Be Here Now

</td></tr> </td></tr>

Be Here Now
Студийный альбом Oasis
Дата выпуска	21 августа 1997
Записан	7 октября 1996 — апрель 1997 (Abbey Road Studios, Air Studios, Orinoco Studios, Master Rock, Лондон; Ridge Farm, Суррей)
Жанры	брит-поп
Длительность	71:38
Продюсер	Оуэн Моррис, Ноэл Галлахер
Лейблы	Creation Records / Big Brother Records (Великобритания) Epic (США)
Профессиональные рецензии
Allmusic [www.allmusic.com/album/r312445/review ссылка] Rolling Stone [www.rollingstone.com/music/albumreviews/be-here-now-19970904 ссылка] The Rolling Stone Album Guide [en.wikipedia.org/wiki/The_Rolling_Stone_Album_Guide ] Q Magazine [en.wikipedia.org/wiki/Q_(magazine)ссылка]
Хронология Oasis
(What's the Story) Morning Glory? (1995) Be Here Now (1997) Standing on the Shoulder of Giants (2000)
Синглы из Be Here Now
«D'You Know What I Mean?» Выпущен: 7 июля 1997 «Stand by Me» Выпущен: 22 сентября 1997 «All Around the World» Выпущен: 12 января 1998 «Don't Go Away» Выпущен: 13 мая 1998

К:Альбомы 1997 года

Be Here Now (рус. Будь здесь и сейчас) — третий студийный альбом британской рок-группы Oasis был выпущен в августе 1997 года. Это был очень ожидаемый всеми альбом, из-за чего в первый же день релиза было раскуплено 423 000 копий. «Be Here Now» стал самым быстрораспродаваемым альбомом за всю историю британской музыки и самым коммерчески успешным диском года, но увы, он не оправдал ожиданий большинства из-за чрезмерно длинных песен и чересчур пышных аранжировок. Однако альбом любим многими фанами Oasis.

Относительный провал диска с суммарным тиражом продаж более 9 млн экземпляров (предыдущий альбом «(What's the Story) Morning Glory?» был продан тиражом свыше 20 млн экземпляров), по мнению многих музыкальных критиков, стал закатом эры «Брит-поп» рока.

Сам Ноэл Галлахер позже оценил свой диск весьма однозначно: «Этот альбом — 5 ребят в студии, на кокаине, которым на всё наплевать. Все песни с неё — дерьмо, и тексты песен — отстой». В 2006 году Oasis выпустили сборник своих лучших песен Stop the Clocks, на котором не было ни одной песни с «Be Here Now».

Предыстория

Уже летом 1996 года Оasis были всеобще признаны, как сказал сам Ноэл Галлахер, «лучшей группой в мире». По словам гитариста, коллектив был «круче, если я смею это сказать, чем сам Господь!». Огромный коммерческий успех двух предыдущих альбомов группы привёл к чрезмерному освещению её деятельности в прессе, которое угрожало привести к обратной реакции фанатов. К тому времени группа приглашалась на приём премьер-министром Великобритании Тони Блэром, после чего провела свой отпуск с Джонни Деппом и Кейт Мосс на вилле Мика Джаггера на острове Мюстик. В последний день пребывания на острове Ноэл написал большинство песен третьего альбома группы . До этого, зимой 1995—96 годов, он переживал творческий кризис и в течение 6 месяцев после релиза (What's the Story) Morning Glory? написал, по собственному признанию, лишь один гитарный рифф. После двух недель полнейшего безделья он заставил себя окунуться в рутину сочинения песен, когда «ты входишь в эту комнату утром, выходишь на ланч, возвращаешься, выходишь на ужин, опять возвращаешься и потом ложишься спать». Ноэл также сказал об альбоме: «Большинство песен было написано даже до того, как мы подписали контракт, я просто уехал и написал песни в течение двух недель».

В августе 1996 года группа дважды выступила перед 250 000 зрителей в Небуорт-хаус, Хартфордшир. В общей сложности на покупку билетов подали заявки два с половиной миллиона фанатов. В итоге концерты оказались пиком популярности Oasis, и как музыкальная пресса, так и сама группа понимали, что ничего подобного совершить ей уже не удастся. Уже к тому моменту внутри Oasis нарастали нестабильность и внутренние конфликты. 23 августа 1996 года вокалист группы Лиам Галлахер отказался петь на MTV Unplugged в лондонском Royal Festival Hall, ссылаясь на боль в горле. Но, несмотря на это, он все-таки появился на концерте и весь вечер прерывал Ноэла выкриком, спокойно сидя в ложе верхнего балкона. Четыре дня спустя Лиам отказался участвовать в первой части тура группы по Соединенным Штатам, заявив, что ему нужно купить дом с его тогдашней подружкой Пэтси Кенсит. Несколько дней спустя он все же выступил с группой на важном концерте MTV Video Music Awards в Нью-Йорке, но при этом намеренно фальшивил, разливал по сцене пиво и плевался на протяжении всего выступления. На следующий день The Sun вышла с заголовком «Америка в шоке от непристойной ярости плюющегося Лиама». Несмотря на внутренние конфликты группы, тур продолжился вместе с Лиамом до концерта в Шарлотте, штат Новая Каролина, где Ноэл в конце концов потерял терпение и объявил о своем уходе из группы. Он позже признал: «Если вы хотите знать правду, я в любом случае не хотел оставаться. Я не был готов находиться в группе, в которой люди так относятся друг к другу». Хотя Ноэл вернулся в Oasis спустя пару недель, руководство и работники группы были встревожены. Так как уже были сделаны демозаписи большей части песен альбома, Галлахеры решили, что нужно записывать альбом как можно скорее. Менеджер группы Маркус Расселл в 2007 году вспоминал об этом: «Если оглянуться, то мы слишком рано начали записываться. Было бы умнее отдохнуть остаток года. Но тогда казалось, что правильно сделать именно так. Если у группы куча песен, которые кажутся ей стоящими, почему бы не сделать это?».

Запись и продюсирование

Сессии записи Be Here Now начались 7 октября 1996 года в лондонской студии Эбби-Роуд. Продюсер альбома Оуэн Моррис описывал первую неделю записи как «отвратительную» и предлагал Ноэлу прекратить запись, «но он лишь пожал плечами и сказал, что всё будет нормально. И мы продолжили». Лиам в то время находился под пристальным вниманием таблоидов, и 9 ноября, после кутежа на церемонии вручения Q Awards, его задержали и вынесли предупреждение за хранение кокаина. Возникла новая волна интереса к группе в СМИ, в связи с чем менеджеры Oasis приняли решение продолжить запись в студии, не столь доступной для папарацци.

Редактор отдела шоу-бизнеса газеты The Sun Доминик Моэн вспоминал этот период так: «У нас на жаловании было не очень много людей, контактировавших с Oasis. Не знаю, были ли среди них наркоторговцы, но несколько сомнительных персонажей были всегда». На официального фотографа группы Джилл Фурмановски охотились журналисты таблоидов, жившие в квартире над ней: «Они думали, что я прячу группу у себя в спальне». Музыканты отрезали себя от дальних знакомых. Как сообщал публицист лейбла Oasis Creation Records Джонни Хопкинс, «люди вытеснялись из круга общения Oasis. Люди, знавшие их до того, как они прославились, а не потому, что они прославились». Он сравнивал ситуацию со средневековыми королевскими дворами с королями, придворными и шутами. «Когда попадаешь в такую ситуацию,  — объяснял он, — чувство реальности теряется».

11 ноября 1996 года запись альбома переместилась в сельскую местность, в Ridge Farm Studios в графстве Суррей. Хотя группа собралась с большей энергией, первые стадии записи были подорваны приёмом наркотиков всеми вовлечёнными в её процесс. В 2007 году Моррис вспоминал: «На первой неделе кто-то пытался вмазать унцию травы, вместо чего вмазал унцию кокаина. Что, в общем-то, вкратце описывает происходившее». При записи Лиамом вокальных партий Ноэл не присутствовал ни разу, что было типичным примером, отображавшим напряжение на сессиях. Моррис считал новый материал слабым, но, поделившись этим мнением с Ноэлом, он получил грубый ответ и «продолжил запихивать в нос наркотики». Ноэл хотел, чтобы звучание альбома было густым и «колоссальным», насколько это было возможно, для чего на некоторые из песен он наложил несколько слоёв гитары. Во многих случаях он сводил воедино десять копий одной и той же гитарной партии, пытаясь сделать звук объёмным. Алан Макги, владелец Creation Records, посетил студию на стадии сведения альбома: «Я заходил в студию, и к тому моменту было употреблено уже столько кокаина… Оуэн был неуправляем, а он отвечал за всё. Музыка была просто „невыносимо громкой“».

Список композиций

Слова и музыка всех песен Ноэла Галлахера. 

№	Название	Длительность
1.	«D'You Know What I Mean?»	7:42
2.	«My Big Mouth»	5:02
3.	«Magic Pie»	7:19
4.	«Stand by Me»	5:56
5.	«I Hope, I Think, I Know»	4:22
6.	«The Girl in the Dirty Shirt»	5:49
7.	«Fade In-Out»	6:52
8.	«Don't Go Away»	4:48
9.	«Be Here Now»	5:13
10.	«It's Gettin' Better (Man!!)»	7:00
11.	«All Around the World (Reprise)»	2:08
71:38

Участники записи

Oasis

• Лиам Галлахер — вокал
• Ноэл Галлахер — лид-гитара, вокал
• Пол Артурс — ритм-гитара
• Пол МакГиган — бас-гитара
• Алан Уайт — ударные, перкуссия

Приглашённые музыканты

• Майк Роу — клавишные
• Джонни Депп — слайд-гитара («Fade In-Out»)
• Марк Койл — гитара («D’You Know What I Mean?»)
• Марк Фелтем — гармоника («All Around the World»)

Чарты

Недельные чарты

Чарт (1997)	Высшая позиция
Australian Albums Chart	1
Austrian Albums Chart	3
Belgian Albums Chart (Flanders)	1
Belgian Albums Chart (Wallonia)	2
Canadian Albums Chart	1
Danish Albums Chart	1
Dutch Albums Chart	1
European Albums Chart	1
Finnish Albums Chart	1
French Albums Chart	1
German Albums Chart	2
Hungarian Albums Chart	13
Irish Albums Chart	1
Italian Albums Chart	1
Japanese Albums Chart	3
Malaysian Albums Chart	2
New Zealand Albums Chart	1
Norwegian Albums Chart	1
Portuguese Albums Chart	3
Spanish Albums Chart	3
Swedish Albums Chart	1
Swiss Albums Chart	2
UK Albums Chart	1
US Billboard 200	2

Годовые чарты

Чарт (1997)	Позиция
Australian Albums Chart	57
Austrian Albums Chart	39
Belgian Albums Chart (Flanders)	61
Belgian Albums Chart (Wallonia)	33
Dutch Albums Chart	30
German Albums Chart	49
Italian Albums Chart	14
Swedish Albums Charts	12
Swiss Albums Chart	35
US Billboard 200	122

Примечания

Отрывок, характеризующий Be Here Now

– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.