Aide toi et le ciel t'aidera

Aide toi et le ciel t’aidera [эд туа́ э лё сьель тэдра́] (фр. Aide toi et le ciel t’aidera — помогай себе, и Бог тебе поможет) — французская пословица, аналог русской «на Бога надейся, а сам не плошай».

С этим девизом в 1824 году образовалось в Париже общество либерального толка, имевшее целью оживить в народе интерес к политике и образовать оппозицию ультрароялистам. Оно было основано так называемыми доктринерами, по большей части из редакторов «Глобуса»; для заведования делами общества был избран комитет, вначале из 14, впоследствии из 12 членов, в состав которого вошли, между прочим, сотрудники «Globe»: Peмюза, Дюшатель, Дювержье де Горан, Дежан (Dejean), Дюбуа, Монталиве и др.; кроме того, Тьер, Минье и республиканцы Каррель, Кавеньяк, Бастид, Тома (Thomas), Марше (Marchais) и др. С прекращением «Globe» органом их сделался «National».

Под влиянием агитаторской деятельности этого общества образовалась в 1830 году оппозиция 221 депутата. После Июльской революции общество это приняло демократический характер, вступило в оппозицию правительству и распалось само собою в 1832 году.

В литературе

В романе Ромена Роллана «Кола Брюньон» выражение встречается в такой форме: «Хочешь знать, какова здесь мораль, изволь: подсоби себе сам, подсобит король» (перевод Михаила Лозинского).

Ссылки

• Aide toi et le ciel t'aidera // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Aide toi et le ciel t'aidera

«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.