7-я стрелковая дивизия (2-го формирования)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Всего 7-я стрелковая дивизия формировалась 2 раза. См. список других формирований
7-я стрелковая дивизия
Награды:

Почётные наименования:

«Таллинская»

Войска:

сухопутные

Род войск:

пехота

Формирование:

27 декабря 1941 года

Расформирование (преобразование):

28 июня 1945 года

Преемник:

118-я гвардейская стрелковая дивизия

Боевой путь

Великолукская операция
Невельская операция
Прибалтийская операция

Внешние изображения
[maps.google.com/maps/ms?oe=UTF-8&ie=UTF8&hl=ru&msa=0&msid=205396463540045845604.000485ec1c5e3dbecc13f&ll=58.915992,24.993896&spn=3.188484,8.349609&z=7 Карта боевого пути дивизии]

7-я стрелковая дивизия (7-я стрелковая Эстонская Таллинская Краснознамённая дивизия; формирования 1941 года) — пехотное соединение в составе Вооружённых сил СССР во время Великой Отечественной войны.





История дивизии

Сформирована 27 декабря 1941 года, согласно Постановлению ГКО от 18 декабря 1941 года, в Камышлове Свердловской области.

Личный состав дивизии был укомплектован бывшими солдатами и офицерами 22-го Эстонского территориального стрелкового корпуса (сформирован на базе войсковых частей эстонской армии), жителями Эстонской ССР, мобилизованными в Красную Армию, а также эстонцами, проживавшими в СССР до 1940 года, советскими партийными работниками, эвакуировавшимися в начале войны вглубь Советского Союза и служащими истребительных батальонов, сформированных летом 1941 года из добровольцев-жителей Эстонии. По состоянию на май 1942 года в дивизии было 88,8 % эстонцев и 9,9 % русских, остальные — шведы, евреи и представители других национальностей[1].

В действующей армии с 7 ноября 1942 года по 9 мая 1945 года.

После принятия присяги 14 марта 1942 года, дивизия была направлена в Подмосковье на обучение и к концу 1942 года попала на передовую. Участвовала в освобождении Великих Лук, Невеля, Нарвы, Тарту, принимала участие в Таллинской наступательной операции, освобождении острова Сааремаа и ликвидации Курляндской группировки врага. Действиями именно этой дивизии окончательно была освобождена Эстония (бои на полуострове Сырве).

28 июня 1945 года преобразована в 118-ю гвардейскую стрелковую дивизию.

Подчинение

Дата Фронт (округ) Армия Корпус (группа) Примечания
ноябрь 1942 года Калининский фронт 3-я ударная армия 8-й Эстонский стрелковый корпус
1 апреля 1943 года Калининский фронт 8-й Эстонский стрелковый корпус
1 января 1944 года 2-й Прибалтийский фронт 8-й Эстонский стрелковый корпус
1 апреля 1944 года Ленинградский фронт 8-й Эстонский стрелковый корпус
1 октября 1944 года Ленинградский фронт 8-я армия 8-й Эстонский стрелковый корпус
1 апреля 1944 года Ленинградский фронт 42-я армия 8-й Эстонский стрелковый корпус

Состав

Командование

Командиры

Начальники штаба

Награды

  • 22 октября 1944 года — присвоено почётное наименование «Таллинская»
  • 16 декабря 1944 года — награждена орденом Красного Знамени

Отличившиеся воины дивизии

Напишите отзыв о статье "7-я стрелковая дивизия (2-го формирования)"

Примечания

  1. www.russedina.ru/frontend/print.php?id=853¹

Ссылки

  • [www.rkka.ru/ihandbook.htm Справочник]
  • [samsv.narod.ru/Div/Sd/sd007/default.html Справочник]
  • [www.soldat.ru/forum/index.html?gb=1&page=232&id=10737&referer_query=gb%3D1%26page%3D232 О боевом пути 8-го стрелкового корпуса]


Отрывок, характеризующий 7-я стрелковая дивизия (2-го формирования)

Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.