9-й Венецианский кинофестиваль
Поделись знанием:
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.
1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
Эта статья — о фестивале 1948 года. О фестивале 1941 года см. 9-й Венецианский кинофестиваль (1941).
| 9-й Венецианский кинофестиваль | |||
| Общие сведения | |||
|---|---|---|---|
| Дата проведения |
с 19 августа по 4 сентября, 1948 года | ||
| Место проведения | |||
| Жюри фестиваля | |||
| Председатель жюри | |||
| |||
9-й Венецианский международный кинофестиваль проходил в Венеции, Италия, с 19 августа по 4 сентября, 1948 года.
Содержание
Жюри
- Луиджи Кьярини (Италия) (председатель жюри)
- Марио Громо (Италия)
- Гуидо Аристарко (Италия)
- Альберто Консильо (Италия)
- Артуро Лакончита (Италия)
- Виничо Маринуччи (Италия)
- Марио Меллони (Италия)
- Джорджо Проспери (Италия)
- Эндрю Феликс Морлион (Франция)
Конкурсная программа
Полнометражные фильмы
- Гамлет, режиссёр Лоуренс Оливье
- Под солнцем Рима, режиссёр Ренато Кастеллани
- Деде из Антверпена, режиссёр Ив Аллегре
- Беглец, режиссёр Джон Форд, Эмилио Фернандес
- Джентльменское соглашение, режиссёр Элиа Казан
- Поверженный идол, режиссёр Кэрол Рид
- Луизианская история, режиссёр Роберт Дж. Флаэрти
- Музыка во тьме, режиссёр Ингмар Бергман
- Оливер Твист, режиссёр Дэвид Лин
- Процесс, режиссёр Георг Вильгельм Пабст
- Красные башмачки, режиссёр Майкл Пауэлл и Эмерих Прессбургер
- Поиск, режиссёр Фред Циннеман
- Земля дрожит, режиссёр Лукино Висконти
- Сокровища Сьерра Мадре, режиссёр Джон Хьюстон
Дань Жаку Фейдеру
Персонал Эриха фон Штрогейма
- Глупые жёны
- La prigioniera dell’isola, режиссёр Марсель Кравенн
Кино ретроспективной памяти Луи Люмьера
- Buffalo Bill
- Cinématographie Lumière (1895—1900)
- Cretinetti e le donne, режиссёр Андре Дид
- Fêtes du couronnement de S.M. le Tsar Nicolas II: le tsar & la tsarine entrent dans l'église
- Убийство герцога де Гиза, regia di Georges Hatot (1897)
- La Vie de Jésu
- Nègres dansant dans la rue
Различные ретроспективные фильм
- Коридорный, режиссёр Роско ’Толстяк’ Арбакль
- Деревенщина
- Lot in Sodom, режиссёр Джеймс Сибли Уотсон и Мелвилл Веббер
- Охотники за спасением, режиссёр Джозеф фон Штернберг
Работа ретроспективной Йориса Ивенса
- I 400 milioni
- Lavori nello Zuiderzee
Ретроспективный отзыв Жорж Мельес
- Le Mélomane
Награды
- Международный Гран-при за лучший фильм в Венеции: Гамлет, режиссёр Лоуренс Оливье
- Кубок Вольпи за лучшую мужскую роль: Эрнст Дойч — Процесс
- Кубок Вольпи за лучшую женскую роль: Джин Симмонс — Гамлет
- Премии Председателя Совета Министров лучший итальянский фильм: Под солнцем Рима, режиссёр Ренато Кастеллани
- Международная премия за лучшую режиссёрскую работу: Георг Вильгельм Пабст — Процесс
- Международная премия за лучшую операторскую работу: Десмонд Дикинсон — Гамлет
- Международная премия за лучший художник-постановщик: Джон Брайан — Приключения Оливера Твиста
- Международная премия за лучший рассказ и сценарий: Грэм Грин — Поверженный идол
- Международный приз за лучшую музыкальную партитуру: Сокровища Сьерра Мадре
- Международная премия за короткометражный фильм: Сельские церкви, Vente aux enchères, Taget
- Международная премия за лучший анимационный фильм: Время мелодий
- Международный приз за мультфильм: Маленький солдат
- Международная премия «за его стилистической ценности» Земля дрожит
- Международная премия за лирическое значение: Луизианская история
- Международная премия за образное значение: Беглец
- Первая международная премия за лучший документальный фильм: Водоросли
- Медаль Биеннале: Женщина без лица
- Медаль на Венецианской биеннале: Заклейменные
- Медаль Венецианской биеннале за лучший кукольно-анимационный фильм: Špalíček
- Золотая медаль за лучший фильм природных явлений: Como nace un volcán
- Золотая медаль за лучший фильм по истории искусства: Il giorno della salute
- Золотая медаль за лучший фильм медицины: Traitement chirurgical de la sciatique
- Золотая медаль за лучший фильм изобразительного искусства: Ван Гог
- Золотая медаль за лучший документальный математической физики: Atomic Phisics
- Золотая медаль за лучший документальный промышленный фильм: Beth ha àrava
- Золотая медаль за лучший фильм для детей до 7 лет: Ukolébavka
- Золотая медаль за лучший фильм для детей в возрасте от 7 до 14 лет: The Secret Tunnel
- Золотая медаль за лучший учебный фильм: Wirkstoffe des Lebens
- Серебряная медаль за фильм искусств: Carpaccio
- Серебряная медаль за документальные математической физики: Naval Photography in Science
- Серебряная медаль для документальный промышленности: Poudre
- Серебряная медаль за историю кино: L’Olimpico
- Серебряная медаль за фильмы по технологии, промышленности и труда: Muži pod Prahou
- Серебряная медаль за спортивные фильмы: Jeden tisic milion
- Серебряная медаль за документальные медицину и естественные науки: Premiers pas
- Серебряная медаль: Amalfi
- Серебряная медаль за историю кино: Basiliche cristiane
- Серебряная медаль за научные фильмы математической физики: Famille de droites, famille de paraboles
- Серебряная медаль за фильм для детей в возрасте от 7 до 14 лет: Il sentiero della fortuna, The Greedy Boy’s Dream
- Серебряная медаль за фильмы для детей до 7 лет: Jacky, Jackotte et les sortilèges, Micetto cacciatore
- Серебряная медаль за медицину: Polio
- Серебряная медаль за документальные фильмы о природных явлениях: The Hurricane Circuit, Vanishing Africa
- Бронзовая медаль за новую технику в мультипликации: O milionári, který ukradl slunce
- Диплом: Andělský kabát
Напишите отзыв о статье "9-й Венецианский кинофестиваль"
Ссылки
- [www.imdb.com/event/ev0000681/1948 9-й Венецианский кинофестиваль]
- [www.labiennale.org/it/cinema/storia/anni40.html?back=true Официальный сайт кинофестиваля в Венеции]
- [asac.labiennale.org/it/passpres/cinema/annali.php?m=21&c=b 9-й Международный кинофестиваль в архиве Биеннале]
|
||||||
Отрывок, характеризующий 9-й Венецианский кинофестиваль
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.
1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
