839-й гаубичный артиллерийский полк (1-го формирования)

839-й гаубичный артиллерийский полк (1-го формирования) — сформирован в 1941 году, уничтожен в окружении у Мясного Бора;
839-й гаубичный артиллерийский Житомирский полк — сформирован в 1942 году, действовал до конца войны.

<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; background-color: #BDB76B" colspan="2"> Боевой путь </td></tr>

<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; background-color: #BDB76B" colspan="2"> 839-й гаубичный артиллерийский полк </td></tr>
Войска:	сухопутные
Род войск:	артиллерия
Формирование:	1941
Расформирование (преобразование):	26 августа 1942 года
Преемник:	172-й гаубичный артиллерийский полк
1942: Ленинградская область

839-й гаубичный артиллерийский полк — воинская часть Вооружённых Сил СССР в Великой Отечественной войне.

История

Полк формировался в Кировской области в декабре 1941 года. На вооружении полка состояли 122-миллиметровые гаубицы. Полк был механизирован и полностью укомплектован средствами тяги в виде тракторов «Коммунар».

В действующей армии во время Великой Отечественной войны с 18 декабря 1941 года по 26 августа 1942 года.

В декабре 1941 года отправился на фронт по маршруту Буй, Рыбинск, Ярославль, разгрузился на станции Бурга и прибыл к месту дислокации в Малую Вишеру, где вошёл в состав 2-й ударной армии.

Перед началом Любанской операции орудия заняли позиции в районе небольших посёлков 1-я и 2-я Александровская колония, штаб полка расположился в Селищенских казармах. С 7 января 1942 года поддерживает наступление войск 2-й ударной армии, наступавшей через Волхов. С 13 января 1942 года, с возобновлением наступления вновь ведёт огонь по укреплениям противника на левом берегу Волхова, поддерживает в наступлении 327-ю стрелковую дивизию.

25 января 1942 года был введён в прорыв у Мясного Бора, для поддержки ударной группировки армии, основу которой составлял 13-й кавалерийский корпус, продвигался по маршруту Костылево — Любино Поле — Красная Горка на подступах к Любани, где и находится до конца мая 1942 года, после чего начал, как и все части армии, отход с целью дальнейшего прорыва из окружения.

22-25 июня 1942 года из окружения вышли незначительные остатки полка без материальной части.

26 августа 1942 года остатки полка были обращены на укомплектование 172-го гаубичного артиллерийского полка

Подчинение

Дата	Фронт (округ)	Армия	Корпус	Дивизия	Бригада	Примечания
01.12.1941 года	Уральский военный округ	-	-	-	-	-
01.01.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-	-	-
01.02.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-	-	-
01.03.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-	-	-
01.04.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-	-	-
01.05.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-	-	-
01.06.1942 года	Ленинградский фронт (Группа войск Волховского направления)	2-я ударная армия	-	-	-	-
01.07.1942 года	Ленинградский фронт (Волховская группа войск)	2-я ударная армия	-	-	-	-
01.07.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-	-	-
01.08.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-	-	-

Ссылки

• [www.soldat.ru/ Справочники на Солдат.ру]
• [www.soldat.ru/doc/perechen Перечень № 13 артиллерийских, миномётных, зенитно-пулемётных полков и полков ПВО железнодорожных составов входивших в состав действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941—1945]

Отрывок, характеризующий 839-й гаубичный артиллерийский полк (1-го формирования)

Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.