7,62 ITKK 31 VKT

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
7,62 ITKK 31 VKT

Тип: зенитный пулемёт
Страна: Финляндия Финляндия
История службы
Годы эксплуатации: 1933—1960 годы
На вооружении:

Финляндия

Войны и конфликты: Советско-финская война (1939—1940), Советско-финская война (1941—1944)
История производства
Конструктор: Аймо Лахти
Разработан: 1933 год
Годы производства: 19331944
Всего выпущено: 507
Характеристики
Патрон: 7,62×53 мм R
Калибр, мм: 7,62
Скорострельность,
выстрелов/мин:
2 × 900
Начальная скорость пули, м/с: 800
Прицельная дальность, м: 600
Максимальная
дальность, м:
1000
Вид боепитания: металлическая патронная лента на 250 патронов
7,62 ITKK 31 VKT7,62 ITKK 31 VKT

7,62 ITKK 31 VKT — финская зенитная пулемётная установка калибра 7,62 мм, применявшаяся финской армией во Второй мировой войне. Разработана известным финским оружейником Аймо Лахти. В период с 1933 по 1944 год изготовлено 507 экземпляров установки в двух модификациях — базовый вариант 7,62 ItKk/31 VKT и модернизированный вариант 7,62 ItKk/31-40 VKT[1][2].





История создания

В 1920-х годах Финляндия была молодым государством, лишь недавно добившимся независимости. Большая часть вооружения финской армии досталась ей от царской армии, в том числе и небольшое количество устаревшего зенитного оружия. Для улучшения положения с зенитным вооружением финны решили разработать специализированные зенитные пулемёты, поскольку имевшиеся у них станковые пулемёты Максима не годились в качестве зенитных. План предусматривал изготовление в 1930—1934 годах 125 крупнокалиберных 13,2-мм пулемётов и 125 пулемётов калибра 7,62 мм. Разработку нового оружия поручили Аймо Лахти[1].

7,62 ItKk/31 VKT

Прототип зенитной установки калибра 7,62 мм был создан в 1931 году и принят на вооружение под обозначением 7,62 mm kaksoisilmatorjuntakonekivääri m 31 или 7,62 ItKk 31 («7,62-мм спаренный зенитный пулемёт образца 1931 года»). Заказ на изготовление 130 установок был передан Государственному оружейному заводу (VKT) в 1933 году. 22 июня 1934 года первые установки были переданы вооружённым силам. В 1940 году были изготовлены ещё 10 штук. Общее количество произведённых установок этой модели составило 140 штук[1][2].

Конструктивно установка 7,62 ItKk/31 VKT представляла спарку пулемётов Максима с увеличенным темпом стрельбы и заменой тканевой патронной ленты на металлическую звеньевую ленту общей ёмкостью 250 патронов. Благодаря этим усовершенствованиям скорострельность финской зенитной установки составляла 900 выстрелов в минуту на один ствол. Ещё одним отличием от «максимов» стала система охлаждения стволов: воздушное вместо водяного. Кожух охлаждения ствола конструктивно напоминал кожух более ранней разработки Лахти — ручного пулемёта Лахти-Салоранта М-26. Пулемёты устанавливались спаренно, патронные ящики находились справа и слева от спарки. Снизу под спаркой размещались два короба для сбора звеньев патронных лент и стреляных гильз[2][3].

Основанием для пулемётов служила массивная тумбовая установка конической формы образца 1931 года (M/31) высотой 135 см.

7,62 ItKk/31 VKT обслуживал пулемётный расчёт из шести человек[2][3]:

  • командир расчёта,
  • наводчик пулемёта,
  • два заряжающих,
  • два подносчика патронов.

7,62 ItKk/31-40 VKT

Уже в 1930-х годах эксплуатация зенитных установок 7,62 ItKk/31 VKT выявила их недостатки. Так, при стрельбе стволы «уводило» вверх, что ухудшало точность. Во время Советско-финской войны проявились и другие недостатки: установка из-за тяжести оказалась неудобной для перемещения в боевых условиях, а калибр оружия уже не был достаточным для борьбы с самолётами. Последний недостаток усугублялся тем, что разработка зенитного пулемёта калибра 13,2 мм не продвинулась дальше создания прототипа и вскоре работы по нему были остановлены. Проблема недостаточности калибра не могла быть решена в тех условиях, однако конструкцию пулемёта всё же можно было усовершенствовать[2].

Главные улучшения, внедрённые в конструкцию:

  • Тяжёлый ствол,
  • Более массивный кожух ствола с большим количеством отверстий для циркуляции воздуха,
  • Конический дульный тормоз, отводящий пороховые газы вверх,
  • Новый прицел,
  • Треножная установка вместо тумбовой.

17 марта 1941 года заводу VKT были заказаны 240 установок новой модификации, ещё 82 должны были быть поставлены позднее. Производство было отложено из-за вступления Финляндии в войну против СССР. Завод приступил к производству только в 1943 году. Всего изготовили 367 зенитных установок, из них большую часть — в 1944 году. Часть установок была готова только после завершения войны. Некоторые установки образца 1931 года были приведены к новому стандарту в ходе ремонта[2].

Служба

7,62 ItKk/31 VKT и 7,62 ItKk/31-40 VKT в годы Второй мировой войны являлись самыми распространёнными зенитными пулемётами финской армии. Они состояли на вооружении пулемётных взводов и рот, позднее их использовали в качестве средств ближней ПВО зенитных батарей. После окончания войны и вплоть до 1960-х годов спаренные пулемёты использовали в качестве учебных. Установки хранились на военных складах финской армии вплоть до 1986 года, когда их признали устаревшими. На момент снятия с вооружения на складах хранились 467 спаренных пулемётов, в том числе — 41 установка образца 1931 года. После снятия с вооружения часть установок была передана в музеи, оставшиеся были утилизированы[2].

См. также

Напишите отзыв о статье "7,62 ITKK 31 VKT"

Примечания

  1. 1 2 3 Vehviläinen, 2005, pp. 85–86.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 Vehviläinen, 2005, pp. 210–215.
  3. 1 2 [www.jaegerplatoon.net/AAMG.htm#762ItKk31 Anti-Aircraft Machineguns] (англ.). Проверено 31 декабря 2014.

Литература

  • Vehviläinen, Raimo; Lappi, Ahti; Palokangas, Markku. tsenäisen Suomen ilmatorjuntatykit 1917-2000. — Jyväskylä: Sotamuseo, 2005. — ISBN 952-91-8449-2.


Отрывок, характеризующий 7,62 ITKK 31 VKT

– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]