7-й гвардейский танковый корпус

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: #AA0000; background-color: #BDB76B" colspan="2"> Боевой путь </td></tr>
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: #AA0000; background-color: #BDB76B" colspan="2"> 7-й гвардейский танковый корпус </td></tr>
Награды:
Почётные наименования: Киевский
Берлинский
Войска: сухопутные войска
Род войск: танковые войска
Формирование: 27 июля 1943 года
Расформирование (преобразование): июль 1946 года
Предшественник: 15-й танковый корпус (СССР)
Преемник: 7-я гвардейская танковая дивизия
Орловская наступательная операция
Черниговско-Полтавская операция
Сумско-Прилукская наступательная операция
Киевская наступательная операция
Киевская оборонительная операция (1943)
Днепровско-Карпатская операция
Житомирско-Бердичевская операция
Проскуровско-Черновицкая наступательная операция
Львовско-Сандомирская операция
Висло-Одерская операция
Сандомирско-Силезская операция
Нижне-Силезская наступательная операция
Берлинская наступательная операция
Пражская операция

7-й гвардейский танковый корпус — оперативное войсковое объединение в составе ВС СССР.





История

Приказом НКО СССР № 0404с от 26 июля 1943 года 15-й танковый корпус был преобразован в 7-й гвардейский танковый корпус.

В июле 1945 года 7-й гвардейский танковый корпус был преобразован в 7-ю гвардейскую танковую дивизию.

В составе действующей армии

  • с 26.07.1943 по 14.08.1943
  • с 10.09.1943 по 06.09.1944
  • с 28.10.1944 по 11.05.1945

Полное название

7-й гвардейский танковый Киевско-Берлинский ордена Ленина, дважды Краснознаменный, орденов Суворова корпус

Состав корпуса

Корпусные части:

  • 146-й отдельный гвардейский батальон связи (до 29.08.1943 — 439-й отдельный батальон связи)
  • 121-й отдельный гвардейский саперный батальон (до 29.08.1943 — 135-й отдельный саперный батальон)
  • 8104-я отдельная рота химзащиты
  • 15-я отдельная автотранспортная рота подвоза ГСМ
  • 71-я полевая авторемонтная база
  • 96-я полевая танкоремонтная база
  • авиазвено связи
  • 26-й полевой автохлебозавод
  • 1928-я полевая касса Госбанка, с 01.01.1944
  • 2121-я военно-почтовая станция

Командование корпуса

Командиры корпуса

Заместители командира корпуса по строевой части

Заместитель командира корпуса по технической части

до 2 августа 1944 помощник командира корпуса по технической части

Начальники штаба корпуса

Начальник артиллерии

Заместитель командира по тылу

Фронтовая газета

7 гвардейский танковый корпус выпускал фронтовую газету «Знамя Родины», в которой работал Марк Михайлович Пратусевич, поэт-дилетант Серебряного века

Отличившиеся воины

Герои Советского Союза.

64 воина корпуса удостоены звания Героя Советского Союза[1], среди них:

Управление корпуса:

54 гвардейская танковая Васильковская ордена Ленина Краснознамённая орденов Суворова и Богдана Хмельницкого бригада:

О Героях Советского Союза бригады смотрите 54-я гвардейская танковая бригада.

55 гвардейская танковая Васильковская ордена Ленина Краснознаменная орденов Суворова и Богдана Хмельницкого бригада:

56 гвардейская танковая Васильковско-Шепетовская ордена Ленина Краснознамённая орденов Суворова и Кутузова бригада:

23 гвардейская мотострелковая Васильковская ордена Ленина дважды Краснознамённая ордена Суворова бригада:

384 гвардейский тяжелый самоходно-артиллерийский Ченстоховский ордена Красной Звезды полк:

702 самоходно-артиллерийский Львовский ордена Красной Звезды полк:

1894 самоходно-артиллерийский ордена Богдана Хмельницкого полк:

467 гвардейский миномётный полк реактивной артиллерии:

287 гвардейский зенитный артиллерийский полк:

8 отдельный гвардейский разведывательный батальон:

4 отдельный гвардейский мотоциклетный Пражский ордена Красной Звезды батальон:

дважды удостоены этого звания:

Кавалеры ордена Славы 3-х степеней.[2]

  • Джалалов, Халмат, гвардии старший сержант, командир пулемётного отделения 55 гвардейской танковой бригады.
  • Кривонос, Фёдор Андреевич, гвардии младший сержант, командир отделения разведки 121 отдельного гвардейского сапёрного батальона.
  • Лисунов, Василий Филиппович, гвардии ефрейтор, стрелок-автоматчик роты управления 55 гвардейской танковой бригады. Погиб в бою 29 апреля 1945 года.
  • Чижков, Николай Иванович, гвардии ефрейтор, телефонист роты управления 23 гвардейской мотострелковой бригады.

Напишите отзыв о статье "7-й гвардейский танковый корпус"

Литература

  • Освобождение Киева // Краснознамённый Киевский :Очерки истории Краснознамённого Киевского военного округа (1919—1979). — 2-е изд., испр. и доп. — Киев: изд-во политической литературы Украины, 1979. — С. 249—253.

Примечания

  1. Герои Советского Союза. Краткий биографический словарь в двух томах — М.: Воениздат, 1987.
  2. Кавалеры ордена Славы трех степеней. Краткий биографический словарь - М.: Военное издательство,2000.

Ссылки

  • [tankfront.ru/ussr/tk/gvtk07.html 7-й гвардейский танковый корпус]


Отрывок, характеризующий 7-й гвардейский танковый корпус

Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.