7-й гвардейский механизированный корпус
Поделись знанием:
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.
(перенаправлено с «7-й гв. мк»)
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: #AA0000; background-color: #BDB76B" colspan="2">  7-й гвардейский механизированный корпус7-й гв. мк </td></tr> | |
| Награды: |  
|
| Почётные наименования: | Нежинский Кузбасский |
| Войска: | сухопутные войска |
| Род войск: | механизированные войска |
| Формирование: | 26 июля 1943 года |
| Расформирование (преобразование): | 2009 |
| Предшественник: | 2-й механизированный корпус |
| Преемник: | 11-я гвардейская мотострелковая Нежинско-Кузбасская ордена Суворова дивизия |
Великая Отечественная война
| |
7-й гвардейский механизированный Нежинско-Кузбасский ордена Суворова корпус — оперативно-тактическое войсковое соединение в составе ВС СССР.
Содержание
История
Приказом НКО № 0404 от 26 июля 1943 года 2-й механизированный корпус был преобразован в 7-й гвардейский механизированный корпус за героизм и отвагу, стойкость и мужество личного состава в боях с немецко-фашистскими захватчиками, а также за образцовое выполнение боевых заданий, проявленные в ходе Орловской наступательной операции.Полное название
7-й гвардейский механизированный Нежинско-Кузбасский ордена Суворова корпус
Состав корпуса
- Управление корпуса
- 24-я гвардейская механизированная бригада
- 13-й танковый полк
- 25-я гвардейская механизированная бригада
- 12-й танковый полк
- 26-я гвардейская механизированная бригада
- 215-й танковый полк
- 57-я гвардейская танковая бригада (бывшая 33-я)
- Корпусные части:
- 147-й отдельный гвардейский батальон связи (до 01.10.1943 - 772-й отдельный батальон связи)
- 122-й отдельный гвардейский саперный батальон (до 11.09.1943 - 19-й отдельный саперный батальон)
- 76-й отдельный ремонтно-восстановительный батальон (28.12.1944 - переформирован в 555-ю ПТРБ и 556-ю ПАРБ)
- 555-я полевая танкоремонтная база, с 28.12.1944
- 556-я полевая авторемонтная база, с 28.12.1944
- 153-я отдельная рота химзащиты
- 25-я отдельная автотранспортная рота подвоза ГСМ
- авиазвено связи, с 10.07.1943
- 167-й полевой автохлебозавод
- 1774-я полевая касса Госбанка
- 2295-я военно-почтовая станция
Подчинение
В составе действующей армии:с 25.07.1943 по 26.10.1943; с 27.10.1944 по 11.05.1945
- В декабре 1943 г. корпус был выведен в резерв Ставки и лишь в сентябре 1944 г. был передан в состав 3-го Белорусского фронта, а с января 1945 г. - 1-го Украинского фронта.
Командование корпуса
Командиры корпуса
- 26.06.1943 - 11.05.1945 Корчагин, Иван Петрович, генерал-лейтенант т/в
Начальники штаба корпуса
- с июля 1943 по октябрь 1943 Пнтровский, Владимир Герасимович, полковник
26.06.1943 - 00.03.1944 Шаповалов, Михаил Дмитриевич, полковник 00.03.1944 - 11.05.1945* Баринов, Давид Маркович, генерал-майор т/в
Заместитель командира корпуса по строевой части
- до апреля 1945 Максимов, Владимир Константинович, генерал-майор т/в (погиб 19.04.1945)
- до конца войны Кремер, Семён Давидович, генерал-майор т/в
Начальники политотдела
- 25.07.1943 - 09.05.1945* КУДИНОВ, Никанор Григорьевич, полковник
Награды и почётные наименования
- «Гвардейский». Приказом Народного Комиссара обороны СССР от 26 июля 1943 года за проявленную отвагу в боях с немецкими захватчиками, стойкость, мужество, дисциплинированность и героизм личного состава, проявленные в ходе Орловской наступательной операции. преобразован 7-й гвардейский механизированный корпус
-
— Указ Президиума ВС СССР от 04.06.1945 За образцовое выполнение заданий командования в боях с немецкими захватчиками при овладении городом Бреславль (Бреслау) и проявленные при этом доблесть и мужество - За отличие в боях при овладении городом Нежин корпусу было присвоено почётное наименование «Нежинский».
- Удовлетворяя просьбу трудящихся Кузбасса приказом № 0236 2 августа 1944 г. Присвоить почётное наименование «Кузбассовкий»[1]
Отличившиеся воины корпуса
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Герои Советского Союза[2]
Управление корпуса:
- Волков, Николай Григорьевич, гвардии подполковник, корпусной инженер.
- Корчагин, Иван Петрович, гвардии генерал-лейтенант, командир корпуса.
24 гвардейская механизированная бригада:
- Грошев, Дмитрий Николаевич, гвардии младший сержант, наводчик противотанкового ружья отдельной роты противотанковых ружей. Звание присвоено посмертно.
- Киселёв, Рафаил Алексеевич, старший лейтенант, командир танковой роты 13 танкового полка.Умер от ран 29 сентября 1943 года.
- Максимов, Владимир Константинович, гвардии полковник, командир бригады. Погиб в бою 19 апреля 1945 года.
- Свидинский, Владимир Иванович, гвардии младший лейтенант, командир роты мотострелкового батальона. Погиб в бою 25 марта 1945 года.
- Сопляков, Михаил Игнатьевич, гвардии старший лейтенант, заместитель командира батальона.
- Фуковский, Александр Васильевич, гвардии лейтенант, командир миномётной роты.
25 гвардейская механизированная бригада:
- Артамонов, Фёдор Владимирович, гвардии подполковник, командир бригады.
- Воробьёв Николай Тимофеевич, лейтенант, командир танкового взвода 12-го танкового полка.
- Комбаров, Егор Игнатьевич, гвардии старший сержант, командир отделения. Звание присвоено посмертно.
- Целак, Михаил Михайлович, гвардии младший лейтенант, командир взвода. Умер от ран 19 февраля 1945 года.
26 гвардейская механизированная бригада:
- Баринов, Давид Маркович, гвардии генерал-майор, командир бригады
- Данилин, Иван Никитович, гвардии капитан, командир 2 мотострелкового батальона. Умер от ран 31 января 1945 года.
- Москвин, Михаил Кириллович, гвардии старший лейтенант, командир батальона.
57 гвардейская танковая бригада:
- Кабаковский, Григорий Самойлович, гвардии лейтенант, командир роты мотострелкового батальона.
- Силантьев, Михаил Васильевич, лейтенант, командир роты танков Т-34 33 отдельного танкового батальона 33 танковой бригады (с 26 июля 1943 года - 57 гвардейская танковая бригада). Звание присвоено посмертно.
- Соболев, Николай Леонтьевич, гвардии сержант, командир взвода противотанковых ружей.
Кавалеры ордена Славы 3-х степеней[3]
Напишите отзыв о статье "7-й гвардейский механизированный корпус"
Примечания
- ↑ [bdsa.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=802 н опхябнемхх 7-лс цбюпдеияйнлс мефхмяйнлс леуюмхгхпнбюммнлс йнпосяс мюхлемнбюмхъ йсгаюяянбяйнцн - аНЕБШЕ ДЕИЯРБХЪ йПЮЯМНИ юПЛХХ Б бнб]
- ↑ Герои Советского Союза. Краткий биографический словарь в двух томах — М.: Воениздат, 1987
- ↑ Кавалеры ордена Славы трех степеней. Краткий биографический словарь — М.: Военное издательство,2000.
Литература
- Бобров В. М., Денискин Б. А. Гвардейский Нежинский Кузбасский ... // - Кемерово: Книж. изд-во, 1985. 7-й гв.мк
- Советская военная энциклопедия. Том 6,стр.534-535 — М.: Военное издательство (ВИ), 1978 г.
Ссылки
- [tankfront.ru/ussr/mk/gvmk07.html 7-й гвардейский механизированный корпус]
- [bdsa.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=802 О ПРИСВОЕНИИ 7-МУ ГВАРДЕЙСКОМУ НЕЖИНСКОМУ МЕХАНИЗИРОВАННОМУ КОРПУСУ НАИМЕНОВАНИЯ КУЗБАССОВСКОГО]
- [www.tankfront.ru/ussr/mbr/gvmbr24.html 24-я гвардейская механизированная бригада]
- [www.tankfront.ru/ussr/tp/tp013.html 13-й танковый полк]
- [www.tankfront.ru/ussr/mbr/gvmbr25.html 25-я гвардейская механизированная бригада]
- [www.tankfront.ru/ussr/tp/tp012.html 12-й танковый полк]
- [www.tankfront.ru/ussr/mbr/gvmbr26.html 26-я гвардейская механизированная бригада]
- [www.tankfront.ru/ussr/tp/tp215.html 215-й танковый полк]
- [www.tankfront.ru/ussr/tbr/gvtbr57.html 57-я гвардейская танковая бригада]
- [commi.narod.ru/txt/kulak/index.htm ЖЕЛЕЗНЫЙ КУЛАК РККА]
Отрывок, характеризующий 7-й гвардейский механизированный корпус
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.
