8-я армия (Великобритания)

8-я армия
Эмблема 8-й армии
Годы существования	1941—1945
Страна	Великобритания Великобритания
Входит в	Британская армия
Тип	полевая армия
Включает в себя	два корпуса (на момент создания), 10 дивизий
Численность	220 тысяч человек (Второе сражение при Эль-Аламейне
Участие в	Вторая мировая война: Кампания в Ливийской пустыне Тунисская кампания Второе сражение при Эль-Аламейне Сицилийская операция Итальянская кампания
Командиры
Известные командиры	Алан Каннингем Нил Ричи Клод Окинлек Бернард Монтгомери Оливер Лиз Ричард Маккрири

8-я армия (англ. Eighth Army) — британская полевая армия, одно из наиболее известных вооружённых формирований Великобритании во время Второй мировой войны, прославившееся в боях в Северной Африке и Италии. В 8-й армии проходили службу бойцы не только из Великобритании, но и из британских колоний (Австралия, Индия, Канада, Новая Зеландия, Родезия, Южная Африка), а также из оккупированных немцами стран (Франция, Греция, Польша). В частности, в состав 8-й армии входили 5-й британский, 10-й британский, 13-й британский, 30-й британский, 1-й канадский и 2-й польский корпуса.

Организация

8-я британская армия была собрана из армии «Нил» в сентябре 1941 года, а её возглавил генерал-лейтенант Британской армии сэр Алан Каниннгем. Номер 8 был взят по той причине, что все 7 полевых армий Французской Армии уже влились в Британские экспедиционные силы. На момент образования в 8-й армии были 30-й британский корпус генерал-лейтенанта Уиллоби Норри и 13-й британский корпус генерал-лейтенанта Альфреда Рида Годвина-Остина. В 30-й корпус входили 7-я танковая дивизия генерал-майора Уильяма Готта, 1-я южно-африканская пехотная дивизия генерал-майора Джорджа Бринка и 22-я гвардейская бригада. В 13-й корпус входили 4-я индийская пехотная дивизия генерал-майора Фрэнка Мессерви, 2-я новозеландская дивизия генерал-майора Бернарда Фрейберга и 1-я армейская танковая бригада. В состав 8-й британской армии также входили гарнизон Тобрука (70-я британская пехотная дивизия) под командованием генерал-майора Рональда Скоби и Польская отдельная карпатская стрелковая бригада. В резерве 8-й армии были 2-я южноафриканская пехотная дивизия, а всего в распоряжении армии было 7 дивизий. Численность на момент второго сражения при Эль-Аламейне достигала 220 тысяч человек при 10 дивизиях и нескольких отдельных бригадах.

Боевой путь

Северная Африка

8-я армия начала своей боевой путь во время операции «Крусейдер», целью которой являлся прорыв осады Тобрука. 17 ноября 1941 операция началась, и 8-я армия перешла границу британского Египта и итальянской Ливии, направив свой удар на танковую армию «Африка» фельдмаршала Эрвина Роммеля.

26 ноября главнокомандующий союзными силами Среднего Востока генерал сэр Клод Окинлек сменил генерала Алана Каннингема, командовавшего 8-й армией, на генерал-майора Нила Ричи по причине серьёзных разногласий с Каннингемом. Несмотря на множество достигнутых тактических успехов, Роммель вынужден был оставить Тобрук и к концу 1941 года отступил к Эль-Агейле. В феврале 1942 года Роммель перегруппировал свои силы для того, чтобы отбросить к линии Газала (к западу от Тобрука) британскую 8-ю армию. Несмотря на то, что обе стороны не вступали довольно долгое время в сражение, готовя силы, Роммель атаковал первым.

Ричи не сумел задержать Роммеля, поэтому его снял с поста Окинлек и лично взял на себя командование 8-й армией. Остановить танковую армию «Африка» удалось в первой битве при Эль-Аламейне. Окинлек, который ожидал паузы для возможности перегруппировки войск, потративших слишком много сил на борьбу против Роммеля, находился под серьёзным давлением со стороны Уинстона Черчилля, призывавшего немедленно нанести контрудар. Развить успех Окинлек не сумел, и его в августе 1942 года сменил на посту главнокомандующего силами Среднего Востока генерал Харольд Александер, а на посту командующего 8-й армией — генерал-лейтенант Уильям Готт. Однако Готт разбился в авиакатастрофе на пути к штабу 8-й армии, и командование принял генерал-лейтенант Бернард Монтгомери. Александер и Монтгомери, несмотря на давление со стороны Черчилля, сумели пополнить силы армии, введя в её состав 10-й корпус к уже имеющимся 13-му и 30-му.

В начале ноября 1942 года 8-я армия нанесла поражение Роммелю во второй битве при Эль-Аламейне, после чего бросилась преследовать немцев на территории Ливии и добралась до оборонительной линии «Марет» в феврале 1943 года на тунисской границе, после чего перешла под управление командования 18-й группы армий. 8-я армия обошла с флангов линию «Марет» в марте 1943 года, и после совместных сражений с 1-й армией, сражавшейся в Тунисе с ноября 1942 года, в мае 1943 года немецкие войска капитулировали.

Италия

8-я армия участвовала в Итальянской кампании, которая началась с высадки на Сицилию под кодовым названием «Хаски». После того, как союзники высадились на Апеннинском полуострове, части 8-й армии сразу же заняли всю Калабрию в ходе операции «Бэйтаун» и Таранто в ходе операции «Слэпстик». Соединившись с силами 5-й армии под командованием Марка Кларка, которая высадилась под Салерно к югу от Неаполя, 8-я армия направилась на север, находясь на восточном фланге союзных сил. Вместе 8-я британская и 5-я американская составили 15-ю группу армий под командованием генерала Харольда Александера.

В конце 1943 года генерал Бернард Монтгомери был вызван в Великобританию для начала подготовки к операции «Оверлорд». Командование 8-й армией принял на себя генерал лейтенант Оливер Лиз, ранее командовавший 30-м армейским корпусом Британской армии. Корпус вернулся в Англию. 5-я американская армия в начале 1944 года предприняла три безуспешные попытки прорвать немецкую оборонительную линию, известную как линия «Густав» или Зимняя линия. 8-я британская армия покинула побережье Адриатики в апреле 1944 года и собрала все свои силы (за исключением 5-го корпуса) на западном склоне Апеннинских гор вместе с 5-й американской армией, готовяь к решительному наступлению. Завязавшаяся битва под Монте-Кассино закончилась прорывом британских войск в центральную Италию, а в начале июня 5-я американская армия вошла в Рим.

После захвата Рима 8-я армия продолжила двигаться по центральной Италии к северу в направлении Флоренции. К концу лета союзные войска уткнулись в так называемую Готскую линию. 8-я армия отошла к побережью Адриатического моря и попыталась прорвать линию обороны, но даже её стараниями союзные войска не достигли долины реки По до наступления зимы. В октябре генерал Лиз был переведён в Командование Юго-Восточной Азии, а генерал-лейтенант сэр Ричард Маккрири занял пост командующего 8-й армией (ранее он руководил 10-м армейским корпусом).

Весной 1945 года началась Северо-Итальянская операция, в которой была задействована и 8-я британская армия, помогавшая 5-й армии США под командованием генерала Люциана Траскотта на левом фланге. 8-я армия отрезала от внешнего мира в апреле и уничтожила огромную часть группы армий «C», которая защищала Болонью. Вскоре британцы двинулись на северо-восток Италии к территории Австрии, но там столкнулись с неприятностями, не поделив зоны контроля над итальянской территорией с югославскими партизанскими войсками. Югославы собирались занять полностью область Фриули — Венеция-Джулия и не собирались позволять британцам устанавливать свою военную и гражданскую администрацию, даже не позволяя отправить припасы британцам. Однако югославы оказали британцам болльшую помощь в плане взятия Триеста: 2 мая 1945 2-я новозеландская дивизия из состава 8-й армии и 9-й словенский армейский корпус НОАЮ вступили в Триест.

8-я британская армия за время сражений в Италии с 3 сентября 1943 по 2 мая 1945 потеряла 123254 человека убитыми. После окончания войны и капитуляции Германии 8-я британская армия была преобразована в Британские вооружённые силы в Австрии, контролируя свою зону оккупации Австрии. Часть истории пребывания британских войск в Австрии описывает фильм «Третий человек», в котором Тревор Ховард исполнил роль майора Кэллоуэя, офицера Королевского бронетанкового корпуса 8-й армии.

Ветераны

Встречи ветеранов в послевоенные годы проводились ежегодно в Альберт-холле. В конце 1970-х была сформирована Национальная ассоциация ветеранов 8-й армии, насчитывавшая до 35 отделений (особенно много их было на северо-западе страны). Встречи проводились в Зимних садах Ливерпуля. В 2002 году Национальную ассоциацию расформировали, правопреемником её стало Манчестерское отделение, которое стало называться «Ветераны 8-й армии, город Манчестер» (англ. Eighth Army Veterans, City of Manchester). Встречи состоящих в нём ветеранов проводятся ежегодно, издаётся также газета «The Manchester Veteran».

Командующие

• 9 сентября — 26 ноября 1941: генерал-лейтенант Алан Каннингем
• 26 ноября 1941 — 25 июня 1942: генерал-лейтенант Нил Ричи
• 25 июня — 13 августа 1942: генерал Клод Окинлек
• 13 августа 1942 — 29 декабря 1943: генерал Бернард Монтгомери
• 29 декабря 1943 — 1 октября 1944: генерал-лейтенант Оливер Лиз
• 1 октября 1944 — июль 1945: генерал-лейтенант Ричард Маккрири

Литература

• Moorehead, Alan, The March to Tunis: The North African War 1940–1943, Harper and Row, New York, 1967.
• Stewart, Adrian. Early Battles of the Eighth Army: Crusader to the Alamein Line. Barnsley, England: Pen & Sword, 2002.

Ссылки

• [www.robertehill.co.uk/8th-army.html A personal account of the 8th Army]  (англ.)
• [www.warlinks.com/pages/8thdeeds.html Eighth Army Deeds]  (англ.)

Отрывок, характеризующий 8-я армия (Великобритания)

– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!