9 августа
Поделись знанием:
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.
1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.
Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]
Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
| ← август → | ||||||
| Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс |
| 1 | 2 | 3 | 4 | |||
| 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 |
| 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 |
| 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 |
| 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | |
| 2024 г. | ||||||
9 августа — 221-й день года (222-й в високосные годы) в григорианском календаре. До конца года остаётся 144 дня.
Содержание
Международные дни
Праздники
См. также: Категория:Праздники 9 августа
Национальные
-
Россия — День воинской славы России (в честь победы русского флота в Гангутском сражении) -
Сингапур — День Республики. -
ЮАР — Национальный женский день.
Профессиональные
Религиозные
- память великомученика и целителя Пантелеимона (305);
- память преподобного Германа Аляскинского (1837);
- память блаженного Николая Кочанова, Христа ради юродивого, Новгородского (1392);
- память святителя Иоасафа, митрополита Московского и всея России (1555);
- память преподобной Анфисы Мантинейской, игумении, и 90 сестер ее (VIII в.);
- память равноапостольных Климента, архиепископа Охридского (916), Наума, Саввы, Горазда, епископа, и Ангеляра (IX—X в.);
- память священномучеников Амвросия (Гудко), епископа Сарапульского, Платона Горных и Пантелеимона Богоявленского, пресвитеров (1918);
- память священномученика Иоанна Соловьева, пресвитера (1941).
Именины
Католические
Православные[4]
Мужские
- Амвросий — священномученик Амвросий (Гудко).
- Ангеляр — равноапостольный Ангеляр Охридский.
- Герман — преподобный Герман Аляскинский.
- Горазд — исповедник Горазд Охридский.
- Иоанн (Иван) — священномученик Иоанн (Соловьев).
- Иоасаф (Асаф, Асафий) — Иоасаф, митрополит Московский.
- Климент (Климентий, Клементий, Клим) — равноапостольный Климент Охридский.
- Макарий (Макар) — преподобный Макарий Алтайский (Глухарев).
- Мануил (Мануйло, Мануйла, Манойло) — преподобный Мануил.
- Мефодий — равноапостольный Мефодий Моравский.
- Наум — исповедник Наум Охридский.
- Николай (Миколай, Микола) — блаженный Николай Кочанов.
- Пантелеимон (Пантелеймон, Пантолеон, Пантелей) — священномученик Пантелеимон (Богоявленский) и великомученик Пантелеимон Целитель.
- Платон — священномученик Платон (Горных).
- Савва — равноапостольный Савва Охридский.
- Христодул — мученик Христодул.
Женские
- Анфиса (Анфуса, Анфиза) — преподобная Анфиса Мантинейская.
События
См. также: Категория:События 9 августа
До XIX века
- 48 до н. э. — произошла битва при Фарсале между войсками Помпея и Цезаря, закончившаяся победой последнего.
- 1173 — началось строительство Пизанской башни.
- 1483 — открыта Сикстинская капелла.
- 1639 — первые поселения европейцев на месте нынешнего Нью-Йорка.
- 1731 — в Петербурге учреждён Шляхетный кадетский корпус для военного и гражданского образования дворян.
- 1742 — на Аляске группа из 31 человека, оставшаяся от экспедиции Витуса Беринга, пересела с поврежденного корабля на плот в надежде вернуться на нём в Россию.
- 1782 — французский мореплаватель де Лаперуз основал форт Принс-Уэльс на берегу Гудзонова залива (Канада).
- 1792 — Франц II стал королём Богемии.
XIX век
- 1803 — первая демонстрация парохода, изобретённого Робертом Фултоном.
- 1814 — после поражения индейцы уступили половину Алабамы и часть Джорджии белым колонистам Америки.
- 1830 — Луи-Филипп I стал королём Франции.
- 1841 — на озере Эри на борту одноимённого парохода «Erie» произошёл пожар, жертвами которого стали 175 человек.
- 1842 — демаркация границы между Канадой и США, Договор Вебстера — Ашбертона.
- 1848
- 1852 — Герман Мелвилл вернулся на свой корабль, сбежав от туземцев из племени тайпи.
- 1853 — взятие русскими войсками под начальством генерала В. А. Перовского укрепления Ак-Мечеть на реке Сырдарье, что способствовало в дальнейшем завоеванию Кокандского ханства.
- 1859 — американец Натан Эймс (Nathan Ames) запатентовал эскалатор.
- 1884 — французские офицеры Шарль Ренар (Charles Renard) и Артур Кребс (Arthur Constantin Krebs) совершили полёт на управляемом дирижабле «Франция» по замкнутому маршруту длиной около 8 км и со скоростью, превышающей 23 км/ч.
- 1890 — первые 44 яванца прибыли в Суринам для работы на сахарных плантациях сроком на 5 лет.
- 1893 — учреждён Национальный банк Италии.
XX век
- 1902 — Эдуард VII стал королём Великобритании и Ирландии.
- 1905 — в Портсмуте (США) при посредничестве президента США Теодора Рузвельта начались мирные переговоры между Российской империей и Японией, завершившиеся 5 сентября подписанием Портсмутского мирного договора.
- 1915 — на Ближнем Востоке открыта железная дорога Иерусалим — Беэр-Шева.
- 1917 — в оккупированной Бельгии немецкие власти провозгласили фламандский язык государственным.
- 1919 — Англия объявила протекторат над Персией.
- 1920 — британские организации рабочих объявили о намерении начать всеобщую забастовку, если Англия объявит войну России.
- 1921 — ЦК РКП(б) постановил усилить перевод Красной армии на хозяйственные работы.
- 1928 — в здании ленинградского цирка открылся первый в мире Музей цирка и эстрады (Музей циркового искусства в Санкт-Петербурге).
- 1934 — создано конструкторское бюро морского самолётостроения Г. М. Бериева.
- 1936 — на Летних Олимпийских играх в Берлине американский спортсмен Джесси Оуэнс выиграл четвёртую золотую медаль.
- 1940 — завершено строительство железной дороги Берлин—Багдад.
- 1942 — знаменитое исполнение Седьмой («Ленинградской») симфонии Дмитрия Шостаковича в осаждённом Ленинграде.
- 1945
- СССР начал войну против Японии, введя войска в Манчжурию.
- спустя три дня после атомной бомбардировки Хиросимы американцы сбросили вторую атомную бомбу, названную «Толстяк», на Японию, разрушив часть Нагасаки. Погибло 74 тысячи человек.
- 1948 — союзники создали отдельную службу снабжения продовольствием для Западного Берлина.
- 1950 — Совет министров СССР принял постановление о разработке первой зенитной ракетной системы «Беркут» (С-25) для обороны Москвы. В мае 1955 года система была принята на вооружение.
- 1962 — Роберт Циммерман официально изменил своё имя. С этого дня все зовут его Боб Дилан.
- 1965 — Сингапур отделился от Малайзии и получил независимость.
- 1968 — Конгресс США поручил Департаменту торговли изучить вопрос о возможности введения в США метрической системы.
- 1969 — в Калифорнии по приказу главы религиозной секты Чарльза Мэнсона убита актриса Шерон Тейт, жена Романа Полански.
- 1970 — прошли первые Блоковские чтения в подмосковном Шахматове, бывшей усадьбе Блоков.
- 1974 — в результате Уотергейтского скандала Ричард Никсон подал в отставку с поста президента США. Он стал первым президентом, вынужденным так поступить.
- 1978 — ядерный взрыв «Кратон-4» 22 килотонны.
- 1980 — шведская группа ABBA в восьмой раз возглавила британский хит-парад с песней «The Winner Takes It All».
- 1986 — на рок-фестивале в Небуорте (графство Хертфордшир) выступила группа «Queen». Как потом оказалось, это был 658-й и последний концерт коллектива.
- 1988
- В Ленинграде на Пискаревском проспекте открыт памятник «Колокол Мира».
- Хоккеист «Эдмонтон Ойлерз» Уэйн Гретцки обменян в клуб «Лос-Анджелес Кингз». В качестве компенсации «Ойлерз» получили двух игроков, драфт-пики первого раунда 1989, 1991, 1993 годов и денежный перевод на 15 миллионов долларов.
- 1990
- Президент СССР Михаил Сергеевич Горбачёв подписал указ об образовании Фонда государственного имущества, задачей которой является «разработка и реализация программы преобразования государственных предприятий в акционерные общества и предприятия, основанные на иных формах собственности с одновременным осуществлением демонополизации производства».
- Принято постановление Верховного Совета РСФСР «О защите экономического суверенитета России». Верховный Совет РСФСР признал недействительными все сделки союзных ведомств по золоту, алмазам, урану и т. д. на её территории.
- Принята Декларация о государственном суверенитете Карельской АССР. С 1991 года Республика Карелия в составе РФ.
- Зарегистрирована радиостанция «Эхо Москвы».
- 1992 — прошла церемония закрытия XXV Летней Олимпиады.
Родились
См. также: Категория:Родившиеся 9 августа
До XIX века
- 1593 — Исаак Уолтон (Izaak Walton) (ум. 1683), английский писатель.
- 1669 — Евдокия Лопухина (ум. 1731), первая жена Петра I.
- 1776 — Амедео Авогадро (ум. 1856), итальянский физик и химик, открывший химическую формулу воды.
- 1783 — Александра Павловна (ум. 1801), великая княжна, дочь Павла I.
XIX век
- 1819 — Уильям Мортон (ум. 1868), американский дантист-хирург, впервые успешно применивший эфир как анестезирующее средство.
- 1831 — Василий Курочкин (ум. 1875), поэт, переводчик песен Беранже, журналист.
- 1861 — Джон Уильям Годвард (ум. 1922), английский художник-неоклассицист и прерафаэлитист.
- 1871 — Леонид Николаевич Андреев (ум. 1919) — русский писатель. Представитель Серебряного века русской литературы. Считается родоначальником русского экспрессионизма.
- 1888 — Дмитрий Степанович Васильев-Буглай (ум. 1956), композитор, хоровой дирижёр, заслуженный деятель искусств России (1947). Автор массовых песен (в том числе «Проводы», 1921), мастер хоровой музыки, собиратель народных песен. Государственная премия СССР (1951).
- 1896
- Жан Пиаже (ум. 1980), швейцарский психолог.
- Эрих Хюккель (ум. 1980) немецкий физик и химик, один из основоположников квантовой химии.
- 1897 — Николай Лебедев (ум. 1989), кинорежиссёр («В моей смерти прошу винить Клаву К.»).
- 1899 — Памела Трэверс (настоящее имя Хелен Линдон Гофф) (ум. 1996), английская писательница австралийского происхождения, автор Мэри Поппинс.
XX век
- 1907 — Александр Топчиев (ум. 1962), химик, создатель советской нефтехимии, вице-президент Академии Наук СССР (1958—1962 гг.).
- 1911 — Уильям Фаулер (ум. 1995), американский астрофизик, автор теории ядерных реакций в звёздах, лауреат Нобелевской премии 1983 года «за теоретическое и экспериментальное исследование ядерных реакций, имеющих важное значение для образования химических элементов Вселенной».
- 1913 — Уилбер Норман Кристиансен (ум. 2007), австралийский астроном и электротехник, пионер австралийской радиоастрономии.
- 1914
- Туве Янссон (ум. 2001), финская писательница, автор книг про муми-троллей.
- Ференц Фричай, венгерский дирижёр.
- 1916 — Питер Райт (Peter Maurice Wright) (ум. 1995), сотрудник британской контрразведки MI5, автор скандально известной книги Spycatcher («Ловец шпионов»).
- 1918 — Роберт Олдрич (ум. 1983), американский кинорежиссёр («Содом и Гоморра», «Грязная дюжина», «Парень из Сан-Франциско»).
- 1922 — Филип Артур Ларкин (ум. 1985), английский поэт.
- 1923 — Николай Байтеряков (ум. 1997), народный поэт Удмуртии.
- 1927 — Марвин Минский, американский учёный в области искусственного интеллекта.
- 1930
- Александр Бовин (ум. 2004), политический обозреватель-международник, посол России в Израиле (1991—1997 гг.).
- Юрий Гуляев (ум. 1986), русский певец (баритон), народный артист СССР. Государственная премия СССР (1975).
- 1931 — Марио Загалло, бразильский футболист, двукратный чемпион мира, тренер сборной Бразилии.
- 1936 — Серго Котрикадзе (ум. 2011), грузинский футболист, вратарь тбилисского «Динамо».
- 1938
- Александр Омельченко, городской голова Киева (1996—2006 гг.).
- Леонид Кучма, президент Украины (1994—2004 гг.).
- Род Лейвер, австралийский теннисист, единственный обладатель двух «Больших шлемов», первым заработавший 1 миллион долларов призовых денег.
- Отто Рехагель, немецкий футбольный тренер, приведший сборную Греции в 2004 году к званию чемпионов Европы.
- 1939
- 1942 — Мигель Литтин, чилийский кинорежиссёр.
- 1944 — Сэм Эллиотт (Samuel Pack Elliott), американский актёр.
- 1945
- Владимир Поволяев, журналист, деятель отечественного радиовещания, вице-председатель Союза журналистов России, генеральный директор радиостанции «Маяк» (1992—1999 гг.), с 1999 — генеральный директор радио «Говорит Москва».
- Валерий Ахадов, таджикский и российский кинорежиссёр и сценарист.
- Кен Нортон, американский боксёр-тяжеловес, единственный чемпион, не одержавший в боях за звание чемпиона ни одной победы.
- Зураб Саканделидзе (ум. 2004), баскетболист, защитник тбилисского «Динамо» и сборной СССР, олимпийский чемпион 1972 года, чемпион мира 1967 года, четырёхкратный чемпион Европы, заслуженный мастер спорта.
- 1947 — Джон Варли, американский писатель-фантаст.
- 1957 — Мелани Гриффит, американская киноактриса, жена Антонио Бандераса («Деловая девушка», «Подставное тело»).
- 1963 — Уитни Хьюстон, американская поп, соул и ритм-н-блюзовая певица, актриса, продюсер, фотомодель (ум. 2012).
- 1964
- Бретт Халл, американский хоккеист, сын знаменитого канадского хоккеиста Бобби Халла.
- Юрий Хмылёв, хоккеист, олимпийский чемпион 1992 года, двукратный чемпион мира, заслуженный мастер спорта.
- 1968
- Джиллиан Андерсон, американская телеактриса из «Секретных материалов».
- Эрик Бана (настоящая фамилия Банадинович), австралийский киноактёр немецко-хорватского происхождения («Халк», «Троя»).
- 1973 — Филиппо Индзаги, итальянский футболист, нападающий («Ювентус», «Милан», национальная сборная Италии).
- 1973 — Александр Пономарёв, украинский эстрадный певец, народный артист Украины.
- 1974 — Дерек Фишер, американский баскетболист, тренер. Пятикратный чемпион НБА.
- 1976 — Одри Тоту, французская киноактриса («Амели»).
- 1985 — Анна Кендрик, американская актриса, певица.
Скончались
См. также: Категория:Умершие 9 августа
- 117 — Марк Ульпий Траян (р. 53), римский император.
- 803 — Ирина (р. ок. 752), византийская императрица.
- 833 — Абдуллах аль-Мамун, багдадский халиф из династии Аббасидов, астроном.
- 1516 — Иероним Босх (р. 1450), голландский живописец (день кончины — предположительный).
- 1883 — Юлия Валериановна Жадовская (р. 1824), русская поэтесса, писательница.
- 1904 — Фридрих Ратцель (р. 1844), немецкий географ и этнограф.
- 1919
- Эрнст Геккель (р. 1834), немецкий естествоиспытатель, последователь Чарльза Дарвина.
- Руджеро Леонкавалло (р. 1857), итальянский композитор.
- 1923 — Вильфредо Парето (р. 1848), итальянский экономист, создатель математической школы в политэкономии.
- 1935 — Иван Товстуха, активный участник революционного движения, партийный и советский работник. Был помощником директора Института В. И. Ленина, заместителем директора Института Маркса — Энгельса — Ленина, секретарём Сталина. Похоронен у Кремлёвской стены.
- 1938 — Лео Фробениус (р. 1873), немецкий исследователь Африки, этнолог.
- 1942 — Эдит Штайн (р. 1891), немецкая монахиня, философ.
- 1946 — Леон Гомон (р. 1864), основатель французской кинокомпании Gaumont — первой в мире киностудии.
- 1962 — Герман Гессе (р. 1877), немецкий писатель, лауреат Нобелевской премии 1946 года.
- 1965 — Хамракул Турсункулов (р. 1892), один из организаторов колхозного производства в Узбекистане, трижды Герой Социалистического Труда. Единственный из трижды Героев Социалистического Труда, не имевший отношения к ракетно-ядерным проблемам и не занимавший высшие государственные посты.
- 1966 — Антанас Жмуйдзинавичюс (р. 1876), литовский художник, создатель знаменитого Музея чертей в Каунасе, народный художник Литвы и СССР.
- 1969
- Сесил Фрэнк Пауэлл (р. 1903), английский физик, лауреат Нобелевской премии 1950 года «за разработку фотографического метода исследования ядерных процессов и открытие мезонов, осуществлённое с помощью этого метода».
- Шэрон Тейт (р. 1943), американская киноактриса, жена кинорежиссёра Романа Полански, находившаяся на последнем месяце беременности, была зверски убита вместе с четырьмя друзьями в собственном особняке бандой Чарльза Мэнсона.
- 1973 — Станислав Поплавский (р. 1902), военачальник, генерал армии, Герой Советского Союза.
- 1975 — Дмитрий Шостакович (р. 1906), советский композитор.
- 1976 — Иван Мележ (р. 1921), белорусский советский прозаик, драматург, публицист. Народный писатель БССР.
- 1995 — Джерри Гарсиа (р. 1942), американский рок-музыкант, основатель группы «Grateful Dead».
- 1999 — Юрий Волынцев (р. 1932), актёр Театра имени Вахтангова, пан Спортсмен в телевизионном «Кабачке „13 стульев“». Отец радиоведущей Ксении Стриж.
- 2000
- Виталий Старухин (р. 1949), футболист донецкого «Шахтёра», признанный в 1979 году лучшим игроком года в СССР.
- Джон Харсаний (настоящее имя Янош Харсаний) (р. 1920), американский экономист венгерского происхождения, один из авторов теории игр, лауреат Нобелевской премии по экономике 1994 года.
- 2005 — Мэттью МакГрори (р. 1973), актёр, страдавший гигантизмом.
- 2012 — Петр Фоменко (р. 1932), советский российский режиссёр театра и кино.
- 2014 — Андрей Баль (р. 1958), советский и украинский футболист и футбольный тренер, защитник и полузащитник; большую часть карьеры провёл в киевском «Динамо». В период с 6 по 17 октября 2012 года исполнял обязанности главного тренера сборной Украины.
Приметы
Пантелеймон Целитель. Палий — паликопны. Пантелеймон-зажнивный. Кочанный день. Николай Кочанов. День Святого великомученика Пантелеймона.
- Палий спалит двор того, кто возит в этот день копны на гумно.
- На Пантелеймона грех возить хлеб и сено — Пантелеймон сожжёт.
- Лечит, да в могилу мечет (о врачах).
- И собака знает, что трава помогает.
- На Пантелея-целителя и Николу кочанского капуста в кочаны завивается.
- «Вилки в кочаны завиваются»[5].
См. также
|
9 августа в Викиновостях? |
|---|
Напишите отзыв о статье "9 августа"
Примечания
- ↑ [azbyka.ru/days/2016-08-09 Старый стиль, 27 июля, Новый стиль 9 августа, вторник] // Православный церковный календарь
- ↑ [calendar.pravmir.ru/2016/8/9 9 августа 2016 года] // Православие и мир, православный календарь, 2016 г.
- ↑ [www.heiligenlexikon.de/KalenderAugust/9.htm Лексикон святых. 9 августа]
- ↑ [days.pravoslavie.ru/Days/20140727.html Православный Церковный календарь. Месяцеслов.]. days.pravoslavie.ru. Проверено 9 августа 2014.
- ↑ [www.rg.ru/2009/08/06/primety.html Народные приметы: 9 августа]
Отрывок, характеризующий 9 августа
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.
1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.
Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]
Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
