Aes signatum

Aes signatum (с латинского — "обозначенный, имеющий знак") — литой кусок бронзы определенного качества и веса, обозначенный штампом, который использовался в качестве денег в древнем Риме и Центральной Италии до ввода в обращение Aes Grave в середине 4 века до нашей эры.

Когда именно впервые Aes signatum был введен в обращение, не определено. Народная традиция приписывает употребление его в качестве платежного средства ещё во времена Сервия Туллия, но из-за высокого качества изготовления (даже в самых ранних образцах), это кажется маловероятным. Возможно это приходится на время ранее 5 века до н. э. Aes signatum обозначались символами быка, орла, и другими религиозными символами. Самые ранние из известных Aes signatum были отлиты не в Риме, а в центральной Италии, Этрурии, в Умбрии. Они имели отлитый знак дерева с ветвями, отходящими по сторонам. Поэтому их назвали Ramo Secco (сухие ветки). Они не равны по весу стандартным Aes signatum, и их вес колеблется от 600 до 2500 граммов. Ramo Secco обычно делились на 5 мелких частей из которых и происходит римский стандарт веса — Ас.

Aes signatum стали мерой стоимости, вытеснив необозначенные бронзовые Aes rude.

Ссылки

• [www.geldgeschichte.de/Roemische_Republik.aspx Aes rude на geldgeschichte.de (нем.)]
• [dougsmith.ancients.info/feac56cas.html Cast Greek & Roman Coins  (англ.)]
• [darkwing.uoregon.edu/~klio/republic/aessignatum.gif aes signatum на странице University of Oregon (англ.)]

Отрывок, характеризующий Aes signatum

Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.