9-й Берлинский международный кинофестиваль
Поделись знанием:
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…
Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
9-й Берлинский международный кинофестиваль | |||
Общие сведения | |||
---|---|---|---|
Дата проведения | |||
Место проведения | |||
Жюри фестиваля | |||
Председатель жюри | |||
|
9-й Берлинский международный кинофестиваль прошёл с 26 июня по 7 июля, 1959 года в Берлине.[1]
Содержание
Жюри
- Роберт Олдрич (председатель жюри)
- Йохан Якобсен
- Чарльз Форд
- Джон Брайан
- Игнацио Транкуилли
- Шигео Мията
- Вали Эддин Самех
- Oтто Хассе
- Герхард Прагер
- Фриц Подель
- Вальтер Шмидинг
Конкурсная программа
- Бродяга Архимед, режиссёр Жиль Гранжье
- Спросите любую девушку, режиссёр Чарльз Уолтерс
- Астеро, режиссёр Динос Димопулос
- Остальное – молчание, режиссёр Хельмут Койтнер
- Десять ружий наготове, режиссёр Хосе Луис Саэнс де Эредия
- Деревня у реки, режиссёр Фонс Радемакерс
- Цветы Майо, режиссёр Роберто Гавальдон
- Обнаженное солнце, режиссёр Miyoji Ieki
- Хассан и Наима, режиссёр Анри Барака
- Хозяин и его слуги, режиссёр Арне Скоуэн
- Дом-герой, режиссёр Филдер Кук
- В японском плену, режиссёр Джу-нам Ян
- Трое негодяев в скрытой крепости, режиссёр Акира Куросава
- Возница, режиссёр Арне Маттсон
- Падение, режиссёр Леопольдо Торре Нильссон
- Кузены, режиссёр Клод Шаброль
- Звезды в полдень, режиссёр Жак Эрто и Марсель Иша
- Волки в пропасти, режиссёр Сильвио Амадио
- Тройная любовь в Рио, режиссёр Карлос Уго Кристенсен
- Паноптикум 59, режиссёр Вальтер Кольм-Фельте
- Поэт и маленькая мать, режиссёр Эрик Баллинг
- Святой остров, режиссёр Дебаки Бозе
- Свен Туува, режиссёр Эдвин Лайне
- Сброшенные чары, режиссёр Сямак Ясами
- Такая женщина, режиссёр Сидни Люмет
- Четверо отчаянных мужчин, режиссёр Гарри Уотт
- Тигровая бухта, режиссёр Дж. Ли Томпсон
- Побежденный победитель, режиссёр Паоло Хеуш
- Утром в понедельник, режиссёр Луиджи Коменчини
Награды
- Золотой медведь:
- Золотой Медведь за лучший короткометражный фильм:
- Золотой Медведь за лучший полнометражный документальный фильм:
- Серебряный Медведь за лучшую мужскую роль:
- Серебряный Медведь за лучшую женскую роль:
- Серебряный Медведь за лучшую режиссерскую работу:
- Серебряный Медведь - специальный приз за лучший короткометражный фильм:
- Серебряный Медведь - специальный приз за лучший короткометражный фильм
- Серебряный Медведь - специальный приз
- Особое упоминание
- Особое упоминание - короткометражный фильм
- Приз юношеского кинематографа
- Приз юношеского кинематографа - лучший короткометражный фильм
- Приз юношеского кинематографа - лучший документальный фильм
- Приз юношеского кинематографа - лучший игровой фильм
- Приз международной ассоциации кинокритиков (ФИПРЕССИ)
- Приз Международной Католической организации в области кино (OCIC)
Напишите отзыв о статье "9-й Берлинский международный кинофестиваль"
Примечания
- ↑ [www.berlinale.de/en/archiv/jahresarchive/1959/01_jahresblatt_1959/01_Jahresblatt_1959.html 9th Berlin International Film Festival]. berlinale.de. Проверено 5 января 2010. [www.webcitation.org/6DFw9BysI Архивировано из первоисточника 28 декабря 2012].
Ссылки
- [www.berlinale.de/en/archiv/jahresarchive/1959/01_jahresblatt_1959/01_Jahresblatt_1959.html 8-й Берлинский международный кинофестиваль]
- [www.imdb.com/Sections/Awards/Berlin_International_Film_Festival/1959 Берлинский международный кинофестиваль] в Internet Movie Database
- [www.kinopoisk.ru/awards/award/berlin/year/1959/ 9-й Берлинский международный кинофестиваль]
|
Отрывок, характеризующий 9-й Берлинский международный кинофестиваль
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…
Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.