86-я стрелковая дивизия (1-го формирования)
86-я стрелковая дивизия | |
Награды: | |
---|---|
Почётные наименования: |
имени Президиума Верховного Совета Татарской АССР |
Войска: |
сухопутные войска |
Род войск: | |
Формирование: |
23.05.1922 года |
Расформирование (преобразование): |
19.09.1941 года |
Предшественник: |
1-я Казанская стрелковая бригада |
Преемник: |
не имеется |
Боевой путь | |
Польша (1939), Западная Белоруссия (1941) |
86-я стрелковая Казанская Краснознамённая дивизия имени Президиума Верховного Совета Татарской АССР — воинское соединение вооружённых сил СССР, принимавшее участие в советско-польской войне 1939 года, а также в Великой Отечественной войне.
Содержание
История дивизии
Дивизия развёрнута в Казани приказом войскам Приволжского военного округа № 1086/1810 от 23 мая 1922 года из 1-й Казанской отдельной стрелковой бригады (в свою очередь, сформированной ранее на базе стрелковой бригады 16-й стрелковой дивизии и запасной стрелковой бригады города Саранска) как 1-я стрелковая дивизия. Приказом РВСР № 2414/455 от 18 октября 1922 года ей было присвоено наименование 1-й Казанской стрелковой дивизии, в декабре 1923 года была переведена на территориальное положение. Приказом РВС СССР № 167 от 29 июля 1930 года дивизии было присвоено имя ЦИК Татарской АССР. Приказом НКО № 072 от 21 мая 1936 года дивизия была переименована 86-ю Казанскую стрелковую дивизию имени ЦИК Татарской АССР. 3 октября 1939 года на базе части личного состава дивизии была сформирована 111-я стрелковая дивизия, а оставшаяся часть была переформирована в мотострелковую дивизию. Приказом НКО № 0150 от 16 июля 1940 года была вновь переформирована в стрелковую и переименована в 86-ю стрелковую Казанскую дивизию имени Президиума Верховного Совета Татарской АССР.[1]
Принимала участие в Зимней войне, за что была награждена Орденом Красного Знамени.
На 22 июня 1941 года дивизия дислоцировалась в Цехановеце, причём штаб дивизии находился на участке обороны соседней слева, 113-й стрелковой дивизии, а части дивизии должны были оборонять участок Цехановец — Чижев. Вся артиллерия дивизии находилась на сборах в Червоном Бору юго-западнее Ломжи
В составе действующей армии с 22 июня 1941 по 19 сентября 1941 года.
22 июня 1941 года развязались боевые действия во всей полосе дивизии. 113-я стрелковая дивизия была рассеяна на марше и Цехановец по сути оборонять было некому. По одной из версий, в Цехановеце оборонялись полковая школа 330-го стрелкового полка, подразделения штаба дивизии и 96-й отдельный батальон связи. По другой версии, после артобстрела города, командование дивизии в панике покинуло город. Так или иначе, Цехановец был потерян в первый день войны, и вдоль левого фланга дивизии началось беспрепятственное наступление войск противника. Между тем, дивизия, успев занять силами 169-го стрелкового полка, оборонительные сооружения 64-го укреплённого района держала оборону западнее Замбрува. Во второй половине дня обороне способствовал огнём приданный 124-й гаубичный артиллерийский полк. 330-й стрелковый полк дивизии в момент начала войны находился на марше из Замбрува в Цехановец и спешно был переброшен в район Чижева, где вступил в бой во взаимодействии с дивизионным разведбатом и пограничниками, и в первый день войны удерживал оборону и город Чижев. Однако во второй половине дня оборона полка была прорвана, силами 330-го и 284-го стрелковых полков был организован контрудар, оказавшийся безуспешным. К вечеру 22 июня 1941 года бой прекратился и поздним вечером был получен приказ дивизии на отход.
Дивизия организованно отошла на рубеж реки Нарев в район Сураж — Лапы. 24 июня 1941 года её позиции подверглись мощнейшему авиа- и артиллерийскому удару и позиции дивизии были прорваны. Противник устремился на северо-восток. На утро 25 июня 1941 года дивизия находилась в районе Ухово, Докторцы близ города Лапы, по существу находясь в окружении. Единственный выход для неё оставался через Белосток. 26 июня 1941 года дивизия туда и направилась, оставив заслон на Нареве, который отбив несколько атак и истратив все боеприпасы, подорвал орудия и ушёл на восток. При этом 330-й стрелковый полк, который на Нареве был отрезан от дивизии, выходил самостоятельно в ночь на 27 июня 1941 года. По пути к полку присоединились разрозненные подразделения 13-й стрелковой дивизии и более роты танков 25-й танковой дивизии.[2]
Восточнее Белостока дивизия попала под авиационный налёт, который принёс особо большие потери остаткам обоих артиллерийских полков. В конечном итоге, остатки дивизии были окончательно уничтожены западнее реки Зельвянка
Дивизия была официально расформирована 19 сентября 1941 года.
Подчинение
Дата | Фронт (округ) | Армия | Корпус (группа) | Примечания |
---|---|---|---|---|
22 июня 1941 года | Западный фронт | 10-я армия | 5-й стрелковый корпус | |
01 июля 1941 года | Западный фронт | 10-я армия |
Состав
- 169-й стрелковый Краснознамённый полк
- 284-й стрелковый полк
- 330-й стрелковый полк
- 248-й артиллерийский полк
- 383-й гаубичный артиллерийский полк
- 128-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион
- 342-й отдельный зенитный дивизион
- 109-й разведывательный батальон
- 120-й отдельный сапёрный батальон
- 95-й отдельный батальон связи
- 14-й медико-санитарный батальон
- 20-й автотранспортный батальон
- 31-я полевая хлебопекарня
- 32-я дивизионная ремонтная мастерская
- 366-я полевая почтовая станция
- 626-я полевая касса Госбанка
Командиры
- Зашибалов, Михаил Арсентьевич, полковник (с 14.05.1940 по 30.06.1941)
Герои Советского Союза
- Болесов, Иван Егорович, младший командир, механик-водитель танка 62-го танкового полка.
- Вазетдинов, Гимазетдин Вазетдинович, младший лейтенант, командир роты 330-го стрелкового полка.
- Грисюк, Антон Степанович, лейтенант, командир роты 330-го стрелкового полка.
- Дмитриев, Максим Васильевич, старшина, старший механик-водитель танка 109-го отдельного разведывательного батальона.
- Доценко, Василий Данилович, старший политрук, военный комиссар батальона 330-го стрелкового полка.
- Елисеев, Александр Николаевич, лейтенант, командир взвода противотанковых орудий 284-го мотострелкового полка.
Напишите отзыв о статье "86-я стрелковая дивизия (1-го формирования)"
Примечания
- ↑ [guides.rusarchives.ru/browse/guidebook.html?bid=121&sid=92104#refid92085 Центральный государственный архив Советской армии (с июня 1992 г. Российский государственный военный архив). В двух томах. Том 2. Путеводитель. 1993]
- ↑ [www.libma.ru/istorija/1941_razgrom_zapadnogo_fronta/p15.php#metkadoc3 Глава 10 27 июня, день 6-й / 1941. Разгром Западного фронта]
Ссылки
- [www.rkka.ru/ihandbook.htm Справочник]
- [samsv.narod.ru/Div/Sd/sd086/default.html Справочник]
Отрывок, характеризующий 86-я стрелковая дивизия (1-го формирования)
Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.