7 ноября
Поделись знанием:
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.
В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.
Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
| ← ноябрь → | ||||||
| Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс |
| 1 | 2 | 3 | ||||
| 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 |
| 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 |
| 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 |
| 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | |
| 2024 г. | ||||||
7 ноября — 311-й день года (312-й — в високосные годы) в Григорианском календаре. До конца года остаётся 54 дня.
Содержание
Праздники
См. также: Категория:Праздники 7 ноября
Национальные
-
Белоруссия — День Октябрьской революции[1]. -
Кыргызстан — День Великой Октябрьской социалистической революции.
Упразднённые
-
СССР — День Великой Октябрьской социалистической революции (с 1918 по 1991 г.). -
Россия — День согласия и примирения (в 1996—2004 гг.).
Религиозные
-
В православной церкви[2]:
- память мучеников Маркиана и Мартирия (около 355 года);
- память преподобной Матроны (Власовой) исповедницы (1963 год);
- память преподобных Мартирия диакона и Мартирия затворника, Печерских, в Дальних пещерах (XIII-XIV века);
- память мученика Анастасия Аквилейского (III век);
- память праведной Тавифы Иоппийской (I век).
-
В католической церкви[3]:
- память Флорентия Страсбургского, святителя, епископа Страсбурга (618-624 годы);
- память Руфа Мецского, святителя, епископа Меца (начало V века);
- память Виллиброрда Эхтернахского, святителя, миссионера, апостола фризов (739 год).
- память Святой Карины Анкирской, мученицы (начало V века)[4].
Именины
События
См. также: Категория:События 7 ноября
XIX век
- 1889 — Карийская трагедия.
- 1891 — американец Уиткомб Лео Джадсон запатентовал первый известный прототип застёжки-молнии.
XX век
- 1913 — в Северной Америке на Великих Озёрах разразился сильнейший шторм вошедший в историю как «Великий» (англ. Great Lakes Storm); потерпели крушение 12 кораблей; погибло более 250 человек.
- 1917 — Октябрьская революция.
- 1924 — в демонстрации на Красной площади в Москве приняли участие 10 первых изготовленных в СССР грузовых автомобилей АМО-Ф-15.
- 1928 — вступил в строй нефтепровод Грозный — Туапсе протяжённостью 618 километров.
- 1929 — в рамках деятельности ГОЭЛРО вступила в строй Сызранская ГЭС, первая станция гидроэнергетики Поволжья.
- 1940 — обрушение висячего моста «Tacoma Narrows Bridge» из-за недоучёта ветровых нагрузок.
- 1941 — ВВС Третьего Рейха потопили близ Ялты санитарный теплоход «Армения» с 7000 человек на борту.
- 1941 — Парад на Красной площади проведён во время Московской битвы.
- 1943 — в Кирове было открыто регулярное троллейбусное движение.
- 1949 — получена первая нефть на Нефтяных Камнях[5], старейшей в мире морской нефтяной платформе[6].
- 1966 — в СССР состоялся один из крупнейших военных парадов.
- 1972 — президентские выборы в США. Победу одержал кандидат от Республиканской партии — действующий на тот момент президент Ричард Никсон.
- 1987 — Жасминовая революция в Тунисе. Бен Али становится президентом.
- 1990 — слесарь Александр Шмонов стрелял в Михаила Горбачёва на праздничной демонстрации.
- 1997 — в Балтийске открыта часовня в честь имени великого князя Дмитрия Донского «Памяти павшим на земле Афганистана» (памятник воинам-интернационалистам).
Ия Месхи. С доброй вахтой, моряне // журнал «Огонёк». — Ноябрь 1964. — № 49.
XXI век
- 2007 — произошло массовое убийство в Йокела (Финляндия).
- 2012 — произошло массовое убийство в Медведкове в Москве (Россия).
- 2012 — произошло землетрясение в Гватемале магнитудой 7,4.
Родились
См. также: Категория:Родившиеся 7 ноября
До XIX века
- 630 — Констант II (ум. 668), византийский император.
- 1598 — Франсиско де Сурбаран, испанский художник (ум. 1664).
- 1687 — Уильям Стьюкли (ум. 1765), британский антиквар, один из основоположников полевой археологии.
- 1706 — Карло Чечере (ум. 1761), итальянский композитор.
- 1787 — Вук Караджич (ум. 1864), сербский филолог, историк, составитель сербского словаря.
- 1790 — Кароль Подчашинский, литовский архитектор (ум. 1860).
XIX век
- 1810 — Ференц Эркель, венгерский композитор, пианист, дирижёр (ум. 1893).
- 1844 — Арсений Иванович Введенский, русский литературный критик, библиограф, историк литературы (ум. 1909).
- 1857 — Дмитрий Багалей (ум. 1932), украинский историк, ректор Харьковского университета (1906—1911 гг.).
- 1867 — Мария Кюри, французский физик и химик, лауреат Нобелевской премии по физике (1903) и Нобелевской премии по химии (1911) (ум. 1934).
- 1879 — Лев Троцкий, российский политический деятель (убит 1940).
- 1887 — Борис Николаевич Ширяев, русский писатель, прозаик «второй волны» изгнания (ум. 1959).
- 1888
- Нестор Махно, украинский анархо-коммунист (ум. 1934).
- Чандрасекхара Венката Раман, индийский физик, лауреат Нобелевской премии по физике 1930 года (ум. 1970).
- 1891 — Дмитрий Андреевич Фурманов, русский советский писатель (ум. 1926).
XX век
- 1901 — Рина Зелёная (ум. 1991), актриса театра и кино.
- 1903
- Ари Баррозу, бразильский композитор, пианист, футбольный комментатор и ведущий на радио и телевидении (ум. 1964)
- Георгий Милляр, актёр театра и кино (ум. 1993).
- Дин Джаггер (ум. 1991 год), американский актёр.
- 1908 — Митар Бакич, Народный герой Югославии.
- 1911 — Михаил Кузьмич Янгель — советский конструктор ракетно-космических комплексов (ум. 1971), дважды Герой Социалистического Труда.
- 1913 — Альбер Камю, французский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе 1957 года (ум. 1960).
- 1917
- Пётр Чернов — советский актёр театра и кино, народный артист РСФСР (1976). (ум. 1988)
- Иосиф Яковлевич Боярский, советский мультипликатор, кинематографист (ум. 2008).
- 1929 — Эрик Кандель, американский психиатр, биохимик, лауреат Нобелевской премии.
- 1967
- Давид Гетта, известный французский диджей.
- Оксана Фандера, российская актриса.
- 1978 — Рио Гэвин Фердинанд, английский футболист
- 1981 — Татьяна Арно, российская телеведущая.
- 1990 — Давид Де Хеа Кинтана, испанский футбольный вратарь.
Скончались
См. также: Категория:Умершие 7 ноября
XIX век
- 1891 — Лиодор Пальмин (р. 1841), поэт.
XX век
- 1921 — Шалва Кикодзе (р. 1894), грузинский художник-экспрессионист, график, карикатурист и театральный декоратор, представитель Парижской школы.
- 1944 — Кирилл Христов (р. 1875), болгарский поэт-лирик. Автор нескольких сборников стихотворений и баллад, написанных под влиянием песенного фольклора.
- 1944 — Рихард Зорге (Richard Sorge) (р. 1895), советский разведчик.
- 1946 — Хенри Лерман (Henry Lehrman) (р. 1886), американский актёр австрийского происхождения, режиссёр и сценарист.
- 1962 — Элеонора Рузвельт (Anna Eleanor Roosevelt) (р. 1884), представитель США в ООН, жена Франклина Рузвельта (Franklin Delano Roosevelt).
- 1966 — Сутан Шарир, индонезийский политик, социалист, первый премьер-министр Индонезии.
- 1980 — Стив Маккуин, американский киноактёр («Великолепная семёрка», «Побег»).
- 1990 — Лоуренс Джордж Даррелл, английский писатель и поэт, старший брат писателя-анималиста Джеральда Даррелла.
- 1999 — Примо Небиоло (Primo Nebiolo) (р. 1923), итальянский спортивный деятель, президент Международной легкоатлетической федерации — самой крупной спортивной федерации мира.
- 2000 — Борис Заходер (р. 1918), поэт, переводчик. «Винни-Пух и все-все-все», «Мэри Поппинс», «Питер Пэн» впервые были изданы в СССР в переводах Заходера.
XXI век
- 2005 — Михаил Леонович Гаспаров, российский литературовед и филолог-классик, автор фундаментальных работ о русском и европейском стихе.
- 2005 — Николай Николаевич Трофимов (р. 1920), актёр Большого драматического театра (Санкт-Петербург) и кино, Народный артист СССР (р. 1920).
- 2011 — Джозеф Уильям «Джо» Фрейзер (род. 1944), американский боксёр-профессионал, выступавший в тяжёлой весовой категории. Олимпийский чемпион 1964 года.
Приметы
- Утро 7 ноября, как правило, дождливо и туманно[7].
См. также
|
7 ноября в Викиновостях? |
|---|
Напишите отзыв о статье "7 ноября"
Примечания
- ↑ [www.belarus.by/ru/about-belarus/national-holidays Национальные праздники Беларуси.]
- ↑ Православный церковный календарь с тропарями и кондаками, 2012. Изд-во РПЦ МП, Москва, 2011, стр. 157
- ↑ [www.heiligenlexikon.de/KalenderNovember/7.htm 7 November.] (нем.)
- ↑ [kurufin.ru/html/Calendar/Catholic/catholic_k.html#Carina Католические святцы — K]
- ↑ [books.google.az/books?id=GN4_AQAAIAAJ&pg=PP2&dq=%22Ия+Месхи%22&hl=en&sa=X&ei=plmaUMK_AtSIhQfyo4DoAg&ved=0CDMQ6AEwBA Ия Месхи. «С доброй вахтой, моряне». Журнал «Огонёк», ноябрь 1964]
- ↑ [www.guinnessworldrecords.com/records-9000/oldest-offshore-oil-platform-/ Старейшая морская нефтяная платформа] на официальном сайте Книги рекордов Гиннеса.
- ↑ [www.kharchenko.com/date/nov/07.shtml Времена: 7 ноября.]
Отрывок, характеризующий 7 ноября
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.
В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.
Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
