84-я стрелковая дивизия
84-я стрелковая Харьковская Краснознамённая дивизия имени Тульского пролетариата — воинское соединение СССР в Великой Отечественной войне
Содержание
История
Сформирована в 1923 году как 84-я Тульская стрелковая дивизия (территориальная).
Осенью 1936 года участвует на больших тактических учениях Белорусского военного округа, перебрасывается парашютным десантом в тыл «противника». Свыше 400 километров бойцы в полном боевом снаряжении пролетели на самолётах. В назначенном районе десантировались на парашютах в тылу у «противника» и немедленно приступили к выполнению боевой задачи. На учениях в Московском военном округе была успешно переброшена «посадочным десантом» на самолётах из-под Тулы в район города Горький.
В 1937 году дивизия размещалась в районе Тулы. Зимой 1937 года соединение принимало участие на учениях в районе Малоярославец - Медынь.
В Тульской области с августа по начало сентября 1939 года на базе стрелкового полка 84-й стрелковой дивизии формировалась 163-я стрелковая дивизия.
Принимала участие в Советско-финской войне 1939—1940 гг. в составе 7-й Армии, вступила в бой 14 февраля 1940 года и действовала в третьем секторе — Лейпясуо-Сумма, наступала на ст. Кямяря. После захвата ст. Перо обходила города Выборг с востока.
Принимала участие в аннексии Литвы
В июле 1940 года переформирована в 84-ю моторизованную дивизию 3-го механизированного корпуса.
В действующей армии с 22.06.1941 по 10.08.1942, с 22.08.1942 по 05.02.1943, с 09.07.1943 по 04.09.1944 и с 03.11.1944 по 09.05.1945.
Перед войной дислоцировалась восточнее Каунаса в Кайшадирах (Кайшядорис), имея в составе 149 танков, из них 145 БТ-7, 4 Т-26 также 42 БА-10, 6 БА-20. Ещё 18.06.1941 была поднята по тревоге и к 21.06.1941 находилась в лесах района Кяйшадорис (на берегу притока реки Вилия). Вечером выступила походом из района лесов у Кайшадориса в сторону Каунаса, к исходу дня дивизия развернулась по реке Невяжис от Лабуново до впадения реки в Неман, прикрыв Каунас с северо-востока. 23.06.1941 попала под сильный авианалёт. Вечером этого же дня обнаружился отход соседей, дивизия снялась с рубежа и начала движение в сторону Ионавы, на марше подверглась обстрелу артиллерией, понесла потери. На 24.06.1941 находилась в местечке Пагиряй, лес восточное Круонис, Липняшкис, приводя себя в порядок. 25.06.1941 наносит удар по прорвавшимся к Ионаве частям 56-го моторизованного корпуса и вновь несёт тяжёлые потери. Стрелковые цепи едва поднявшись попали под губительный артиллерийский огонь противника, командование трижды пыталось поднять людей в атаку, отдельные подразделения полка обратились в бегство.
Состояние дивизии в первые дни войны, а также, кстати сказать, состояние и информированность штаба армии, характеризует телеграмма в Ставку ГК от 02.07.1941 года:
84-я моторизованная дивизия… подверглась сильной бомбардировке авиацией противника и впоследствии окружена и дралась в окружении до 25.6. Сведений о ней нет, встречаются в различных пунктах отдельные красноармейцы…
Из воспоминаний Л. К. Шкаренкова, ветерана дивизии:
На этом пути все перемешалось… Потерял все своё имущество: шинель сгорела, ранец, каску и противогаз сбросил. Единственное, с чем я не разлучался — это со своей СВТ (самозарядной винтовкой Токарева)
На 26.06.1941 находилась под Ионавой с приказом удерживать позиции. Попала в окружение, испытывая недостаток в боеприпасах.
Из воспоминаний П. С. Брызгалова, ветерана дивизии:
…было приказано сдать на склад все боеприпасы, оставив только по 10 патронов на винтовку, по 12 снарядов на пушку. Я был на стрельбах с ротой, патроны к пулеметам ДШК не успел сдать и за это от командира полка получил за два дня до войны строгий выговор. Началась война. Наша 84-я стрелковая дивизия, как и другие дивизии, находившиеся в Прибалтике, оказалась в окружении без боеприпасов. Это было ужасно! Пушки, винтовки, пулеметы с нами, а стрелять нечем. Только у меня было 2500 патронов, за которые получил тот самый выговор. Связь дивизии с соедями, со штабом округа была потеряна. Реку Вилию форсировали, кто как мог, бросая оружие (боеприпасов не было), машины (горючего не было).
В июле — августе 1941 разрозненные части дивизии выходят из окружения, в частности, в район Торопца, всего вышло не более 500 человек.
В 16.07.1941 переформирована в стрелковую дивизию.
В сентябре 1941 доукомплектованная под Новгородом, однако без тяжёлого вооружения, после 90-километрового марша, дивизия заняла позиции у Старой Руссы, и сразу вступила в бой с вражескими частями, продвигавшимися к Валдаю
В начале октября 1941 года, совместно с 8-й танковой бригадой наносит контрудар в районе Старой Руссы, юго-восточнее озера Ильмень, в районе станции Лычково. Вела бои к северу от Демянска до августа 1942 года, участвовала в окружении Демянской группировки врага.
17.08.1942 погружена на станции Крестцы и через Рязань, Мичуринск и Грязи отправлена под Сталинград. Первые эшелоны дивизии начали разгрузку 22.08.1942 недалеко от станции Иловля, и уже с 23.08.1942 в составе оперативной гуппы генерала Коваленко атакует наступающие части 14-го армейского корпуса. В течение осени 1942 года ведёт непрерывные атаки в районе станицы Сиротинской и посёлка Ерзовка (северо-западнее Сталинграда). С ноября 1942 участвует в общем наступлении советских войск, на 22.12.1942 находится у излучины Дона между хуторами Паньшино и Вертячий. В течение января — февраля 1943 года ведёт бои по ликвидации окружённой вражеской группировки, в районе посёлка Городище.
16.07.1943 года заняла позиции северо-восточнее Белгорода, откуда начала наступление в ходе Белгородско-Харьковской операции.
В течение трёх дней 16—19.08.1943 ведёт тяжёлые бои за овладение населённым пунктом Дергачи, на подступах к Харькову, ведёт наступление в лесном массиве северо-западнее Харькова, к 22.08.1943, захватив массив вышла на удобные подступы к городу и 23.08.1943 очистила город от оккупантов. 29.08.1943 приняла участие в освобождении Люботина
19—23.09.1943 года ведёт тяжёлые бои по освобождению Полтавы и именно воинами этой дивизии было водружено Красное Знамя в центре города. Продолжив наступление, к 05.10.1943 вышла к Днепру, форсировала его и захватила плацдарм юго-восточнее Кременчуга.
В конце декабря 1943 года ведёт бои на подступах к Кировоград, в районе Новгородки и юго-западнее её. 08.01.1944 участвует в освобождении Кировограда. Затем приняла участие в Корсунь-Шевченсковской и Уманско-Ботошанской операциях, форсировала Днестр и вышла с севера на подступы к Кишинёву. С августа 1944 года принимает участие в Ясско-Кишинёвской операции, ведёт бои непосредственно за Кишинёв.
В сентябре 1944 года отведена в резерв
В ноябре 1944 года переброшена в Венгрию, принимает участие во взятии Секешфехервара 23.12.1944. Между 03 и 06.01.1945 заняла позиции на северной окраине Секешфехервара. С 07.01.1945 отражает удар вражеских войск, отбив 12 атак, но всё-таки была вынуждена несколько отойти, оставив населённый пункт Мох. К 18.01.1945 занимала позиции от Шаркерестура по направлению к Балатону, отбила при поддержке авиации начавшееся наступление вражеских войск.
К 07.03.1945 дивизия была переброшена а автомашинах в район Вилань, Н. Харыпань, Киш-Тополца, где ведёт с 08.03.1945 бои по ликвидации вражеского плацдарма на реке Драва. В течение 14—15.03.1945 ведёт бои к востоку от населённого пункта Драва-Саболч, с 21.03.1945 ликвидирует ещё один плацдарм на реке севернее Валново.
Перед Венской стратегической операцией была усилена 140-м миномётным, 1249-м истребительно-противотанковым артиллерийским, 285-м артиллерийским полками и 55-м инженерным штурмовым батальоном.
С 29.03.1945 года наступает в направлении Надьканижи, обошла город с севера, овладела важным и хорошо подготовленным в инженерном отношении опорным пунктом Надьречье. В апреле 1945 наступает в Югославии
Закончила войну в районе Граца. Передовые части дивизии в 20:00 09.05.1945 в районе города Войменсберг встретились с разведывательным дозором британской 6-й танковой дивизии.
Расформирована с мая по август 1945 года.
Подчинение
Состав
Как 84-я моторизованная дивизия
- 41-й мотострелковый полк
- 201-й мотострелковый полк
- 46-й танковый полк
- 74-й артиллерийский полк
- 122-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион
- 349-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион
- 116-й разведывательный батальон
- 122-й сапёрный батальон
- 71-й отдельный батальон связи (761-я отдельная рота связи)
- 102-й медико-санитарный батальон
- 122-й автотранспортный батальон
- 27-я ремонтно-восстановительная рота
- 56-я рота регулирования
- 55-й полевой автохлебозавод
- 103-я полевая почтовая станция
- 370-я полевая касса Госбанка
Как 84-я стрелковая дивизия
- 41-й стрелковый Кишинёвский ордена Александра Невского полк
- 201-й стрелковый Будапештский орденов Суворова, Кутузова и Александра Невского полк
- 382-й (46-й) стрелковый полк
- 74-й артиллерийский полк
- 429-й гаубичный артиллерийский полк (до 17.12.1942)
- 122-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион
- 461-й миномётный дивизион (с 26.10.1941 по 10.11.1942)
- 490-я разведрота (116-й разведывтельный батальон)
- 122-й сапёрный батальон
- 71-й отдельный батальон связи (71-я отдельная рота связи)
- 102-й медико-санитарный батальон
- 90-я отдельная рота химический защиты
- 80-я автотранспортная рота (122-й автотранспортный батальон)
- 290-я полевая хлебопекарня (55-й полевой автохлебозавод)
- 641-й (194-й) дивизионный ветеринарный лазарет
- 130-я дивизионная авторемонтная мастерская
- 791-я (71670-я) полевая почтовая станция
- 641-я полевая касса Госбанка
- 122-й отдельный самоходно-артиллерийский дивизион (в 1945 году)
Командиры
- Коньков, Василий Фомич (00.08.1938 — 12.07.1940), комбриг
- Фоменко, Пётр Иванович (13.07.1940 — 17.05.1943), генерал-майор
- Буняшин, Павел Иванович (18.05.1943 — 09.05.1945), полковник, с 01.09.1943 генерал-майор
- Матнин, Гавриил Севастъянович (12.11.1941 — 30.08.1942), Старший лейтенант 41 сп, командир 1 стрелкой роты с 22.04.1942, попал в плен под Орловкой.
Награды и наименования
Награда (наименование) | Дата | За что получена |
---|---|---|
Харьковская | 23.08.1943 | за освобождение Харькова |
23.09.1943 | за освобождение Полтавы (?) | |
Имени Тульского пролетариата | ? | ? |
Воины дивизии
Награда | Ф. И. О. | Должность | Звание | Дата награждения | Примечания |
---|---|---|---|---|---|
Завертяев, Вениамин Анисимович | Помощник начальника штаба по разведке 201-го стрелкового полка | старший лейтенант | 01.11.1943 | - | |
Крайнов, Иван Дмитриевич | Шофер 74-го артиллерийского полка | рядовой | 11.04.1940 | - | |
Кривонос, Александр Владимирович | Снайпер 201-го стрелкового полка | сержант | 01.11.1943 | - | |
Маширь, Иван Васильевич | Командир взвода батареи 45-мм пушек 382-го стрелкового полка | старший сержант | 05.05.1990 | - | |
Некрасов, Андрей Акимович | помощник командира пулемётного взвода 201-го стрелкового полка | рядовой | 29.06.1945 | - |
Память
- Мемориальная доска на здании школы № 28 в Волгограде.
- Памятник Харьковским Дивизиям в Харькове.
Известные люди, связанные с дивизией
- Шкаренков, Леонид Константинович, в годы войны боец дивизии, впоследствии доктор исторических наук, главный научный сотрудник ИНИОН РАН, главный редактор журнала Россия и современный мир.
Напишите отзыв о статье "84-я стрелковая дивизия"
Ссылки
- [samsv.narod.ru/Div/Sd/sd084/default.html Справочник на сайте клуба «Память» Воронежского госуниверситета]
- [www.soldat.ru/forum/viewtopic.php?f=2&t=2008 Форум]
- [www.soldat.ru/files/ Боевой состав Советской Армии 1941—1945]
- [www.soldat.ru/doc/perechen/ Перечень № 6 стрелковых, горнострелковых и моторизованных дивизий входивших в состав Действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.]
Отрывок, характеризующий 84-я стрелковая дивизия
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.
Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.
3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.