7 сентября
Поделись знанием:
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.
Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.
| ← сентябрь → | ||||||
| Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс |
| 1 | ||||||
| 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |
| 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 |
| 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 |
| 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 |
| 30 | ||||||
| 2024 г. | ||||||
7 сентября — 250-й день года (251-й в високосные годы) в григорианском календаре. До конца года остаётся 115 дней.
Содержание
Праздники
См. также: Категория:Праздники 7 сентября
-
Всемирный день уничтожения военной игрушки - Всемирный день распространения информации о мышечной дистрофии Дюшенна
-
Бразилия, День независимости. -
Украина, День военной разведки (отмечается с 1992 г.). -
Мозамбик, День победы.
Религиозные
- перенесение мощей апостола Варфоломея (Нафанаила) (VI в.);
- память апостола от 70-ти Тита, епископа Критского (I в.);
- память святителей Варсиса и Евлогия, епископов Едесских, и Протогена исповедника, епископа Каррийского (IV в.);
- память святителя Мины, патриарха Цареградского (536—552);
- память преподобномученика Моисея (Кожина), иеромонаха (1931);
- память священномученика Владимира Мощанского, пресвитера (1938).
Именины
- Православные: Варфоломей, Мина, Тит.
- Католические: Регина, Мельхиор.
События
См. также: Категория:События 7 сентября
До XIX века
- 1191 — Победа крестоносцев под командованием Ричарда I над войском Саладина в битве при Арсуфе.
- 1630 — Поселение Тримонтейн переименовано в Бостон и провозглашено столицей Массачусетса.
- 1654 — В Новый Амстердам (ныне Нью-Йорк) начали прибывать евреи, изгнанные из Бразилии.
- 1763 — Английский король Георг III выпустил воззвание с призывом заселять Канаду.
- 1776 — Первая атака подводной лодки: Американская подводная лодка «Черепаха» пыталась установить часовую бомбу на британский флагман «Орёл» в гавани Нью-Йорка.
- 1792 — Запорожцы причалили свои струги к берегу Таманского полуострова. В первые два года на Кубань переселилось 25 тысяч казаков во главе с войсковым атаманом Захарием Чепегой. Они создали 40 станиц, а своему главному поселению дали имя Екатеринодар.
XIX век
- 1810 — Между русской армией под командованием генерала Н. М. Каменского и турецким войском сераскера Кушакчи произошло сражение при Батине.
- 1812 — Бородинское сражение, самое кровопролитное из однодневных сражений.
- 1813 — Впервые выражение «Дядя Сэм» связано с правительством США. В период второй англо-американской войны, начавшейся в 1812 году, поставщиком мяса для американской армии был некий Сэмюэл Уилсон. На бочках с мясом было написано US (United States). Сторож-ирландец считал, что эта надпись обозначает поставщика и читал её как «Uncle Sam Wilson», то есть «дядюшка Сэм Уилсон». 15 сентября 1961 года Конгресс США вынес постановление считать дядюшку Сэма Уилсона прародителем национального символа Америки Дяди Сэма.
- 1822 — Бразилия провозгласила независимость от Португалии.
- 1837 — в день 25-летия Бородинского сражения в Москве состоялась торжественная закладка грандиозного Храма Христа Спасителя.
- 1856 — в Успенском соборе Кремля коронован на царство Александр II.
- 1859 — генералом А. И. Барятинским был взят аул Гуниб и пленен вождь кавказских горцев имам Шамиль.
- 1860 — Во время визита в Канаду принца Уэльского впервые в качестве официальной канадской эмблемы был использован кленовый лист.
XX век
- 1911 — Поэт Гийом Аполлинер помещён в тюрьму в связи с подозрением в похищении из Лувра «Моны Лизы». Пять дней спустя — оправдан.
- 1918 — На базе Петроградского телеграфного агентства и Бюро печати при Совнаркоме РСФСР создано Российское телеграфное агентство (РОСТА). После создания в 1925 года ТАСС оно стало агентством РСФСР, а в 1935 году было упразднено.
- 1926 — Испания покинула Лигу Наций.
- 1928 — Учреждён орден Трудового Красного Знамени.
- 1933 — Максим Горький на съезде писателей выдвинул лозунг «критического реализма».
- 1936 — Последний сумчатый волк умирает в Тасманийском зоопарке 7 сентября 1936 года.
- 1939 — В Германии введена смертная казнь за «угрозу оборонной мощи германского народа».
- 1945 — в Берлине состоялся Парад Победы союзных войск.
- 1947
- Отмечалось 800-летие Москвы.
- В Москве открыт памятник Юрию Долгорукому (первоначально планировалось, что князь будет на кобыле, но по приказу Сталина кобылу срочно переделали на жеребца).
- В Москве одновременно заложены восемь сталинских высоток в честь 800-летия Москвы.
- В московском метрополитене впервые в СССР применены интервальные часы на станциях.
- 1951 — Почтовая служба Канады заявила, что все отправители писем обязаны указывать на конверте название улицы и номер дома (до этого многие указывали лишь город и фамилию адресата).
- 1953 — Никита Хрущев избран первым секретарём ЦК КПСС.
- 1976 — Джордж Харрисон признан виновным в неумышленном плагиате. Суд решил, что его хит «My Sweet Lord» не является оригинальным произведением, а авторство мелодии, положенной в основу песни, принадлежит Рональду Мэку, который в 1963 году написал для женской вокальной группы The Chiffons песню «He’s So Fine». Харрисона оштрафовали на 587 000 долларов.
- 1977 — Президент США Джимми Картер и военный руководитель Панамы Омар Торрихос подписали два соглашения, согласно которым Панамский канал в 2000 году будет передан Панаме.
- 1992 — В газете «Коммерсант» впервые использован термин «новые русские».
- 1996 — Покушение на легенду американского рэпа, киноактера и общественного деятеля Тупак Амару Шакур
XXI век
- 2002
- ВВС США возобновили патрулирование в небе Нью-Йорка и Вашингтона. Такое патрулирование изначально планировалось только на 11 сентября. Однако власти решили перестраховаться.
- Футбольные сборные Южной и Северной Кореи впервые больше чем за 10 лет провели между собой в Сеуле товарищеский матч, который закончился весьма символично — с ничейным счётом 0:0.
- 2007 — День создания Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации
- 2010 — аварийная посадка Ту-154М в Ижме (Россия).
- 2011 — катастрофа Як-42 под Ярославлем. Погибли 44 человека, включая хоккейную команду «Локомотив», 1 выжил[3][4]
Родились
См. также: Категория:Родившиеся 7 сентября
XVI век
XVIII век
- 1707 — Жорж Луи Леклерк де Бюффон (ум. 1788), граф, французский натуралист, биолог, математик и естествоиспытатель.
- 1726 — Франсуа Андре Филидор (ум. 1795), французский композитор, создатель французской комической оперы и шахматист («Садовник и его господин»).
- 1742 — Александр Онисимович Аблесимов (ум. 1783) — российский писатель, журналист и драматург.
- 1755 — Иван Рижский (ум. 1811), русский писатель и филолог. Первый ректор Харьковского университета.
- 1781 — Георг Франц Август Бюкуа, немецкий философ (ум. 1851).
XIX век
- 1805 — Модест Иванович Богданович (ум. 1882), русский военный историк.
- 1810 — Герман Генрих Госсен (ум. 1858), немецкий экономист, предшественник математической и австрийской школ в экономике.
- 1829 — Фридрих Август Кекуле (ум. 1896), немецкий химик.
- 1837 — Александра Никандровна Казина (ум. 1918), русская писательница.
- 1842 — Иоганн Герман Цукерторт (ум. 1888), немецкий шахматист, журналист.
- 1861 — Сергей Коржинский (ум. 1900), ботаник, глава Петербургского ботанического сада.
- 1870 — Александр Куприн (ум. 1938), русский писатель и драматург.
- 1891 — Грета Шрёдер (ум. 1967), немецкая актриса.
- 1894 — Гала Дали (ум. 1982), русская жена французского поэта Поля Элюара, затем живописца Сальвадора Дали.
- 1899 — Изабелла Юрьева (ум. 2000), русская эстрадная певица.
XX век
- 1908 — Майкл Эллис Дебейки (ум. 2008), американский хирург, пионер аортокоронарного шунтирования. В 1996 году консультировал российских врачей во время подготовки операции на сердце президента России Б. Н. Ельцина.
- 1909 — Элиа Казан (настоящая фамилия Казанжоглу) (ум. 2003), американский режиссёр турецко-греческого происхождения.
- 1911 — Тодор Живков (ум. 1998), генеральный секретарь ЦК Болгарской компартии.
- 1912 — Дэвид Паккард (ум. 1996), американский предприниматель, сооснователь компании «Hewlett-Packard».
- 1915 — Киёси Ито (ум. 2008), японский математик.
- 1917 — Джон Уоркап Корнфорт, австралийский химик-органик, лауреат Нобелевской премии 1975 года «за исследование стереохимии реакций ферментативного катализа» (совместно с боснийским учёным Владимиром Прелогом).
- 1921 — Юрий Иосифович Онусайтис (ум. 2005), генерал-майор в отставке, Герой Советского Союза.
- 1923 — Эдуард Аркадьевич Асадов (ум. 2004), поэт-лирик.
- 1925 — Павел Исаакович Вигдергауз, архитектор, лауреат Государственной премии СССР.
- 1925 — Александр Григорьевич Хмелик (ум. 2001), драматург, киносценарист («Друг мой, Колька!», «Безымянная звезда», «Бедная Маша»), главный редактор детского юмористического киножурнала «Ералаш».
- 1934 — Алексей Николаевич Баташе́в, историк, исследователь, пропагандист джаза, старейшина джазовой критики. Заслуженный деятель искусств Российской Федерации.
- 1935 — Игорь Несторович Голембиовский (ум. 2009), журналист, главный редактор газеты «Известия».
- 1935 — Анатолий Леонидович Бучаченко, академик Российской академии наук, специалист в области химической физики, Ленинская премия за исследование магнитного изотопного эффекта в химических реакциях (1986)
- 1936 — Бадди Холли (ум. 1959), американский певец, автор песен и пионер рок-н-ролла.
- 1937 — Владислав Успенский (ум. 2004), композитор.
- 1938 — Павел Любимов (ум. 2010), кинорежиссёр («Школьный вальс», «Бегущая по волнам»).
- 1938 — Олег Балакин (ум. 1981), советский и российский актёр театра и кино, заслуженный артист РСФСР.
- 1940
- Валерий Викторович Канер (ум. 1999), бард, автор песни «А все кончается, кончается, кончается…».
- Дарио Ардженто, итальянский кинорежиссёр, автор фильмов ужаса («Однажды на Диком Западе», «Вздохи», «Феномены»).
- 1946 — Ольгерд Лукашевич, польский актёр («Новые амазонки»).
- 1947 — Леонид Быков, литературовед.
- 1949 — Глория Гейнор (настоящая фамилия Фаулз), американская певица и актриса.
- 1951 — Крисси Хайнд, американская вокалистка английской рок-группы «The Pretenders».
- 1955 — Ефим Исаакович Зельманов, математик, лауреат премии Филдса (аналог Нобелевской премии для математиков) 1994 года, профессор Чикагского и Йельского университетов.
- 1959 — Иван Затевахин, автор и ведущий научно-популярной программы «Диалоги о животных», кандидат биологических наук (1988).
- 1963 — Эрик Линн Райт, американский рэпер более известный под своим сценическим псевдонимом Eazy-E, выступавший в рэп-группе N.W.A. Внёс значительный вклад в рэп-музыку. Создатель музыкального лейбла Ruthless Records (совместно с Джерри Хеллером).
- 1969 — Энджи Эверхарт, американская актриса и певица.
- 1973 — Шеннон Элизабет, американская киноактриса, модель.
- 1987 — Эван Рэйчел Вуд, американская актриса и певица.
Скончались
См. также: Категория:Умершие 7 сентября
- 1186 — Иоанн Новгородский, первый новгородский архиерей в сане архиепископа.
- 1312 — Фернандо IV (р. 1285), король Кастилии и Леона (1295—1312 гг.).
- 1731 — Евдокия Лопухина (р. 1669), первая жена Петра I.
- 1812
- 1824 — Август Бекю́ (р. 1775), медик, профессор Виленского университета, отчим поэта Юлиуша Словацкого.
- 1907 — Франсуа Арман Сюлли-Прюдом (р. 1839), французский поэт, первый лауреат Нобелевской премии по литературе 1901 года.
- 1910 — Уильям Хант (р. 1827), английский живописец, один из основателей Братства прерафаэлитов.
- 1942 — Пётр Карлович Новицкий (р. 1885), оператор-кинодокументалист, один из основоположников советского документального кино.
- 1951 — Джон Слоан (р. 1871), американский художник, лидер школы реалистов.
- 1956 — Отто Юльевич Шмидт (р. 1891), математик, астроном, геофизик, полярник, главный редактор первой Большой советской энциклопедии.
- 1962 — Тодось Осьмачка (р. 1895), украинский поэт и прозаик.
- 1963 — Никон (Воробьёв) (р. 1894), игумен, духовный писатель.
- 1978 — Кит Мун (р. 1946), ударник английской группы «The Who», автор многих рок-н-ролльных постулатов и человек, подаривший название «Led Zeppelin».
- 1984 — Александр Алексеевич Жаров (р. 1904), комсомольский поэт.
- 1991 — Эдвин Метисон Макмиллан (р. 1907), американский физик, лауреат Нобелевской премии 1951 года. Вместе с другими учёными в 1940 году синтезировал первый трансурановый элемент нептуний-239 (93-й элемент в периодической таблице), а ещё через год — плутоний-239.
- 1995 — Олег Голубицкий (р. 1923), советский киноактёр («Есть такой парень», «Майор Вихрь», «Одиночное плавание»).
- 1997 — Мобуту Сесе Секо (р. 1930), диктатор Заира (1965—1997 гг.).
Приметы
- Пришёл Варфоломей — жито на золу сей.
- Грибы грибами, а молотьба за плечами.
- Святой Тит последний гриб растит[5].
См. также
|
7 сентября в Викиновостях? |
|---|
Напишите отзыв о статье "7 сентября"
Примечания
- ↑ [azbyka.ru/days/2016-09-06 Старый стиль, 25 августа, Новый стиль 7 сентября, среда] // Православный церковный календарь
- ↑ [calendar.pravmir.ru/2016/9/07 7 сентября 2016 года] // Православие и мир, православный календарь, 2016 г.
- ↑ [www.mk.ru/incident/news/2011/09/07/621600-surkov-i-novyiy-polpred-v-tsfo-govorun-vyileteli-na-mesto-krusheniya-yak42-s-hokkeynoy-komandoy.html Сурков и новый полпред в ЦФО Говорун вылетели на место крушения ЯК-42 с хоккейной командой.]
- ↑ [lenta.ru/news/2011/09/12/galimov1 Александр Галимов умер в больнице.]
- ↑ [www.rg.ru/2008/09/04/primety.html Приметы]. Российская газета (4 сентября 2008). Проверено 2 сентября 2010.
Отрывок, характеризующий 7 сентября
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.
Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.
