Angelic Upstarts

Angelic Upstarts
Жанры	Панк-рок Oi! пост-панк
Годы	1977 — настоящее время
Страна	Великобритания Великобритания
Откуда	Саут Шилдс, Англия
Лейблы	Warner Bros. Records EMI Anagram Records Picasso Records Link REcords Razor Records Captain Oi! Records
Состав	Мензи Монд Коуи Стив Форстен Декка Уэйд
[www.angelicupstarts.co.uk/ elicupstarts.co.uk]

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Angelic Upstarts — британская панк-группа, образовавшаяся в 1977 году в Саут-Шилдс, Англия, и считавшаяся в конце 1970-х — начале 1980-х годов одними из лидеров Oi!-движения. Выходцы из рабочего класса, Angelic Upstarts исповедовали социалистическую идеологию, противостояли «Национальному Фронту» и неонацистским организациям.

Дебютный сингл группы «Murder of Liddle Towers» (о жестокости полиции) привлёк к себе внимание Джимми Перси из Sham 69, и он (в качестве продюсера) выпустил дебютный альбом Teenage Warning (1979), в котором соединились ненависть к Тэтчер и горячая симпатия к рабочему классу. Воспоминания о нищенском детстве легли в основу значительной части песен лидера группы Мензи. Впоследствии состав группы многократно менялся (в числе известных музыкантов, через него прошедших — Фил Томпсон, барабанщик Roxy Music), стиль постепенно сближался с ортодоксальным хард-роком. В 2006 году Мензи объявил о прекращении музыкальной деятельности, уступив место у микрофона Крису Райту (экс-Crashed Out).

История группы

Певец Мензи (англ. Mensi, наст. имя — Томми Менсуорт) и гитарист Монд (англ. Mond, наст имя — Рэй Коуи) образовали Angelic Upstarts летом 1977 года под впечатлением от концертов White Riot Tour британской панк-группы The Clash. Оба были друзьями детства, выросли в районе Брокли Уиннз (англ. Brockley Whinns) в Саут-Шилдсе, вместе посещали среднюю школу на Стенхоуп-роуд (англ. Stanhope Road Secondary Modern). По окончании средней школы Мензи поступил на работу учеником в шахту и работал там до 19 лет. Монд работал электриком в порту, откуда ушёл лишь после того, как Angelic Upstarts выпустили свой первый хит.

Дебют

Свой первый концерт квартет дал в городке Джарроу; сразу же состав сменился, и в группу пришли работник местной булочной Стикс (англ. Stix) и строитель-укладчик Стивен Форстен (англ. Steve Forsten). Менеджером коллектива стал Кит Белл (англ. Keith Bell), по собственному признанию — «бывший гангстер», а кроме того — экс-чемпион в полусреднем весе Северо-восточных графств Англии. На первых концертах группы он совмещал обязанности менеджера, телохранителя и вышибалы, собственноручно поддерживая порядок на подступах к сцене, в основном не физической силой — но силой собственной репутации.

Очень скоро The Upstarts привлекли к себе внимание нортумберлендской полиции, которая на первых порах преследовала группу постоянно. Причиной тому явился тот факт, что группа приняла активное участие в кампании по пересмотру дела о гибели в полицейском участке боксёра-любителя из Биртли по имени Лиддл Тауэрс, который скончался от травм после ночи, проведённой в тюремной камере. В уголовном деле значился термин «…насильственная смерть при попытке сопротивления», но Angelic Upstarts объявили, что это было убийством.

«The Murder of Liddle Towers» (с «Police Oppression» на обороте) стал их дебютным синглом и вышел на собственном лейбле Dead Records. Позже песня была перевыпущена Rough Trade Records и своей страстной убежденостью произвела сильное впечатление даже на музыкальных критиков — но не на полицию, представители которой стали завсегдатаями концертов группы. Upstarts несколько раз обвиняли в «подстрекательстве к насилию», и лишь все более активное освещение её концертов в прессе помешало полиции открыть против неё уголовное дело.

Группа со своей стороны отвечала контрударами. Она появилась на обложке Rebel, молодёжного журнала британской Социалистической рабочей партии, и открыто обвинила местную полицию в том, что та поддерживает Национальный фронт. Официальное полицейское преследование прекратилось, но Мензи рассказывал, что за ним была установлена непрерывная слежка. Полицейские часто останавливали его на улице и обыскивали. Под полицейским давлением группа оказалась запрещена практически во всех клубах северо-востока Англии: владельцам угрожали рейдами, преследованием, пересмотром лицензий и тому подобными внешне законными репрессиями.

Концерт в тюрьме Аклингтон

В отместку в апреле 1979 года Angelic Upstarts сумели уговорить тюремного капеллана пригласить их на благотворительный концерт в тюрьме Acklington Prison (по иронии судьбы именно там Кит Белл отбывал свой последний срок). Как писал в «Истории Oi!» Гарри Бушелл, свинью в шлеме с подписью «PC Fuck Pig» пронести в тюрьму группе не удалось (обычно на своих концертах они избивали её на сцене), но заключённым были представлены такие асоциальные гимны, как «Police Oppression», «We Are The People» (о коррупции в полиции) и переработанной версией «Borstal Breakout» (песни Sham 69), переименованную в «Acklington Breakout».

Газета «Дэйли Миррор» вышла с заголовком «Punks Rock A Jailhouse», а местные власти (в лице консерватора Невилла Троттера) объявили, что «тюремные власти проявили верх глупости, разрешив такой концерт». Только Socialist Worker написала подробный и верный отчёт о событии, процитировав Мензи, который предупредил аудиторию, что той «лучше и оставаться за решёткой, если Тэтчер изберут этим летом», а также призвал всех панков голосовать за лейбористов, поскольку в противном случае «правительство Тэтчер уничтожит профсоюзное движение». (Справедливости ради стоит заметить, что Мензи идеологически был ближе к профсоюзному лидеру Артуру Скаргиллу, чем к троцкистской Социалистической рабочей партии).

Контракт с Warner Bros.

На северо-востоке Англии группа привлекла к себе массы рабочей молодёжи, которая организовалась в так называемую Upstarts Army. Под впечатлением от дебютного сингла группы Джимми Перси решил создать собственный лейбл JP Records под крышей Polydor Records. Здесь The Upstarts первыми получили контракт, но первыми же его и потеряли. Это произошло после того, как работник полидоровского секьюрити попробовал своли силы на Мензи и был им отправлен в нокаут. Polydor немедленно разорвали с группой контракт. Но уже на следующий день Пёрси обеспечил ей новый, и не с кем-нибудь, а с Warner Bros. Records.

Второй сингл (записанный Перси-продюсером), «I’m An Upstart», вышел в апреле 1979 года и стал хитом. За ними последовал альбом Teenage Warning — с одноименным синглом группа даже выступила в программе Top of the Pops. Основные его темы — протест против агрессивной внутренней политики правительства Тэтчер и призыв к рабочему неповиновению — воплотился и в следующем сингле, «We Gotta Get Outta This Place» (1980).

Конфликт с Беллом

The Angelic Upstarts не раз вступали в схватки с крайне правыми и (если верить Бушеллу) каждый раз одерживали победы. Гораздо более серьёзные последствия имел конфликт с уволенным за агрессивность и самодурство менеджером Кейтом Беллом. Обладая обширными связями в уголовном мире, тот организовал кампанию преследования группы и её фанатов. После того, как люди Белла разбили окна в доме матери Мензи, Upstarts организовали «акт возмездия»: Мензи и барабанщик Декка Уэйд разбили окна машины, принадлежавшей фирме Белла. Роковым стал вечер, когда Дерек Уэйд (отец Декки и известный в клубах юморист «коренного» уровня) с Билли Вордроппером (кузеном Мензи) нанесли визит непосредственно Беллу и в ходе потасовки прострелили из самодельного обреза ногу одному из охранников. Белл пригрозил Уэйду-старшему смертельной расправой. Трое его подручных подожгли конюшню, принадлежавшую сестре Мензи.

Начались судебные разбирательства: Кейт Белл и Билл Вордроппер угодили за решётку, а Уорд-старший получил год условно. Председательствовавший судья Холл обратился к участникам группы с такими словами: «Я понимаю, что все вы оказались в центре грубой провокации, и в происшедшем нет вашей вины. Но вместе с тем я обязан осудить использование вами огнестрельного оружия, в особенности — обреза». Своё мнение на этот счёт Angelic Upstarts Upstarts выразили в песне «Shotgun Solution».

1981 —

Постепенно музыка группы менялась: к моменту выпуска Reason Why? (1983), который музыкальной критикой был расценен как гигантский качественный скачок, группа отошла от корневого панк-рока, введя в аранжировки клавишные и саксофон, элементы реггей и фолка («Geordie’s Wife»), а Мензи превратился (согласно Allmusic) в «компетентного и умного сонграйтера».

После выхода скандального сингла «Brighton Bomb» где приветствовалась попытка покушения ИРА на кабинет консерваторов, альбом The Power of the Press (который критика сравнила с лучшими произведениями The Clash) в коммерческом отношении оказался провальным. Группа распалась, но в 1988 году на некоторое время реформировалась.

Результатом второго воссоединения 1992 года явился альбом Bombed Out. Мензи тем временем продолжал активную политическую деятельность, став одним из лидеров Антифашистского действия.

Последний студийный альбом группы Sons of Spartacus (куда вошла, в частности, кавер-версия Bandiera Rossa) вышел в 2002 году на Captain Oi! Records и был в целом тепло встречен критикой, отметившей возвращение группы к классическому звучанию середины 80-х годов. Также в 2002 году был выпущен сборник Anthems Against Scum, куда вошли основные хиты группы и кавер «If the Kids are United» (Sham 69). Все средства от его реализации были направлены в антифашистский фонд Cable Street Beat.

Состав Angelic Upstarts (2010)

• Крис Райт (вокал)
• Дикки Хаммонд (гитара)
• Нейл Ньютон (гитара)
• Гэз Стокер (бас)
• Декка Уэйд (ударные)

Дискография

Альбомы

• Teenage Warning (1979)
• We Gotta Get Out of this Place (1980)
• 2,000,000 Voices (1981)
• Angelic Upstarts Live (1981)
• Still from the Heart (1982)
• Reason Why (1983)
• Angel Dust — The Collected Highs (1983)
• Last Tango in Moscow (1984)
• Power of the Press (1986)
• Blood on the Terraces (1987)
• England’s Alive EP (1988)
• Bombed Out (1992)
• Kids on the Streets (1993)
• Who Killed Liddle (1999)
• Anthems Against Scum (2002)
• Sons Of Spartacus (2002)
• Bullingdon Bastards (2015)

Отрывок, характеризующий Angelic Upstarts

– Charmant, – прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это то не понравилось Анне Павловне.
– Средство – Европейское равновесие и droit des gens [международное право], – говорил аббат. – Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, – и она спасет мир!
– Как же вы найдете такое равновесие? – начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
– Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, – сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.


В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел всё общество.
– Vous vous enrolez pour la guerre, mon prince? [Вы собираетесь на войну, князь?] – сказала Анна Павловна.
– Le general Koutouzoff, – сказал Болконский, ударяя на последнем слоге zoff , как француз, – a bien voulu de moi pour aide de camp… [Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты.]
– Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]
– Она поедет в деревню.
– Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
– Andre, [Андрей,] – сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, – какую историю нам рассказал виконт о m lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно доброй и приятной улыбкой.
– Вот как!… И ты в большом свете! – сказал он Пьеру.
– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приеду к вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?
– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]