9-я гвардейская стрелковая дивизия
Поделись знанием:
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.
От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.
После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
(перенаправлено с «9-я гвардейская стрелковая Краснознамённая дивизия»)
9-я гвардейская стрелковая Краснознамённая дивизия 9-я гв. сд | |
| Награды: |
|
|---|---|
| Войска: | |
| Род войск: | |
| Формирование: |
26.11.1941 |
| Расформирование (преобразование): |
1945 |
| Предшественник: | |
| Боевой путь | |
9-я гвардейская стрелковая Краснознамённая дивизия — воинское соединение СССР в Великой Отечественной войне.
Содержание
История
78-я стрелковая дивизия (1-го формирования)
78-я стрелковая дивизия была сформирована в апреле 1932 в Томске. В 1939 была передислоцирована в Хабаровск.
В начале Великой Отечественной войны дислоцировалась в Уссурийском крае, входила в состав Дальневосточного фронта. В июле 1941 года командиром дивизии был назначен полковник А. П. Белобородов.
В октябре 1941 года дивизия была переброшена с Дальнего Востока под Москву, в район города Истра, и вошла в состав 16-й армии (командующий — генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский) Западного фронта (командующий — генерал армии Г. К. Жуков). На тот момент дивизия насчитывала 14 тысяч человек личного состава. Кроме трёх стрелковых полков, в её состав входили один полк легкой артиллерии и один гаубичной, три отдельных дивизиона — противотанковый, зенитный и минометный. Всего насчитывалось свыше 130 артиллерийских и 60 минометных стволов. Имелось также 12 тяжёлых гаубиц. В разведывательном батальоне — 23 легких танка, в автопарке — 450 машин.
С 1 ноября 258-й стрелковый полк дивизии занял участок фронта на линии Мары-Слобода-Городище по реке Озерна с задачей прикрывать Волоколамское шоссе. Остальная часть дивизии была оставлена в качестве резерва 16-й армии. С противоположной стороны фронта ей противостояла 252-я немецкая пехотная дивизия.
4 и 5 ноября 258-й стрелковый полк при поддержке артиллерийских частей дивизии принимал участие в частной наступательной операции 16-й армии. Его целью было захватить село Михайловское и оседлать дорогу, которая проходила возле села, с целью недопущения переброски по ней войск противника. Боевую задачу полку удалось выполнить частично: на западном берегу реки Озерна, в районе деревни Федчино, был создан плацдарм, но село Михайловское взять не удалось.
6 и 7 ноября противник контратаковал позиции 258-го полка в районе Федчино, введя в бой части дивизии СС «Рейх». На протяжении этих двух дней и последующей недели немцы безрезультатно пытались выбить полк с плацдарма у Федчино. В этих боях части полка понесли серьёзные потери: в некоторых ротах насчитывалось по 40-50 человек. Однако остальная часть дивизии — два стрелковых полка — в бой по-прежнему не вводилась. По распоряжению командования армии, она находилась во втором эшелоне обороны.
Решающий момент наступил 16 ноября. В этот день всей дивизии было приказано перейти в наступление с задачей занять село Михайловское и близлежащие деревни Барынино и Ваюхино.
За отвагу в боях, стойкость и мужество 78-й стрелковой дивизии 26 ноября 1941 года присвоено звание 9-й гвардейской.
9-я гвардейская стрелковая Краснознамённая дивизия
- В феврале 1942 года дивизия в составе 33-й армии, с марта в составе 43-й армии. С мая в Резерве Ставки ВГК в составе 58-й армии, с июня 7-й резервной армии.
- 3 мая 1942 года награждена орденом Красного Знамени,[1] а её 22-й гвардейский стрелковый полк - орденом Ленина.
- С 2 июля 1942 дивизия поступила в подчинение 38-й армии Юго-Западного фронта, заняла оборону на восточном берегу р. Оскол, 5 июля форсировав р. Оскол в районе поселка Каменка, 9 июля на рубеж Голая - Поддубное - Озеров - зап. окр. Ровеньки - Шиянов - Дубовой - Белокуракино, где перешла к обороне, 10 июля с боями отходила на новый оборонительный рубеж по р. Деркуль, 14 июля дивизия находилась в районе Новогригорьевская.
- 17 июля 1942 года дивизия передана в распоряжение Сталинградского фронта в состав 21-й армии. В сентябре находится в составе 4-й резервной армии Резерва Ставки ВГК. В октябре в составе Московского военного округа.
- В ноябре 1942 года в составе 43-й армии Калининского фронта, с декабря в составе 5-го гвардейского стрелкового корпуса 3-й ударной армии. В марте в подчинение 4-й ударной армии, в апреле в подчинение 43-й армии.
- В июне 1943 года дивизия вошла в состав 2-го гвардейского стрелкового корпуса в подчинение Калининского фронта, с августа вместе с корпусом в составе 39-й армии. В октябре дивизия вернулась в состав 5-го гвардейского стрелкового корпуса 39-й армии.
- С ноября 1943 года в составе 1-го Прибалтийского фронта, с февраля по март 1944 года дивизия во фронтовом подчинение.
- С апреля 1944 года в составе 2-го гвардейского стрелкового корпуса 6-й гвардейской армии, в которой дивизия воевала до конца войны.
- С 23 июня по 29 августа 1944 года дивизия участвовала в Белорусской стратегической операции.
- Дивизия принимала участие в освобождение Латвийской ССР. Дивизия наступала в направлении на Даугавпилс, преследуя отходящего противника, дивизия с войсками 6-й гвардейской армии к 1 августа вышла в район 65 км северо-западнее Даугавпилса.
- В августе 1944 года участвовала в боях на реке Мемель, в конце августа дивизия переброшена в район юго-западнее Елгавы, заняла позиции на подступах к городу на линии Добеле - Жагаре, готовясь к оборонительным боям.
- В начале октября 1944 года принимала участие в Мемельской наступательной операции, из района северо-западнее Шяуляя на либавском направлении.
- В течение последующих семи месяцев вела упорные бои с прижатой к морю и отрезанной на Курляндском полуострове группировкой немецко-фашистских войск, участке фронта к востоку от Либавы между р. Вента и районом Приекуле.
- В апреле 1945 года в составе Ленинградского фронта готовилась к решающему наступлению с целью окончательного разгрома курляндской группировки противника.
- С 9 мая 1945 года дивизия проводила прием частей противника, их вооружения, боевой техники и имущества в районе Айзпуте.
Состав
- 18-й гвардейский стрелковый полк
- 22-й гвардейский стрелковый полк
- 31-й гвардейский стрелковый полк
- 28-й гвардейский артиллерийский полк
- 210-й гаубичный артиллерийский полк (до 20.03.1942)
- 2-й отдельный гвардейский истребительно-противотанковый дивизион
- 20-й гвардейский миномётный дивизион (до 06.08.1942)
- 6-й гвардейский пулемётный батальон (с 27.10.1942 по 10.02.1943)
- 12-я отдельная гвардейская разведывательная рота
- 3-й отдельный гвардейский саперный батальон
- 51-й (4-й) отдельный гвардейский батальон связи
- 479-й (11-й) медико-санитарный батальон
- 5-я отдельная гвардейская рота химической защиты
- 479-я автотранспортная рота (70-й автотранспортный батальон, 168-я и 10-я автотранспортные роты)
- 608-я (1-я) полевая хлебопекарня
- 566-й (14-й) дивизионный ветеринарный лазарет
- 05337 (485-я) полевая почтовая станция
- 451-я полевая касса Госбанка[2]
Командиры
- Червинский, Анатолий Николаевич (_.05.1939 — _.03.1940), полковник
- до 4 марта 1941 — комбриг, с 4 июня 1940 генерал-майор Зайцев, Владимир Александрович
- Киндюхин, Василий Аркадьевич (04.03.1941 — 11.07.1941), полковник
- Белобородов, Афанасий Павлантьевич (12.07.1941 — 14.10.1942), гвардии генерал-майор
- Простяков, Игнатий Васильевич (15.10.1942 — 30.01.1944), гвардии генерал-майор
- Гудзь, Порфирий Мартынович (31.01.1944 — 06.06.1944), гвардии полковник
- Бабахин, Николай Иванович (07.06.1944 — 29.06.1944), гвардии генерал-майор (погиб 29.06.1944, подорвался на мине, похоронен в г. Полоцк, 1963 г.)
- Вербов, Яков Яковлевич (30.06.1944 — 21.07.1944), гвардии полковник
- Савчук, Валерий Иванович (22.07.1944 — 01.11.1944), гвардии полковник
- Куропатенко, Дмитрий Семёнович (02.11.1944 — 20.12.1944), гвардии генерал-майор
- Кривомлин, Фёдор Григорьевич (21.12.1944 — 27.01.1945), гвардии подполковник
- Момышулы, Бауыржан (28.01.1945 — 09.05.1945), гвардии полковник
Отличившиеся воины
-
Богданов, Иван Яковлевич, гвардии сержант — командир разведывательного отделения 12-й отдельной гвардейской разведывательной роты. -
Волчков, Иван Никитович, гвардии капитан — командир стрелковой роты 22-го гвардейского стрелкового полка. - Кашин, Михаил Николаевич, гвардии сержант — командир отделения роты автоматчиков 31-го гвардейского стрелкового полка.
- Козлов, Алексей Иванович, гвардии старший сержант — старший разведчик 28-го гвардейского артиллерийского полка.
- Поляков, Иван Иванович, гвардии сержант — разведчик взвода пешей разведки 18-го гвардейского стрелкового полка.
Память
В честь дивизии названы улицы в городах Новосибирск[3] и Истра[4].
Дивизия упомянута на плите мемориального комплекса «Воинам-сибирякам», Ленино-Снегирёвский военно-исторический музей.
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
«Сформированные в Сибири, они защищали Москву» — на плите мемориального комплекса «Воинам-сибирякам».
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Мемориальный комплекс «Воинам-сибирякам», Ленино-Снегирёвский военно-исторический музей.
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
«Защищая Москву, они стали гвардейскими» — на плите мемориального комплекса «Воинам-сибирякам».
См. также
- 78-я стрелковая дивизия (1-го формирования)
- В землянке — русская советская песня (музыка Константина Листова, стихи Алексея Суркова).
Напишите отзыв о статье "9-я гвардейская стрелковая дивизия"
Примечания
- ↑ Уках Проезидиума Верховного Совета от 3.5.1942
- ↑ [tashv.nm.ru/index.html Перечень № 5 стрелковых, горнострелковых, мотострелковых и моторизованных дивизий, входивших в состав действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.]
- ↑ [bsk.nios.ru/content/ulica-9-y-gvardeyskoy-divizii-0 Библиотека Сибирского краеведения]
- ↑ [wikimo.ru/wiki/%D0%98%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B0 Энциклопедия Московской области]
Литература
- Белобородов А. П. Ратный подвиг. — 2-е изд. — М.: Политиздат, 1973, 110 с. [о действиях дивизии в битве под Москвой]
- Истра. 1941 // — М.: Московский рабочий, 1975, 304 с., тираж 50 тыс. [события осени и зимы 1941 года]
- Белобородов А. П. [militera.lib.ru/memo/russian/beloborodov2/index.html Всегда в бою.] — М.: Воениздат, 1978.
Ссылки
- [samsv.narod.ru/Div/Sd/gvsd009/default.html 78-я сд]
- [samsv.narod.ru/Div/Sd/gvsd009/default.html 9-я гв. сд]
- [www.poisk-pobeda.ru/forum/index.php?topic=4282.0 9-я гвардейская Краснознаменная стрелковая дивизия]
- [www.nashapobeda.lv/1488.html 9-я гвардейская стрелковая дивизия]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий 9-я гвардейская стрелковая дивизия
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.
От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.
После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
