Коли на Аксинью ясно и греет солнце — и весна будет красной.
- Метель на Весноуказательницу предвещает позднюю весну[4].
- На Аксинью гадали о ценах на хлеб в ближайшее время и на будущий урожай: брали печёный хлеб и взвешивали его сначала вечером, а потом утром. Коли вес оставался неизменным — цена на хлеб не изменится. Если за ночь вес уменьшался — значит, хлеб подешевеет, а если увеличивался, то подорожает
- Тимофей-полузимник[5].
См. также
|
6 февраля в Викиновостях? |
|---|
Напишите отзыв о статье "6 февраля"
Примечания
- ↑ [www.calend.ru/holidays/0/0/1270 День саамского народа — 6 февраля.]
- ↑ Mospat.Ru, Pravoslavie.Ru, Drevo-Info.Ru
- ↑ [netoscope.ru/news/2001/02/07/1472.html На выборах святого покровителя Интернета Исидор обошел Теклу и Педро]
- ↑ [www.kharchenko.com/date/feb/06.php Времена. 6 февраля.]
- ↑ [www.neptun8.ru/Literatura/Primeti02_06.htm Народные приметы 6 февраля.]
Отрывок, характеризующий 6 февраля
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.
На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
