Berliner Tageblatt
 Рекламный плакат газеты, 1899 | |
|
| |
| Основана | |
|---|---|
| Прекращение публикаций |
1939 |
| Тираж |
300 000 (1917) |
Berliner Tageblatt («Берлинер тагеблатт», Берлинский ежедневник) — ежедневная газета, выходившая с 1872 по 1939 в Берлине. Одна из двух наиболее важных немецких либеральных газет этого времени. Berliner Tageblatt отражала настроения либеральной торговой буржуазии; полуофициальный орган Немецкой демократической партии. Редактором в 1906—1933, сменив ушедшего по болезни Артура Левисона, был влиятельный публицист Теодор Вольф.
В связи с заинтересованностью германского торгового капитала в развитии германо-советских торговых сношений, отношение газеты к СССР было с точки зрения СССР довольно объективным. Имела своего постоянного корреспондента в Москве (Пауль Шеффер), которому было отказано в повторном посещении СССР.
Содержание
История
1 января 1872 года Рудольф Моссе начал выпуск рекламного листка под названием Berliner Tageblatt, развившегося в дальнейшем во влиятельную газету. В ходе Германской революции 5 января 1919 редакцию газеты на короткое время заняли солдаты Добровольческого корпуса. К 1920 году газета достигла ежедневного тиража около 245 000 экземпляров.
До прихода к власти нацистов 30 января 1933 года газета была особенно враждебна к их программам. 3 марта 1933 года, после пожара в Рейхстаге, издатель Ханс Лахман-Мосс уволил главного редактора газеты Теодора Вольфа как еврея и из-за его критики нацистского режима. Вольф был вынужден бежать из страны, сначала в австрийский Тироль на самолёте, а затем в Швейцарию. После поражения Франции в июне 1940 года Теодор Вольф безуспешно пытался выбраться из оккупированной страны в Америку. Итальянские оккупационные власти арестовали его в мае 1943 года и передали его гестапо. Он был отправлен в марсельскую тюрьму, а затем в концлагерь Заксенхаузен. С диагнозом воспаление легких его поместили в берлинскую больницу для евреев, где он умер через три дня. Теодор Вольф похоронен на еврейском кладбище в Вайсензее.
В 1927—1933 в газете также работал Генрих Якоб (Heinrich Eduard Jacob). Ему, как и Вольфу, пришлось бежать в Вену от преследований нацистской партии. В Вене он подвергся преследованиям австрийских нацистов, в результате чего Якоб был заключен в Дахау (1938). После освобождения получил американское гражданство, но долгое время жил и работал в Европе. Якоб умер в 1967 году. Похоронен вместе со своей женой на еврейском кладбище в Берлине.
После 1933 года нацистское правительство взяло газету под свой контроль (Gleichschaltung). Однако в сентябре 1933 года специальным разрешением министра пропаганды Геббельса газета была освобождена от обязанности перепечатывать нацистскую пропаганду, чтобы таким образом создать видимость свободы прессы в Германии. Для того, чтобы обеспечить уважение и доверие к газете со стороны иностранной прессы, на должность редактора с апреля 1934 года был назначен Пауль Шеффер. Он был первым иностранным журналистом, которому было отказано в повторном въезде в Советский Союз, так как в 1929 году он опубликовал отрицательные отчеты о пятилетке и предсказал наступление голода.
В течение двух лет Шеффер окружил себя независимо мыслящими выпускниками высших учебных заведений, такими как Маргарет Бовери. Она написала в 1960 году, что Шеффера «с самого начала ненавидели в министерстве пропаганды, и только благодаря его хорошим международным связям его не уволили в первые годы существования режима». В конце концов Шефферу пришлось уйти в отставку (31 декабря 1936).
Газета была окончательно закрыта нацистами 31 января 1939 года.
Имя газеты возродилось в качестве подзаголовка интернет-газеты «BERLINER TAGESZEITUNG» немецкого медиамагната Райко Опитца в 2007 году, одного из ведущих немецких СМИ[1].
Главные редакторы
 |
Этот раздел статьи ещё не написан. Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел.
Вы можете помочь проекту, написав этот раздел. |
Тираж газеты
| Год | Тираж | Тираж (воскресный выпуск) |
|---|---|---|
| 1917 | 245,000 | 245,000 |
| 03.1919 | 160,000-170,000 | 300,000 |
| 1920 | 245,000 | 300,000 |
| 1923 | ~250,000 | |
| 04.1928 | 150,000 | 150,000 |
| 1929 | 137,000 (Берлин: 83,000) | 250,000 |
| 1930-1931 | 121,000 (Берлин: 77,000) | 208,000 (Берлин: 113,000) |
| 04.1931 | 140,000 | 140,000 |
| 1933 | 130,000-240,000 | 130,000-240,000 |
Известные сотрудники
Напишите отзыв о статье "Berliner Tageblatt"
Примечания
- ↑ [register.dpma.de/DPMAregister/marke/register/307502805/DE register.dpma.de]. Проверено 8 августа 2010. [www.webcitation.org/69m95n1vA Архивировано из первоисточника 9 августа 2012].
Ссылки
|
Это заготовка статьи о газете. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 12 мая 2011 года. |
Отрывок, характеризующий Berliner Tageblatt
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
