7-я армия (РККА)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «7-я армия (Красные)»)
Перейти к: навигация, поиск
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: Gold; background-color: Crimson" colspan="2"> Командующие </td></tr> <tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: Gold; background-color: Crimson" colspan="2"> Боевые операции </td></tr>
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: Gold; background-color: Crimson" colspan="2"> 7-я армия (7А) </td></tr>
Войска: сухопутные
Род войск: пехота
Формирование: (I), (II), (III)
В составе фронтов: Северного

Западного

I формирование:

Искрицкий Е.А.
Голубинцев Е.М.
Хенриксон Н.В.
Ремезов А.К.
Матиясевич М.С.
Харламов С.Д.
Надёжный Д.Н.
Одинцов С.И.
II формирование:
Одинцов С.И.
Лашевич М.М.
Зарубаев В.Н.
III формирование:
Тухачевский М.Н.
Авров Д.Н.

I формирование:

бои в Эстонии (1918—1919)
Восстание форта «Красная Горка» (1919)
Петроградская оборона (1919)
III формирование:
Кронштадтское восстание

7-я армия (7А) — оперативное войсковое объединение (армия, общевойсковая) Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА), сформированное во время Гражданской войны и интервенции в России.





Первое формирование

История

Сформирована приказом РВС Северного фронта от 1 ноября 1918 года на основании директивы РВСР от 30 октября 1918 года из частей бывшей Олонецкой группы войск, 2-й Петроградской пехотной дивизии и Псковской стрелковой дивизии. Действовала в составе Северного фронта, а после расформирования последнего (директива главкома № 795/ш от 12 февраля 1919 года) передана в состав Западного фронта.

Постановлением РВСР от 22 ноября 1918 года 7-й армии в оперативном отношении были подчинены Балтийский флот и крепость Кронштадт.

Приказом войскам Западного фронта № 0752 от 29 декабря 1918 года в состав 7-й армии из Западной армии была передана армейская группа Латвии, образованная директивой главкома от 8 декабря 1918 года. По постановлению РВСР от 4 января 1919 года группа преобразована в Армию Советской Латвии и подчинена непосредственно главкому.

Приказом командования армии № 01002 от 1 февраля 1919 года для обороны Псковского узла, прикрытия направлений на Старую Руссу и Лугу была создана Псковская группа войск (боевой участок) (Эстляндская стрелковая бригада и части 10-й стрелковой дивизии). По распоряжению командующего фронтом № 2329 от 8 апреля 1919 года группа вошла в состав Эстляндской армии, а по расформировании последней (приказ войскам фронта № 024 от 2 июня 1919 года) — в Южную группу войск 7-й армии, где составила Псковскую группу (участок).

Приказом войскам армии № 2/оп от 20 февраля 1919 года в целях укрепления обороны Карельского перешейка и крепости Кронштадт была создана Петроградская оборонительная группа. Ликвидирована приказом войскам армии № 144 от 14 апреля 1919 года.

Приказом войскам армии № 012 от 23 мая 1919 года для обороны Петрограда была создана Нарвская группа войск в составе Сводно-Балтийской и 6-й стрелковой дивизий, Лужского боевого участка. Приказом войскам армии № 020 от 4 июня 1919 года группа расформирована, личный состав штаба передан на формирование штаба Северной группы войск.

В период борьбы против войск Юденича приказом войскам 7-й армии № 018 от 3 июня 1919 года были образованы Северная и Южная группы войск. В состав Северной группы входили 1-я, 6-я, 19-я стрелковые дивизии, действующие на Междуозерном, Карельском и Нарвском участках, и район внутренней обороны Петрограда, в состав Южной группы — части Лужского и Псковского боевых участков (групп).

Приказом войскам армии № 035 от 29 июля 1919 года Южная группа расформирована. Лужский боевой участок был подчинён непосредственно 7-й армии. По приказу войскам фронта № 038/оп от 29 июля 1919 года Псковский участок передавался в 15-ю армию, а приказом войскам фронта № 047/оп от 30 августа 1919 года возвращён в 7-ю армию. В середине сентября 1919 расформирован.

В связи с передачей Междуозерного участка и 1-й стрелковой дивизии в состав 6-й армии (директива главкома № 3610/оп от 2 августа 1919 года) Северная группа приказом войскам армии № 039 от 6 августа 1919 года расформирована.

В соответствии с постановлением Совета Рабоче-Крестьянской Обороны от 23 июля 1919 года о превращении Петрограда и его окрестностей в укреплённый район, директивой главкома № 3610 от 2 августа 1919 года был создан Петроградский укреплённый район с подчинением РВС 7-й армии.

С целью нанесения удара войскам Юденича директивой главкома № 4969/оп от 17 октября 1919 года для 7-й армии была создана Ударная (Колпинская) группа (С. Д. Харламова) в составе 3-й бригады 2-й стрелковой дивизии и бригады курсантов. По приказу войскам армии № 097 от 7 ноября 1919 года она влилась в группу С. И. Одинцова. Эта группа была образована по приказу войскам армии № 074 от 21 октября 1919 (2-я стрелковая дивизия, Башкирская кавалерийская бригада) и расформирована 19 ноября 1919.

После окончания боевых действий на петроградском направлении постановлением Совета обороны от 10 февраля 1920 года переименована в Петроградскую революционную армию труда с подчинением её РВС Западного фронта. C 25 февраля 1920 года армия подчинялась непосредственно РВСР.

Армии подчинялись: крепость Шлиссельбург (январь — февраль 1920 года), Петроградский укрепрайон (август 1919 — февраль 1920 года); озёрно-речные флотилии Онежская (ноябрь 1918 — август 1919 года), Волхов-Ильменская, Чудская8 марта 1919 года подчинялась Эстляндской армии), Штаб воздушной обороны Петрограда (с 1 декабря 1918 года), ряд узлов обороны.

Штаб армии дислоцировался в Новгороде (декабрь 1918 — июль 1919 года), Детском Селе (август — октябрь 1919 года), Петрограде (октябрь 1919 — февраль 1920 года)[1].

Состав

В состав армии входили:

Боевые действия

В ноябре 1918 года после начала вывода германских войск с оккупированных территорий войска армии приняли участие в походе советских войск в Эстонию. 22 ноября 1918 года части 7-й армии впервые атаковали Нарву, но штурм был отбит немецкими войсками, всё ещё остававшимися в городе. Спустя неделю советские войска всё же овладели городом. Затем войска 7-й армии стали наступать на запад, и к началу января 1919 года они находились в 35 километрах от Таллина. Однако крайне медленное продвижение советских войск и ограниченность сил армии позволили Временному правительству Эстонии при поддержке иностранных государств (прежде всего Англии и Финляндии) и русских белогвардейцев собрать силы для отпора. 7 января 1919 года эстонская 1-я дивизия перешла в контрнаступление, и уже 19 января эстонцы и финны взяли Нарву и вступили на территорию Петроградской губернии. Таким образом, советский поход в Эстонию потерпел неудачу, и уже с весны 1919 г. советское правительство стало задумываться о заключении мира с Эстонией.

К весне 1919 года войска армии занимали полосу обороны шириной в 600 км — от Онежского озера до Чудского озера. В составе армии насчитывалось около 20 000 штыков и сабель, 162 орудия, 412 пулемётов. Противостояли 7-й армии финские войска (на Карельском и Онежско-Ладожском перешейках), белогвардейский Северный корпус генерал-майора К. К. Дзерожинского и эстонские войска (южнее Финского залива). В апреле 1919 года в наступление перешла Олонецкая добровольческая армия на Онежско-Ладожском перешейке. Финны захватили Олонец и вышли на подступы к Лодейному Полю. Однако, получив подкрепления, в мае советские войска смогли потеснить противника. В конце июля 1919 года советские войска провели Видлицкую десантную операцию, нанеся поражение финнам и вынудив их отступить на территорию Финляндии.

12 мая 1919 года Северный корпус и эстонские войска при поддержке английского флота прорвали оборону 7-й армии и стали наступать на петроградском и гдовско-псковском направлениях. 15 мая белые заняли Гдов, 17 мая — Ямбург. К июню 1919 года фронт стабилизировался на рубеже Красная Горка, восточнее Волосово, Бежаны, западнее Луги. Усилившись за счёт войск, переброшенных с других фронтов (наиболее значительным подкреплением стала 2-я стрелковая дивизия, прибывшая из Туркестанской армии Восточного фронта), 21 июня 7-я армия перешла в наступление против войск Северо-Западной армии (бывший Северный корпус). 5 августа войска армии овладели Ямбургом и вышли на рубеж Луги, после чего перешли к обороне.

Осенью 1919 года войска Северо-Западной армии генерал-майора А. П. Родзянко (со 2 октября — генерала от инфантерии Н. Н. Юденича) предприняли вторую попытку наступления на Петроград. 28 сентября II корпус белых прорвал фронт левого крыла 7-й армии и 4 октября занял станцию Струги Белые. 12 октября в наступление на петроградском направлении перешёл I корпус Северо-Западной армии. 12 октября белые овладели Ямбургом, 13 октября — Лугой, 17 октября — Гатчиной, 20 октября — Павловском и Детским Селом. К 20 октября белые вышли на рубеж западнее Серая Лошадь, Ропша, Детское Село, Вырица, Батецкая и создали непосредственную угрозу Петрограду. Однако, сосредоточив максимум сил на петроградском направлении, белые не смогли перерезать Николаевскую железную дорогу, чем и воспользовалось советское командование, собрав мощную группировку на фланге Северо-Западной армии в районе станции Тосно. 21 октября 7-я армия (около 40 тысяч штыков и сабель, 453 орудия, 708 пулемётов, 6 бронепоездов, 9 бронемашин, 23 самолёта) перешла в контрнаступление и 23 октября отбила Детское Село и Павловск, а 26 октября — Красное Село. Оказавшись перед угрозой обхода с фланга, белые начали отступать от Петрограда. Преследуя противника, войска 7-й армии 3 ноября заняли Гатчину, 7 ноября — Волосово, 14 ноября — Ямбург и к концу ноября вышли на рубеж реки Нарвы. Северо-Западная армия под влиянием поражений подверглась разложению, её остатки отступили в Эстонию. 31 декабря вступило в силу соглашение о перемирии между РСФСР и Эстонией, а 2 февраля 1920 года был заключён Тартуский мирный договор, что означало окончание войны на Северо-Западе РСФСР. Сразу после этого управление 7-й армии было расформировано.

Командный состав

Командующие:

Члены РВС

Начальники штаба:

Комиссары:

Второе формирование

Приказом РВСР от 10 апреля 1920 года управление 7-й армии с 15 апреля 1920 года было восстановлено. Приказом РВСР от 3 декабря 1920 года управление армии было объединено с управлением Петроградского военного округа. Боевых действий армия не вела.

Состав

В состав армии входили:

Командный состав

Командующие:

Члены РВС

Начальники штаба:

Третье формирование

Управление сформировано 5 марта 1921 года в связи с Кронштадтским восстанием. После подавления восстания 10 мая 1921 года управление армии было расформировано, а войска переданы в Петроградский военный округ.

Состав

В состав армии входили:

Боевые действия

Управление 7-й армии объединило войска, сосредоточенные для подавления Кронштадтского восстания. Первый штурм крепости, предпринятый 8 марта 1921 года, был отбит. После этого армия была значительно усилена и достигла численности около 45 000 человек. В ночь на 17 марта войска 7-й армии начали новое наступление на Кронштадт и утром ворвались в город. В результате к 18 марта восставшие были окончательно разгромлены.

Командный состав

Командующие:

Северная группа:

Члены РВС:

Северная группа:

Начальники штаба:

Последующие формирования

Напишите отзыв о статье "7-я армия (РККА)"

Примечания

  1. [guides.eastview.com/browse/guidebook.html?bid=120&sid=24262#refid24223 Центральный государственный архив Советской армии. В двух томах. Том 1. Путеводитель. 1991. Фронты, армии, группы войск]
  2. М. Якупов, Трагедия полководцев, 1992 г. стр. 109

Литература

  • Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1983.
  • [militera.lib.ru/h/kornatovsky_na/index.html Корнатовский Н. А. Борьба за Красный Петроград. — 2-е изд. — М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. — 602 с.]
  • Надёжный Д. Н. На подступах к Петрограду летом 1919 года. С 10 схем. — [М.]: Гос. изд-во. Отд. военной литературы, тип. «Красный пролетарий», [1928]. — 167 с.

Отрывок, характеризующий 7-я армия (РККА)

– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.