A Golden Celebration
Поделись знанием:
К:Альбомы 1985 года
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.
Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
| A Golden Celebration | ||||
 | ||||
| Бокс-сет Элвиса Пресли | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дата выпуска | ||||
| Записан | ||||
| Жанр | ||||
| Длительность |
232:13 | |||
| Продюсер |
Джоан Диэри | |||
| Лейбл | ||||
| Профессиональные рецензии | ||||
| ||||
| Хронология Элвиса Пресли | ||||
| ||||
 Фотография коллекционного издания «A Golden Celebration»: буклет о жизни и музыке, 4 CD-диска |
||||
A Golden Celebration (с англ. — «Золотое празднование») — бокс-сет американского певца Элвиса Пресли, выпущенный к пятидесятилетия со дня рождения музыканта.[1] Коллекция продолжает концепцию «Elvis Aron Presley» (1980) и так же включает обширную подборку концертных и телевизионных выступлений, а также редких студийных дублей. Оригинальное издание состояло из 8 грампластинок; 10 февраля 1998 года коллекция вышла впервые на компакт-диске (4 диска).
Содержание
Обзор
Три из четырёх дисков бокс-сета A Golden Celebration ориентированы на пятидесятые годы музыкальной карьеры Пресли. Несколько превосходных музыкальных сессий на студии «Sun Records» который составляет полную коллекцию записей стелевизионных концертов 1956 года, а также известного концерта, посвящённого возвращению музыканта домой в сентябре 1956 года, проходивший в Тупело, штат Миссиссипи[1]. Финальный диск содержит записи различных музыкальных попурри: домашние демозаписи, интервью с телевизионными репортёрами, а также огромное количество песен «сидячей» части легендарного концерта 1968 года — Comeback Special. Многие из записей первых дисков отличаются хорошим качеством, так как очевидно были сделаны на домашних видеорегистраторах. Лишь записи концерта в Тупело отличаются не самым высоким качеством записи. Подобно бокс-сету King Of Rock 'n' Roll: The Complete 50's Masters, A Golden Celebration даёт обширное представление о лучших годах музыкального творчества Элвиса Пресли[1].
Список композиций
Диск 1
| № | Название | Композитор(ы) | Длительность |
|---|---|---|---|
| 1. | «Harbor Lights» (альтернативный трек) | Gordon Kennedy/Hugh Williams | 2:36 |
| 2. | «That's All Right» (альтернативный трек) | Joe Hill Louis/ Al Lewis/Lewis Burns | 2:11 |
| 3. | «Blue Moon of Kentucky» (ранее невыпущенный) | Monroe, Bill | 1:04 |
| 4. | «I Don’t Care If the Sun Don’t Shine» (альтернативный трек) | Mack David | 2:34 |
| 5. | «I’m Left, You’re Right, She’s Gone » (медленная версия, альтернативный трек) | Stan Kesler/Bill Taylor | 3:08 |
| 6. | «I’ll Never Let You Go (Little Darlin')» (альтернативный трек) | Jimmy Wakely | 1:03 |
| 7. | «When It Rains, It Really Pours» (альтернативный трек) | Bill Emerson | 4:03 |
| 8. | «Shake, Rattle & Roll / Flip Flop & Fly» (запись «живого» концерта) | Jesse Stone/Charles E. Calhoun | 2:42 |
| 9. | «I Got a Woman» (запись «живого» концерта) | Ray Charles/Renald Richard | 3:14 |
| 10. | «Baby Let’s Play House» (запись «живого» концерта) | Arthur Gunter | 2:29 |
| 11. | «Tutti Frutti» (запись «живого» концерта) | Little Richard/Dorothy LaBostrie | 2:35 |
| 12. | «Blue Suede Shoes» (запись «живого» концерта) | Carl Perkins | 2:14 |
| 13. | «Heartbreak Hotel» | Elvis Presley/Mae Boren Axton/Tommy Durden | 2:58 |
| 14. | «Tutti Frutti» | Little Richard/Dorothy LaBostrie | 2:33 |
| 15. | «I Was the One» | Hal Blair/Aaron Schroeder/Claude Demetrius/Bill Peppers | 2:55 |
| 16. | «Blue Suede Shoes» | Carl Perkins | 2:29 |
| 17. | «Heartbreak Hotel» | Elvis Presley/Mae Boren Axton/Tommy Durden | 2:30 |
| 18. | «Money Honey» | Jesse Stone | 2:46 |
| 19. | «Heartbreak Hotel» | Elvis Presley/Mae Boren Axton/Tommy Durden | 1:54 |
Диск 2
| № | Название | Композитор(ы) | Длительность |
|---|---|---|---|
| 1. | «Introductions» | 1:07 | |
| 2. | «Heartbreak Hotel» (запись «живого» концерта) | Elvis Presley/Mae Boren Axton/Tommy Durden | 1:58 |
| 3. | «Blue Suede Shoes» (запись «живого» концерта) | Carl Perkins | 2:17 |
| 4. | «Dialogue» | 2:28 | |
| 5. | «Blue Suede Shoes» (запись «живого» концерта) | Carl Perkins | 0:58 |
| 6. | «Hound Dog» (запись «живого» концерта) | Jerry Leiber/ Mike Stoller | 2:42 |
| 7. | «Dialogue With Milton Berle» | 3:42 | |
| 8. | «Dialogue» | 1:36 | |
| 9. | «I Want You, I Need You, I Love You» | Lou Kosloff/George Mysels | 3:30 |
| 10. | «Dialogue With Steve Allen» | 1:51 | |
| 11. | «I Want You, I Need You, I Love You» | Lou Kosloff/George Mysels | 2:51 |
| 12. | «Dialogue With Steve Allen» | 0:19 | |
| 13. | «Hound Dog» | Jerry Leiber/ Mike Stoller | 1:43 |
| 14. | «Heartbreak Hotel» | Elvis Presley/Mae Boren Axton/Tommy Durden | 2:43 |
| 15. | «Long Tall Sally» (запись «живого» концерта) | Little Richard/Robert Blackwell/ Enotris Johnson | 2:33 |
| 16. | «Introductions and Presentation» | 2:36 | |
| 17. | «I Was the One» | Hal Blair/Aaron Schroeder/Claude Demetrius/Bill Peppers | 3:19 |
| 18. | «I Want You, I Need You, I Love You» | Lou Kosloff/George Mysels | 2:52 |
| 19. | «Elvis Talks» | 0:34 | |
| 20. | «I Got a Woman» | Ray Charles/Renald Richard | 2:53 |
| 21. | «Don’t Be Cruel» | Elvis Presley/Otis Blackwell | 2:05 |
| 22. | «Ready Teddy» | Blackwell, Robert «Bumps»/John Marascalco | 2:15 |
| 23. | «Love Me Tender» | Elvis Presley /Vera Matson | 2:58 |
| 24. | «Hound Dog» | Jerry Leiber/Mike Stoller | 2:46 |
| 25. | «Vernon и Gladys Presley» | 1:42 | |
| 26. | «Nick Adams» | 1:40 | |
| 27. | «A Fan» | 2:24 | |
| 28. | «Elvis» | 1:52 |
Диск 3
| № | Название | Композитор(ы) | Длительность |
|---|---|---|---|
| 1. | «Love Me Tender» (запись «живого» концерта) | Elvis Presley/Vera Matson | 1:50 |
| 2. | «I Was the One» (запись «живого» концерта) | Hal Blair/Aaron Schroeder/Claude Demetrius/Bill Peppers | 2:47 |
| 3. | «I Got a Woman» (запись «живого» концерта) | Ray Charles/Renald Richard | 2:51 |
| 4. | «Announcement» | 1:44 | |
| 5. | «Don't Be Cruel» (запись «живого» концерта) | Elvis Presley/Otis Blackwell | 1:44 |
| 6. | «Blue Suede Shoes» (запись «живого» концерта) | Carl Perkins | 2:12 |
| 7. | «Announcement» | 1:07 | |
| 8. | «Baby Let’s Play House» (запись «живого» концерта) | Arthur Gunter | 2:35 |
| 9. | «Hound Dog» | Jerry Leiber/Mike Stoller | 1:07 |
| 10. | «Announcement» | 1:50 | |
| 11. | «Don’t Be Cruel» (запись «живого» концерта) | Elvis Presley/Otis Blackwell | 2:47 |
| 12. | «Elvis Talks» | 0:42 | |
| 13. | «Love Me Tender» (запись «живого» концерта) | Elvis Presley/Vera Matson | 2:02 |
| 14. | «Ready Teddy» (запись «живого» концерта) | Blackwell, Robert «Bumps»/John Marascalco | 1:50 |
| 15. | «Hound Dog» (запись «живого» концерта) | Jerry Leiber/Mike Stoller | 2:40 |
| 16. | «Don’t Be Cruel» (запись «живого» концерта) | Elvis Presley/Otis Blackwell | 2:18 |
| 17. | «Ed Sullivan» | 0:30 | |
| 18. | «Love Me Tender» (запись «живого» концерта) | Elvis Presley/Vera Matson | 3:20 |
| 19. | «Ed Sullivan Introduces Elvis» | 0:54 | |
| 20. | «Love Me» (запись «живого» концерта) | Jerry Leiber/Mike Stoller | 1:48 |
| 21. | «Hound Dog» (запись «живого» концерта) | Jerry Leiber/Mike Stoller | 1:54 |
| 22. | «Elvis' Closing Remarks» | 0:41 | |
| 23. | «Introduction» | Geoffrey Giuliano/Traditional | 1:08 |
| 24. | «Hound Dog» (запись «живого» концерта) | Jerry Leiber/Mike Stoller | 1:01 |
| 25. | «Love Me Tender» | Elvis Presley/Vera Matson | 1:16 |
| 26. | «Heartbreak Hotel» (запись «живого» концерта) | Elvis Presley/Mae Boren Axton/Tommy Durden | 1:36 |
| 27. | «Don't Be Cruel» (запись «живого» концерта) | Elvis Presley/Otis Blackwell | 2:16 |
| 28. | «Too Much» (запись «живого» концерта) | Lee Rosenberg/Bernard Weinman | 2:52 |
| 29. | «Elvis Talks» | 0:47 | |
| 30. | «When My Blue Moon Turns to Gold Again» (запись «живого» концерта) | Gene Sullivan/Wiley Walker | 2:13 |
| 31. | «Ed Sullivan Speaks» | 1:08 | |
| 32. | «Danny Boy» (альтернативный трек) | Frederic E. Weatherly | 3:30 |
| 33. | «Soldier Boy» (альтернативный трек) | Dory Jones/Ted Jr. Williams | 1:45 |
Диск 4
| № | Название | Композитор(ы) | Длительность |
|---|---|---|---|
| 1. | «The Fool» | Ford, Naomi | 5:06 |
| 2. | «Earth Angel» | Jesse Belvin | 2:34 |
| 3. | «I Asked the Lord» | Duncan/John Lange | 2:38 |
| 4. | «Excerpt from an Interview for TV Guide» (отрывок) | 5:02 | |
| 5. | «My Heart Cries for You» (альтернативный трек) | Percy Faith/Carl Sigman | 2:43 |
| 6. | «Dark Moon» | Ned Miller | 6:15 |
| 7. | «Write to Me from Naples» | Jimmy Kennedy/Alex Alstone | 2:10 |
| 8. | «Suppose» (альтернативный трек) | Greg Goehring/Sylvia Dee | 2:59 |
| 9. | «Blue Suede Shoes» (альтернативный трек) | Carl Perkins | 1:35 |
| 10. | «Tiger Man» (альтернативный трек) | Joe Hill Louis/Al Lewis/Lewis Burns | 2:37 |
| 11. | «That's All Right» (альтернативный трек) | Crudup, Arthur "Big Boy" | 3:03 |
| 12. | «Lawdy Miss Clawdy» (альтернативный трек) | Lloyd Price | 1:47 |
| 13. | «Baby, What You Want Me to Do» (альтернативный трек 2) | Jimmy Reed | 1:44 |
| 14. | «Love Me» (альтернативный трек) | Jerry Leiber/Mike Stoller | 2:27 |
| 15. | «Are You Lonesome Tonight?» (альтернативный трек) | Lou Handman/Roy Turk | 3:24 |
| 16. | «Baby, What You Want Me to Do» (альтернативный трек 3) | Jimmy Reed | 1:41 |
| 17. | «Blue Christmas» (альтернативный трек, запись «живого» концерта) | Bill Hayes/Jay W Johnson | 3:01 |
| 18. | «One Night» (альтернативный трек) | Dave Bartholomew/Pearl King/ Anita Steiman | 2:30 |
| 19. | «Trying to Get to You» (альтернативный трек) | Rose Marie McCoy/Charlie Sax Singleton | 3:40 |
Участники записи
Напишите отзыв о статье "A Golden Celebration"
Примечания
Ссылки
- [www.rcarecords.com/ Официальный сайт «RCA Records»] (англ.)
- [www.elvis.com/ Официальный сайт Элвиса Пресли] (англ.)
- [www.elvisthemusic.com/ Веб-сайт о музыке Элвиса Пресли] (англ.)
Отрывок, характеризующий A Golden Celebration
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.
Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
