Грей, Эйса

Поделись знанием:
(перенаправлено с «A.Gray»)
Перейти к: навигация, поиск
Эйса Грей
англ. Asa Gray
Дата рождения:

18 ноября 1810(1810-11-18)

Место рождения:

Сокуа, штат Нью-Йорк, США

Дата смерти:

30 января 1888(1888-01-30) (77 лет)

Место смерти:

Кембридж, штат Массачусетс, США

Страна:

США

Научная сфера:

Ботаника, флористика

Место работы:

Гарвардский университет

Научный руководитель:

Джон Торри

Систематик живой природы
Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «A.Gray».
[www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=A.Gray&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI
[www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=19574-1 Персональная страница] на сайте IPNI


Страница на Викивидах

Э́йса Грей (также Аса, или Эйза; англ. Asa Gray; 18101888) — один из наиболее известных американских ботаников XIX века, флорист. С 1862 года — иностранный член-корреспондент Петербургской Академии наук.





Биография

Эйса Грей родился 18 ноября 1810 года в городе Сокуа (англ. Sauquoit) в штате Нью-Йорк. Проведя свои юные годы в кожевенной мастерской своего отца, он проучился 2 года в школе города Клинтон (англ. Clinton), затем в Академии Фэрфилда (Fairfield Academy). Следуя желанию своего отца, в 1826 году он поступил в Медицинскую школу Фэрфилда (англ. College of Physicians and Surgeons), откуда пошло его сотрудничество с доктором Дж. Хэдли, который преподавал там химию и медицину.

В 1831 году получил учёное звание доктора медицины. Читал курс лекций по минералогии, химии и ботанике в Высшей школе Бартлетта в городе Ютика. Именно там в 1833 году он опубликовал своё первое исследование «Обнаружение новых минералогических мест рядом с Нью-Йорком».

Учился ботанике у Джона Торри, с которым потом тесно сотрудничал. Доктор Торри, преподаватель химии в Медицинской школе в Нью-Йорке, заметил труды по ботанике молодого преподавателя и взял его в качестве ассистента по химии.

Финансовое положение Школы в Ютике не позволило Торри сохранить Грея в качестве ассистента, но он нашел ему место куратора и библиотекаря в Лицее естественной истории в Нью-Йорке. Именно там он начал готовить свой труд «Элементы ботаники». Эта работа, опубликованная в 1837 году, была выполнена по плану, принятому Декандолем, но со своими личными очень значимыми идеями. В то же время ему мастерски удалось описать, хоть и сжато, растительную структуру, физиологию и классификацию. Эта книга была успехом Грея как с научной точки зрения, так и с точки зрения стиля.

Назначенный ботаником в составе большой экспедиции по южным морям, он был готов отправиться в путь, но, устав ждать из-за отсрочек и возникших трудностей, он увольняется. К тому же доктор Торри предложил ему сотрудничать над трудом о флоре Северной Америки. Два тома, плод их совместных усилий, появились уже в 1838 году.

Летом этого же года он соглашается возглавить кафедру ботаники, которую ему предложил только что сформированный Университет Мичигана, но с отсрочкой на отпуск, который ему был предоставлен, чтобы посетить Европу.

С 1842 года — профессор естественной истории Гарвардского университета в Кембридже (штат Массачусетс) (вплоть до 1873 года); делая щедрые подарки университету в виде книг, числом несколько тысяч, и ботанических коллекций, создал отделение ботаники в своём университете.

В 1838—1839 и 1850—1851 годах путешествовал по Европе.

«Дом Грея», который служил жильём ученому в Кембридже, построенный в 1810 году по проекту архитектора Айтиела Тауна для первого руководителя Гарвардского ботанического сада, имеет статус Национальной исторической достопримечательности.

Разрабатывал статистические методы сравнения флор. Предположил возможность общего происхождения разных видов растений в высоких северных широтах и последующего их расселения по отдельным частям северной умеренной зоны.

Названы в честь Грея

Основные работы

  • Gray A., Torrey J. A flora of North America, 1838—1843
  • Gray A., Engelmann G. Plantae Lindheimerianae: An enumeration of F. Lindheimer’s collection of Texan plants, with remarks and descriptions of new species, etc. // Boston Journal of Natural History, Band 5 + 6, Boston. 1845, 1850
  • Gray A. Genera florae Americae boreali-orientalis illustrate, 1848—1849 (лат.)
  • Gray A., Sullivant W.S. A Manual of the Botany of the Northern United States, from New England to Wisconsin and South to Ohio and Pennsylvania Inclusive. — Boston: J. Monroe, 1848[1]
  • Gray A. Plantae Wrightianae texano-neo-mexicanae, 1852—1853 (лат.)
  • Gray A. Botany of the United States exploring expedition during the years 1838—1842 under the command of Charles Wilkes, Phanerogamia,1854
  • Gray A. Statistics of the flora of the Northern United States // American academy of arts and sciences. 2nd ser. 1856—1857. Vol. 22. — 1856. — P. 204—232 ; Vol. 23. — 1857. — P. 62-84, 369—403
  • Gray A. The botany of Japan // Memoires of the American academy of arts and sciences. 1857. Vol. 6. P. 377—458
  • Gray A. Diagnostic characters of new species of phaenogamous plants, collected in Japan by Charles Wright, Botanist of the U. S. North Pacific Exploring Expedition. With observations upon the relations of the Japanese flora to that of North America, and of other parts of the Northern Temperate Zone // Memoires of the American academy of arts and sciences. Pt 2 (new ser.). 1859. Vol. 6. P. 377—452
  • Gray A. Sequoia and its history: an address. — Salem: Salem Press, 1872
  • Gray A. Forest geography and archaeology. A lecture delivered before the Harvard University Natural History Society, April 18, 1878 // Proceedings of the American academy of arts and sciences. 3rd ser. 1878. Vol. 16. P. 85-94, 183—196
  • Gray A. Synoptical flora of North America, 1878—1897
  • Gray A. Natural science and religion, 1880
  • Scientific Papers of Asa Gray, selected by Charles Sprague Sargent, Volumes I and II, 1889

Напишите отзыв о статье "Грей, Эйса"

Литература

  • Gray, Jane Loring, ed. Letters of Asa Gray. Boston: Houghton Mifflin, 1893[2].
  • Asa Gray. Dictionary of American Biography. American Council of Learned Societies, 1928—1936.
  • Dupree A.H. Asa Gray, 1810—1888. — Cambridge, MA: Belknap Press of Harvard University Press, 1959.
  • Asa Gray. Encyclopedia of World Biography, 2nd ed. 17 Vols. Gale Research, 1998.
  • Asa Gray. Plant Sciences. 4 vols. Macmillan Reference USA, 2001.

Примечания

  1. Известно сейчас как просто «Определитель Грея», или «Руководство Грея», является своего рода стандартом в этом отделе ботаники. Иллюстрировано Айзеком Спрэгом.
  2. Включая автобиографию Э. Грея.

Ссылки

  • [www.gutenberg.org/etext/5273 Работы Эйсы Грея на Project Gutenberg]
  • Грей Аса // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>  (Проверено 1 октября 2009)
  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50205.ln-ru Профиль А. Грея] на официальном сайте РАН
  • [www.huh.harvard.edu/libraries/asa/asabio.html Краткая биография и хронология жизни Эйсы Грея] на сайте Гербария Гарвардского университета

Отрывок, характеризующий Грей, Эйса

– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.